Перевернуть песочные часы
«– Что вы посоветуете начинающим писателям?
– Ведите дневник! Достаточно вписывать в него одно предложение в день. Пусть это будет какое-то ваше наблюдение — что-то смешное, или, наоборот, грустное, или чье-то понравившееся высказывание, или интересный эпизод. К концу года у вас накопится больше трехсот шестидесяти отличных предложений. Как пакетик с семенами: одно предложение — одно семечко. Некоторые из них не прорастут. Некоторые поцветут день и завянут. Но, может быть, какое-то одно из них принесет много, много плодов».
Френк Коттрелл Бойс – «Просто космос»
***
Искусство очень эфемерно: сколько автор трудится над сочинением, сколько актеры работают над спектаклем, и как быстро проглатывается книга или проходит представление. Словно песочные часы: нужно уместить туда столько песчинок – учесть миллионы деталей, чтоб они слаженно пересыпались из одного сосуда в другой, отмеряя минуту. Будто цветы пустынь: дождь должен лить неделями, ради мимолетного зрелища. Редко зацветают эфемеры, но это безумно красиво!
«Я никогда не смогу написать целую книгу, ведь на это уходят года или даже десятилетия. Слишком уж много.» – так мне думалось в детстве. Но теперь я понимаю… Книги пишутся гораздо дольше – всю жизнь. По семечку, по семечку набирается опыт: случаи, впечатления, идеи, которые затем распределяются по полочкам сознания. В решающий момент эти воспоминания проклевываются словно из ниоткуда, дополняя друг друга самым неожиданным образом и превращаясь в единое целое.
Например, Агата Кристи не стала бы одним из самых тиражируемых авторов, не будь у нее старшей сестры-литератора Мэдж. Именно она воспитала в писательнице конкурентный дух и привила ей любовь к детективам. Заявив о своем намерении творить в этом жанре, Агата получила сильно изменивший ее жизнь ответ:
«—Держу пари, что ты не сможешь, — сказала Мэдж.»
«С этого момента я воспламенилась решимостью написать детектив: семя было брошено. В тайниках подсознания, где книги, которые я собираюсь написать, поселяются задолго до того, как зерно прорастает, прочно укоренилась идея: в один прекрасный день я напишу детективный роман» – рассказывает Агата Кристи в автобиографии.
Ее первым произведением стало "Загадочное происшествие в Стайлзе", и каждый читатель признает, что пари было выиграно с блеском. За свою жизнь писательница вырастила множество семян: она исколесила бессчетное количество дорог, в том числе и на Восточном экспрессе. Кристи успела поработать акушеркой на фронте и фармацевтом, что обогатило ее романы, сделав их более правдоподобными. Существуют просто кондуктора поездов, есть и просто врачи, но невозможно «просто» быть настоящим писателем, ведь ценна ли твоя история если за ней не стоит ни одного испытания?
Книга – это песочные часы. Стеклянные колбы – рамка, сюжет, который автор наполняет песком – своими семенами. В них и состоит вся суть, во имя передачи опыта создается окружающая среда и образы в книге, именно за этим приходит читатель. Ведь и в жизни так: у нас есть материальное чтобы извлекать из него духовное. Жизнь без мыслей, затей, стремлений ограничена – всего лишь пустышка.
Истории великих людей полны смысла, а от этого необъятны. У них обширные биографии, и мне становится не по себе при мысли о писателе-биографе, жертвующем карьерой ради описания чужих многочисленных заслуг. Трудное испытание – подолгу собирать разрозненные куски насыщенной жизни в толстенные книги, как про Стива Джобса или Ван Гога, но при этом не получать подобного всемирного признания. Нелегко писать чужие истории, но при этом не забывать и про свою. Художественная литература дарит автору свободу, которую не терпит биография: ты, единый творец, можешь придумывать что угодно и как угодно. Биограф должен идти на компромисс с поступками, мыслями и чувствами другого человека. Нельзя путать эти два жанра, иначе…
Писатель Артур Голден, работая над созданием романа «Мемуары гейши» чуть не угодил в тюрьму. Для написания этой книги о девушке, посвятившей себя древнему японскому искусству, он взял интервью у самой прославленной гейши Японии – Минеко Ивасаки. Она во всех подробностях описала свою тяжкую судьбу и работу, но попросила не разглашать личной информации. Голден, мало того, что нарушил слово, да еще и приукрасил японские традиции, перепутал и извратил факты. Отсылка не только к личной истории, а еще и к мировой возлагает на автора вдвойне тяжелый груз ответственности. Писатель с ним не справился, поэтому Минеко подала на него в суд, грозясь даже совершить самоубийство. Быть субъектом книги и доверить свою историю в посторонние руки – наисложнейшее испытание. Поэтому гейша решила сама поведать миру правду.
