|
«Действие человека мгновенно и одно; действие книги множественно и повсеместно»
… Мы же книги глотали, пьянея от стpок.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
и сосало под ложечкой сладко от фpаз,
и кpужил наши головы запах боpьбы,
со стpаниц пожелтевших слетая на нас.
В. Высоцкий
Когда возникла задача определиться, стоит ли писать о книгах, которые тебе не нравятся, в первую очередь имеет смысл выяснить, а были они, такие книги, в твоей жизни? Лично мне повезло: мои родители, учителя, друзья сумели привить мне вкус к хорошим книгам. И почти вся моя литература, которую я с раннего детства пила как жаждущий в пустыне, дарила мне наслаждение купаться в словах.
***
О вкусах не спорят: есть тысяча мнений –
я этот закон на себе испытал,-
ведь даже Эйнштейн, физический гений,
весьма относительно все понимал.
В. Высоцкий.
И все же присутствовали в моей жизни книги категории непонятых и непознанных. Одни, едва пролистав, я откладывала в самые дальние закоулки книжных шкафов, так и не вернувшись к ним до сих пор, забыв и названия, и авторов. Может быть, они действительно не сумели всколыхнуть в моей душе интереса, а, может, я ещё не доросла до них. Другие сумели задеть и напомнили о себе спустя время. Причиной тому мог стать разговор с друзьями, урок литературы или кем-то случайно оброненная фраза. Так или иначе, я вернулась к таким великолепным произведениям как «Роковые яйца» Михаила Булгакова, «Анна Каренина» Льва Толстого, «Никогде» Нила Геймана. И только по возвращении сумела понять, что гений Булгакова и раньше восхищал, но сложность авторского замысла оказалась для меня преждевременной. Моё неприятие жизненной позиции Анны Карениной, оставившей ребенка ради любви, было воспринято мной как неприятие самого произведения. Лишь спустя время, оставшись в прежнем отношении к главной героине, я сумела оценить несомненное мастерство автора. Сложность и переплетение миров Нила Геймана в его «Никогде» до сих пор вызывает во мне двойственное чувство отторжения и любопытства. И я вновь и вновь пытаюсь прийти к единому мнению сама с собой. При этом я уверена, что все книги – и те, которые лежат в закоулках книжных полок, и те, что пока затерялись в закоулках души, имеют право на существование. Считаю, что писать о них не только можно, но и нужно. Но…, лишь тогда, когда ты сумел их понять. До тех же пор все, что будет написано тобой, будет продиктовано гордыней. Той гордыней, которой нередко страдают многие из нас, считая свое мнение единственно верным. Той гордыней, которая вместо свободы выбора
порождает тиранию.
***
Разглядеть, что истинно, что ложно
может только беспристрастный суд:
осторожно с книгой, осторожно –
не разбейте глиняный сосуд!
(Перефразируя Высоцкого)
Примеров такой тирании в литературе немало. Наверное, все помнят известное произведение Рэя Бредбери «451 градус по Фаренгейту»: не особо далёкое будущее, книги запрещены законодательно, общество (за исключением небольшого количества людей) не придает этому большого значения, потому что в ускорившемся ритме жизни не видит смысла в литературе. Не желает увидеть! Многие называют «451 градус по Фаренгейту» фантастикой, антиутопией. Но нет такой книги, за которой не стояла бы реальная жизнь. Один из самых ярких примеров литературной тирании в жизни – массовое сожжение книг в нацистской Германии, ставшее продолжением политики гонения на пацифистов, евреев и других «врагов германского духа». Но не все из палачей преследовали цель идеологическую. Для многих это стало показательной акцией, возможностью для мародёрства, возвеличиванием собственной гордыни. И это был первый тревожный звонок о разложении общества, правящие круги которого не ценят литературы и считают себя вправе осуждать то, что не соответствует их взглядам, их позиции, их пониманию. Это был даже не звонок, а колокольный звон, возвещавший приход к власти одержимого гордыней и заменившего свободу (в данном случае свободу выбора) тиранией.