Что делать, если хочется что-то рассказать, но не знаешь как? Если собрал семена, но не умеешь их выращивать? Все чаще попадаются на глаза автобиографии известных личностей – от актеров до альпинистов – в соавторстве с профессиональными писателями. Такой помощью и воспользовалась Минеко Ивасаки, чтобы издать свою первую книгу – «Настоящие мемуары гейши».
Но порой действительно стоящая история пропадает, так как истину раскрывать нельзя. Отец Стеллы, главной героини повести «Сахарный ребенок», считался в Советском Союзе врагом народа, и она была обречена «никогда, никому не говорить, что думаешь, не рассказывать о себе правду». Девочку и ее мать репрессировали, а когда все в этой правде нуждались, она уже стала глубокой старушкой. Её достойная быть услышанной история вылетела из-под пера далеко не писателей. Вспоминать зарубцевавшиеся раны Стелле было нелегко, но она принялась самостоятельно записывать воспоминания. К сожалению, мечта о художественной книге при жизни героини так и не воплотилась – Стелла скончалась. Её подруга, Ольга Громова, обещавшая закончить начатое, столкнулась с нелегкой задачей оживить отрывки биографии описаниями, диалогами и додуманными эпизодами. Как считаете, со всем бы согласилась Стелла?
«Жизнь часто оказывается сложнее и разнообразнее того, что может придумать даже самый настоящий писатель» – прочитала я в «Сахарном ребенке» несколько лет назад. Тогда меня осенило насколько уникальна каждая человеческая история и накопленные на ее протяжении семена опыта. Я огляделась вокруг – да у меня же дома две ходячие библиотеки – мои бабушки! Их жизнь многим напоминает Стеллину: семья одной была репрессирована в Узбекистан, родственники другой чудом спаслись от депортации в Сибирь. Мне захотелось увековечить истории бабушек на бумаге, представив себе, как протекало их детство. Исследование поистине оказалось испытанием, ведь я выспрашивала у них все: от запахов и вкусов, до пейзажей вокруг. Одна бабушка росла в Азии, другая в Европе, но их жизни, отмеченные штампом СССР были во многом похожи. Обе говорят по русски, но каждая из них владеет и своим языком: первая – корейским, вторая – румынским.
Кстати, то время было испытанием и для многих языков. В Молдове, стране, где я живу, сначала говорили на национальном языке, использовавшем латинский алфавит. Но после вхождения в СССР ввели русский, а румынские книги начали печатать на кириллице. Русский и румынский настолько разные, что многие слова просто не подвергаются транслитерации. Для румыно-говорящего подобные книги выглядят как нелепый перевод, русскоговорящий сломает глаза и язык, а для меня все происходит одновременно! Моя семья разговаривает на двух языках, и теперь (страшно звучит) страницами таких книжек мы растапливаем печку на даче. Нужны они только историческим музеям, ведь румынский перешел обратно на латиницу.
В некоторых случаях книги становятся испытанием и для целого государства. А такое вообще возможно? Однажды шведская писательница Астрид Линдгрен сочинила славную сказку «Помперипосса из Монисмании». Она завуалированно повествовала о недочетах налоговой системы Швеции, которые обделяли многих граждан. Сказка возбудила скандал, заставив политиков обратить внимание на проблемы, а закончилось все смещением правительства, верховодившего аж 40 лет.