И я еще раз отвечаю на вопрос: нужно ли писать о книгах, которые тебе не нравятся: « Да, да, да! И даже чаще, чем о любимых книгах». Книга становится любимой, когда становится понятой, когда ее стремятся понять, перечитывая раз за разом и находя всё новые и новые детали. Так, в который раз читая «Преступление и наказание», задумываешься о том, почему Раскольников берет в руки именно топор. А не понравившуюся книгу отталкиваешь от себя, закрываешь на полуфразе, сразу забыв сюжет. Книга лежит на верхней полке и ждет дальнейшей своей участи, храня в себе секреты и замыслы, которые ты не смог, не захотел разглядеть. Или ты прочитал эту книгу, но, поскольку не понравилось, тут же выбросил ее из памяти, не анализируя, не объясняя, не рассуждая. С тем же успехом (вместе с нацистами) можно было швырнуть ее в огонь 10 мая 1933. А может попробовать спасти ее и, в первую очередь, себя. Написать о той книге хотя бы пару фраз, объяснить хотя бы самому себе причины собственного неприятия, поискать хотя бы одну хорошую черту. И ты станешь другим вместе с той книгой. Не обязательно полюбишь, не обязательно поймешь до конца, но не бездумно казнишь. Ты будешь размышлять, станешь шире, терпимее к миру, ведь нашел же силы в себе не бросать в огонь то, что не понял, и то, что не понравилось.
А написав, выразив все свои чувства и отношение, ты позволишь другим либо разделить твою точку зрения, либо поспорить с тобой. Ведь спор – это тоже дорога к поиску истины. Нужно учитывать мнение каждого: и того, кто согласен с тобой, и того, кто читает или пишет другую литературу. Не секрет, что и книги, кажущиеся пустыми, нужны кому-то: они дают какие-то крупицы знаний, знакомят с новыми городами, странами и людьми, да хотя бы с незнакомыми словами. Просто нужно дать оппонентам и книгам проявить себя, прислушаться к ним. Наверное, не зря одна из главных книг всех времён начинается с фразы: «В начале было Слово». И если ты сумеешь оценить каждое слово в литературе, способен победить свою гордыню, поняв и приняв известную пушкинскую цитату: «Действие человека мгновенно и одно; действие книги множественно и повсеместно», ты сумеешь достойно и справедливо отнестись к любой книге, - особенно к той, которая тебе не понравилась.
P.S. Безусловно, здесь можно было бы порассуждать и о нуль-литературе, однако для этого нужно быть как минимум хотя бы одним из братьев Стругацких.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
и сосало под ложечкой сладко от фpаз,
и кpужил наши головы запах боpьбы,
со стpаниц пожелтевших слетая на нас.
В. Высоцкий
Когда возникла задача определиться, стоит ли писать о книгах, которые тебе не нравятся, в первую очередь имеет смысл выяснить, а были они, такие книги, в твоей жизни? Лично мне повезло: мои родители, учителя, друзья сумели привить мне вкус к хорошим книгам. И почти вся моя литература, которую я с раннего детства пила как жаждущий в пустыне, дарила мне наслаждение купаться в словах.
***
О вкусах не спорят: есть тысяча мнений –
я этот закон на себе испытал,-
ведь даже Эйнштейн, физический гений,
весьма относительно все понимал.
В. Высоцкий.
И все же присутствовали в моей жизни книги категории непонятых и непознанных. Одни, едва пролистав, я откладывала в самые дальние закоулки книжных шкафов, так и не вернувшись к ним до сих пор, забыв и названия, и авторов. Может быть, они действительно не сумели всколыхнуть в моей душе интереса, а, может, я ещё не доросла до них. Другие сумели задеть и напомнили о себе спустя время. Причиной тому мог стать разговор с друзьями, урок литературы или кем-то случайно оброненная фраза. Так или иначе, я вернулась к таким великолепным произведениям как «Роковые яйца» Михаила Булгакова, «Анна Каренина» Льва Толстого, «Никогде» Нила Геймана. И только по возвращении сумела понять, что гений Булгакова и раньше восхищал, но сложность авторского замысла оказалась для меня преждевременной. Моё неприятие жизненной позиции Анны Карениной, оставившей ребенка ради любви, было воспринято мной как неприятие самого произведения. Лишь спустя время, оставшись в прежнем отношении к главной героине, я сумела оценить несомненное мастерство автора. Сложность и переплетение миров Нила Геймана в его «Никогде» до сих пор вызывает во мне двойственное чувство отторжения и любопытства. И я вновь и вновь пытаюсь прийти к единому мнению сама с собой. При этом я уверена, что все книги – и те, которые лежат в закоулках книжных полок, и те, что пока затерялись в закоулках души, имеют право на существование. Считаю, что писать о них не только можно, но и нужно. Но…, лишь тогда, когда ты сумел их понять. До тех же пор все, что будет написано тобой, будет продиктовано гордыней. Той гордыней, которой нередко страдают многие из нас, считая свое мнение единственно верным. Той гордыней, которая вместо свободы выбора
порождает тиранию.
***
Разглядеть, что истинно, что ложно
может только беспристрастный суд:
осторожно с книгой, осторожно –
не разбейте глиняный сосуд!
(Перефразируя Высоцкого)
Примеров такой тирании в литературе немало. Наверное, все помнят известное произведение Рэя Бредбери «451 градус по Фаренгейту»: не особо далёкое будущее, книги запрещены законодательно, общество (за исключением небольшого количества людей) не придает этому большого значения, потому что в ускорившемся ритме жизни не видит смысла в литературе. Не желает увидеть! Многие называют «451 градус по Фаренгейту» фантастикой, антиутопией. Но нет такой книги, за которой не стояла бы реальная жизнь. Один из самых ярких примеров литературной тирании в жизни – массовое сожжение книг в нацистской Германии, ставшее продолжением политики гонения на пацифистов, евреев и других «врагов германского духа». Но не все из палачей преследовали цель идеологическую. Для многих это стало показательной акцией, возможностью для мародёрства, возвеличиванием собственной гордыни. И это был первый тревожный звонок о разложении общества, правящие круги которого не ценят литературы и считают себя вправе осуждать то, что не соответствует их взглядам, их позиции, их пониманию. Это был даже не звонок, а колокольный звон, возвещавший приход к власти одержимого гордыней и заменившего свободу (в данном случае свободу выбора) тиранией.
И я еще раз отвечаю на вопрос: нужно ли писать о книгах, которые тебе не нравятся: « Да, да, да! И даже чаще, чем о любимых книгах». Книга становится любимой, когда становится понятой, когда ее стремятся понять, перечитывая раз за разом и находя всё новые и новые детали. Так, в который раз читая «Преступление и наказание», задумываешься о том, почему Раскольников берет в руки именно топор. А не понравившуюся книгу отталкиваешь от себя, закрываешь на полуфразе, сразу забыв сюжет. Книга лежит на верхней полке и ждет дальнейшей своей участи, храня в себе секреты и замыслы, которые ты не смог, не захотел разглядеть. Или ты прочитал эту книгу, но, поскольку не понравилось, тут же выбросил ее из памяти, не анализируя, не объясняя, не рассуждая. С тем же успехом (вместе с нацистами) можно было швырнуть ее в огонь 10 мая 1933. А может попробовать спасти ее и, в первую очередь, себя. Написать о той книге хотя бы пару фраз, объяснить хотя бы самому себе причины собственного неприятия, поискать хотя бы одну хорошую черту. И ты станешь другим вместе с той книгой. Не обязательно полюбишь, не обязательно поймешь до конца, но не бездумно казнишь. Ты будешь размышлять, станешь шире, терпимее к миру, ведь нашел же силы в себе не бросать в огонь то, что не понял, и то, что не понравилось.
А написав, выразив все свои чувства и отношение, ты позволишь другим либо разделить твою точку зрения, либо поспорить с тобой. Ведь спор – это тоже дорога к поиску истины. Нужно учитывать мнение каждого: и того, кто согласен с тобой, и того, кто читает или пишет другую литературу. Не секрет, что и книги, кажущиеся пустыми, нужны кому-то: они дают какие-то крупицы знаний, знакомят с новыми городами, странами и людьми, да хотя бы с незнакомыми словами. Просто нужно дать оппонентам и книгам проявить себя, прислушаться к ним. Наверное, не зря одна из главных книг всех времён начинается с фразы: «В начале было Слово». И если ты сумеешь оценить каждое слово в литературе, способен победить свою гордыню, поняв и приняв известную пушкинскую цитату: «Действие человека мгновенно и одно; действие книги множественно и повсеместно», ты сумеешь достойно и справедливо отнестись к любой книге, - особенно к той, которая тебе не понравилась.
P.S. Безусловно, здесь можно было бы порассуждать и о нуль-литературе, однако для этого нужно быть как минимум хотя бы одним из братьев Стругацких.