Помперипосса изменила историю, также как Квазимодо и Эсмеральда из «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Главный герой романа – сам собор, во время написания истории находился в серьезной опасности, рушась от баталий Великой французской революции. Здание планировали снести, но полюбившаяся книга Гюго уверила всех в его важности и запустила движение по сохранению готических памятников по всей Европе.
Никогда "Собор Парижской Богоматери" не отважатся скормить печному огню. Недавно пожар произошел в Нотр-Даме вживую, и роман снова стал бестселлером. Он всегда будет актуален, невзирая на время, как сочинения Шекспира, Толстого, Хемингуэя… Такие книги будто соревнуются, кто дольше проживет, испытывая историю. Да, читатели справляются с ними быстро, но каждый из них переворачивает песочные часы, передавая истории из поколения в поколение. Может быть стекло немного обветшало и потрескалось, но вложенные семена до сих пор покрывают пустыню цветами, прорываясь сквозь любые ограничения.
Хоть произведения искусства и эфемерны, а запоминаются надолго. Человеческая жизнь красива и быстротечна подобно жизни цветка, но семена, попадающие в землю после того, как разобьется стекло песочных часов, могут давать плоды бесконечно. И правда, всё эссе я рассказывала про ограничения, а что, если их нет? Что, если вся жизнь впереди, и ты можешь сам решить, куда вложить свои идеи, мысли и мечты? Как говорила Астрид Линдгрен: «каждый человек способен написать хотя бы одну книгу, о себе самом», так почему бы не стать писателем собственной истории? Мы ведь читаем чужие книги, чтобы писать свои, изобретать свой сюжет. Кто-то скажет, что не все в жизни так легко, и книга – сущее испытание. Но я верю, что наша жизнь – произведение искусства, в своем роде книга, а испытание на самом деле – то, как мы к ней относимся и что из неё извлекаем.
Все когда-то садят свое первое семя. Истории начинания есть даже у состоявшихся авторов – Агаты Кристи, Минеко Ивасаки, Ольги Громовой, про которых я писала. Рано или поздно авторы уходят, но их семена продолжают расти. И я знаю – они принесут еще много, много плодов.
– Ведите дневник! Достаточно вписывать в него одно предложение в день. Пусть это будет какое-то ваше наблюдение — что-то смешное, или, наоборот, грустное, или чье-то понравившееся высказывание, или интересный эпизод. К концу года у вас накопится больше трехсот шестидесяти отличных предложений. Как пакетик с семенами: одно предложение — одно семечко. Некоторые из них не прорастут. Некоторые поцветут день и завянут. Но, может быть, какое-то одно из них принесет много, много плодов».
Френк Коттрелл Бойс – «Просто космос»
***
Искусство очень эфемерно: сколько автор трудится над сочинением, сколько актеры работают над спектаклем, и как быстро проглатывается книга или проходит представление. Словно песочные часы: нужно уместить туда столько песчинок – учесть миллионы деталей, чтоб они слаженно пересыпались из одного сосуда в другой, отмеряя минуту. Будто цветы пустынь: дождь должен лить неделями, ради мимолетного зрелища. Редко зацветают эфемеры, но это безумно красиво!
«Я никогда не смогу написать целую книгу, ведь на это уходят года или даже десятилетия. Слишком уж много.» – так мне думалось в детстве. Но теперь я понимаю… Книги пишутся гораздо дольше – всю жизнь. По семечку, по семечку набирается опыт: случаи, впечатления, идеи, которые затем распределяются по полочкам сознания. В решающий момент эти воспоминания проклевываются словно из ниоткуда, дополняя друг друга самым неожиданным образом и превращаясь в единое целое.
Например, Агата Кристи не стала бы одним из самых тиражируемых авторов, не будь у нее старшей сестры-литератора Мэдж. Именно она воспитала в писательнице конкурентный дух и привила ей любовь к детективам. Заявив о своем намерении творить в этом жанре, Агата получила сильно изменивший ее жизнь ответ:
«—Держу пари, что ты не сможешь, — сказала Мэдж.»
«С этого момента я воспламенилась решимостью написать детектив: семя было брошено. В тайниках подсознания, где книги, которые я собираюсь написать, поселяются задолго до того, как зерно прорастает, прочно укоренилась идея: в один прекрасный день я напишу детективный роман» – рассказывает Агата Кристи в автобиографии.
Ее первым произведением стало "Загадочное происшествие в Стайлзе", и каждый читатель признает, что пари было выиграно с блеском. За свою жизнь писательница вырастила множество семян: она исколесила бессчетное количество дорог, в том числе и на Восточном экспрессе. Кристи успела поработать акушеркой на фронте и фармацевтом, что обогатило ее романы, сделав их более правдоподобными. Существуют просто кондуктора поездов, есть и просто врачи, но невозможно «просто» быть настоящим писателем, ведь ценна ли твоя история если за ней не стоит ни одного испытания?
Книга – это песочные часы. Стеклянные колбы – рамка, сюжет, который автор наполняет песком – своими семенами. В них и состоит вся суть, во имя передачи опыта создается окружающая среда и образы в книге, именно за этим приходит читатель. Ведь и в жизни так: у нас есть материальное чтобы извлекать из него духовное. Жизнь без мыслей, затей, стремлений ограничена – всего лишь пустышка.
Истории великих людей полны смысла, а от этого необъятны. У них обширные биографии, и мне становится не по себе при мысли о писателе-биографе, жертвующем карьерой ради описания чужих многочисленных заслуг. Трудное испытание – подолгу собирать разрозненные куски насыщенной жизни в толстенные книги, как про Стива Джобса или Ван Гога, но при этом не получать подобного всемирного признания. Нелегко писать чужие истории, но при этом не забывать и про свою. Художественная литература дарит автору свободу, которую не терпит биография: ты, единый творец, можешь придумывать что угодно и как угодно. Биограф должен идти на компромисс с поступками, мыслями и чувствами другого человека. Нельзя путать эти два жанра, иначе…
Писатель Артур Голден, работая над созданием романа «Мемуары гейши» чуть не угодил в тюрьму. Для написания этой книги о девушке, посвятившей себя древнему японскому искусству, он взял интервью у самой прославленной гейши Японии – Минеко Ивасаки. Она во всех подробностях описала свою тяжкую судьбу и работу, но попросила не разглашать личной информации. Голден, мало того, что нарушил слово, да еще и приукрасил японские традиции, перепутал и извратил факты. Отсылка не только к личной истории, а еще и к мировой возлагает на автора вдвойне тяжелый груз ответственности. Писатель с ним не справился, поэтому Минеко подала на него в суд, грозясь даже совершить самоубийство. Быть субъектом книги и доверить свою историю в посторонние руки – наисложнейшее испытание. Поэтому гейша решила сама поведать миру правду.
Что делать, если хочется что-то рассказать, но не знаешь как? Если собрал семена, но не умеешь их выращивать? Все чаще попадаются на глаза автобиографии известных личностей – от актеров до альпинистов – в соавторстве с профессиональными писателями. Такой помощью и воспользовалась Минеко Ивасаки, чтобы издать свою первую книгу – «Настоящие мемуары гейши».
Но порой действительно стоящая история пропадает, так как истину раскрывать нельзя. Отец Стеллы, главной героини повести «Сахарный ребенок», считался в Советском Союзе врагом народа, и она была обречена «никогда, никому не говорить, что думаешь, не рассказывать о себе правду». Девочку и ее мать репрессировали, а когда все в этой правде нуждались, она уже стала глубокой старушкой. Её достойная быть услышанной история вылетела из-под пера далеко не писателей. Вспоминать зарубцевавшиеся раны Стелле было нелегко, но она принялась самостоятельно записывать воспоминания. К сожалению, мечта о художественной книге при жизни героини так и не воплотилась – Стелла скончалась. Её подруга, Ольга Громова, обещавшая закончить начатое, столкнулась с нелегкой задачей оживить отрывки биографии описаниями, диалогами и додуманными эпизодами. Как считаете, со всем бы согласилась Стелла?
«Жизнь часто оказывается сложнее и разнообразнее того, что может придумать даже самый настоящий писатель» – прочитала я в «Сахарном ребенке» несколько лет назад. Тогда меня осенило насколько уникальна каждая человеческая история и накопленные на ее протяжении семена опыта. Я огляделась вокруг – да у меня же дома две ходячие библиотеки – мои бабушки! Их жизнь многим напоминает Стеллину: семья одной была репрессирована в Узбекистан, родственники другой чудом спаслись от депортации в Сибирь. Мне захотелось увековечить истории бабушек на бумаге, представив себе, как протекало их детство. Исследование поистине оказалось испытанием, ведь я выспрашивала у них все: от запахов и вкусов, до пейзажей вокруг. Одна бабушка росла в Азии, другая в Европе, но их жизни, отмеченные штампом СССР были во многом похожи. Обе говорят по русски, но каждая из них владеет и своим языком: первая – корейским, вторая – румынским.
Кстати, то время было испытанием и для многих языков. В Молдове, стране, где я живу, сначала говорили на национальном языке, использовавшем латинский алфавит. Но после вхождения в СССР ввели русский, а румынские книги начали печатать на кириллице. Русский и румынский настолько разные, что многие слова просто не подвергаются транслитерации. Для румыно-говорящего подобные книги выглядят как нелепый перевод, русскоговорящий сломает глаза и язык, а для меня все происходит одновременно! Моя семья разговаривает на двух языках, и теперь (страшно звучит) страницами таких книжек мы растапливаем печку на даче. Нужны они только историческим музеям, ведь румынский перешел обратно на латиницу.
В некоторых случаях книги становятся испытанием и для целого государства. А такое вообще возможно? Однажды шведская писательница Астрид Линдгрен сочинила славную сказку «Помперипосса из Монисмании». Она завуалированно повествовала о недочетах налоговой системы Швеции, которые обделяли многих граждан. Сказка возбудила скандал, заставив политиков обратить внимание на проблемы, а закончилось все смещением правительства, верховодившего аж 40 лет.
Помперипосса изменила историю, также как Квазимодо и Эсмеральда из «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Главный герой романа – сам собор, во время написания истории находился в серьезной опасности, рушась от баталий Великой французской революции. Здание планировали снести, но полюбившаяся книга Гюго уверила всех в его важности и запустила движение по сохранению готических памятников по всей Европе.
Никогда "Собор Парижской Богоматери" не отважатся скормить печному огню. Недавно пожар произошел в Нотр-Даме вживую, и роман снова стал бестселлером. Он всегда будет актуален, невзирая на время, как сочинения Шекспира, Толстого, Хемингуэя… Такие книги будто соревнуются, кто дольше проживет, испытывая историю. Да, читатели справляются с ними быстро, но каждый из них переворачивает песочные часы, передавая истории из поколения в поколение. Может быть стекло немного обветшало и потрескалось, но вложенные семена до сих пор покрывают пустыню цветами, прорываясь сквозь любые ограничения.
Хоть произведения искусства и эфемерны, а запоминаются надолго. Человеческая жизнь красива и быстротечна подобно жизни цветка, но семена, попадающие в землю после того, как разобьется стекло песочных часов, могут давать плоды бесконечно. И правда, всё эссе я рассказывала про ограничения, а что, если их нет? Что, если вся жизнь впереди, и ты можешь сам решить, куда вложить свои идеи, мысли и мечты? Как говорила Астрид Линдгрен: «каждый человек способен написать хотя бы одну книгу, о себе самом», так почему бы не стать писателем собственной истории? Мы ведь читаем чужие книги, чтобы писать свои, изобретать свой сюжет. Кто-то скажет, что не все в жизни так легко, и книга – сущее испытание. Но я верю, что наша жизнь – произведение искусства, в своем роде книга, а испытание на самом деле – то, как мы к ней относимся и что из неё извлекаем.
Все когда-то садят свое первое семя. Истории начинания есть даже у состоявшихся авторов – Агаты Кристи, Минеко Ивасаки, Ольги Громовой, про которых я писала. Рано или поздно авторы уходят, но их семена продолжают расти. И я знаю – они принесут еще много, много плодов.