– Дина, расскажите о своем детстве. Какие книги вы читали и как их выбирали?

– Читать я начала очень рано. У меня была старшая сестра, которая просто не знала, что двухлетнего ребенка научить читать нельзя. И она с двух лет стала учить меня, к трем –успешно научила, а в четыре года я уже была записана в библиотеку со своим собственным формуляром. До этого я приходила с сестрой, и она брала мне книги на свой читательский билет. Но однажды библиотекарь сказала: все равно девочка читает, так что давайте сделаем ей отдельный читательский билет, и это будет самый молодой читатель нашей библиотеки. Я была ужасно горда. К семи годам я была записана в три ближайшие городские библиотеки: детскую, школьную и мамину заводскую. И каждую неделю я таскала оттуда огромную авоську книг. Мне разрешали брать на свой абонемент штук семь-восемь, и я читала запоем. Я очень гордилась тем, что моя первая школьная учительница разрешила мне раз в два дня, когда все повторяют новую букву, приносить новую книгу. Вот тогда я прочитала «Неточку Незванову» Достоевского, «Робинзона Крузо» и еще целую кучу толстых книг из собраний сочинений, которые стояли у родителей на полке. Мои родители относятся к технической интеллигенции. Но мама – страстная пушкинистка, а папа очень любил читать исторический нон-фикшн. Так что книги в доме всегда были.

Помню, что в первом-втором классе я гордилась тем, что у меня были какие-то запредельные цифры по скорости чтения, – хотя, наверно, это совершенно не говорило об осмысленности этого чтения. В общем, все свободное время (поскольку интернета тогда еще не было, а мультики по телевизору показывали два раза в день) я читала, читала и читала. Все, что попадалось под руку, совершенно без разбора. Часто читала какой-то совершенно немыслимый советский мусор. Помню, классе в четвертом я много раз перечитывала трешовую по тем временам книгу «Совершеннолетние дети», о борьбе буковинских коммунистов. Много хороших книг досталось мне, как ни странно, из макулатуры. Так, в седьмом классе мне в руки попала книга без обложки, и я тогда была уверена, что никто ее никогда не читал. А недавно обнаружила целое сообщество в ЖЖ, посвященное ей. Эта моя любимая до сих пор детская книга – «Дорога уходит в даль» Александры Яковлевны Бруштейн.

Так что я – такая обычная читающая девочка из средней инженерной, негуманитарной семьи. Уже потом, в десятом классе, я вдруг поняла, что ничего другого делать не умею – только книжки читать. И подумала, что скорее всего имеет смысл поступать на филологический факультет.

– Получается, что вы сами в детстве читали литературу, рекомендованную для совершенно разных возрастов?

– Да. И меня страшно возмущало, что в пионерских лагерях, например, нам запрещали подходить к библиотечным полкам с книгами, предназначенными для других классов. Я была в четвертом классе, и там была полка «Книги для четвертого класса», а книги для седьмого класса мне брать запрещали. Это было непереносимо.

– И как вы сейчас относитесь к возрастной маркировке книг?

– В этом смысле я согласна с нашим патриархом детской литературы Григорием Остером, который как-то в интервью мне сказал, что единственным цензором для ребенка, в плане отбора книг, могут быть только родители и только до определенного возраста. Я сама первоначально отслеживала, какие книги попадают моим детям в руки. Но старшему сейчас 15 лет, и отследить уже достаточно сложно. То есть я считаю, что самый главный человек, который может и должен это отслеживать – родитель. Это его ребенок, и родитель имеет право растить себе единомышленника. Хочет ли он давать ребенку только православную литературу, например, или только литературу, лишенную тем насилия, жестокости, несправедливости. Это дело родителя, и он до определенного возраста имеет на это право. Ну а дальше… Меня часто спрашивают родители: дочка, 12 лет, нашла на полке, допустим, Мопассана и запоем читает уже третий том. Отбирать или как? Я всегда говорю, что если ребенок читает и если он не бросил эту книгу, значит, для него пришло время, значит, ему не рано. Иначе он эту книгу читать не стал бы.

Многие родители говорят, что когда они приходят в книжный магазин, у них разбегаются глаза и им очень нужны какие-то ориентиры, надписи на книгах: «12+», «6+». По их словам, это помогает им ориентироваться в том, за что браться. Но мне кажется, что это костыль для родителей, редко заходящих в книжный магазин. Если они не читают сами, почему же их беспокоит чтение их детей? Родители, которые сами являются квалифицированными читателями и в этой атмосфере растят своих детей, в общем-то, способны, пролистав книгу в течение 2–3 минут, примерно определиться, хотят они, чтобы эта книга была в руках у их ребенка, или не хотят. Подходит книга их детям или не подходит. Мне кажется, что все эти просьбы со стороны родителей: «Дайте нам ориентир», «Дайте нам подсказку», «Напишите прямо на обложке, можно ли это давать моему ребенку» – все это идет от того, что многие родители сами читать не очень любят, не очень хотят и мечтают передать эту ответственность на какие-то вышестоящие органы и, значит, снять ее с себя. А я повторюсь, что ответственность за детское чтение лежит только на родителях.

– Поделитесь, по каким критериям вы выбирали и выбираете книги для своих детей?

– Я старалась подсовывать детям книги, которые сама читала в детстве, но очень многие вещи не сработали совсем, и дети не стали читать то, что любила я. Ну, скорее всего потому, что я девочка, а у меня мальчики, и они полюбили совсем другие книги. Второе, на что я опиралась, – я очень любила читать своим детям вслух перед сном. Причем читала я им до солидного возраста и даже иногда читаю сейчас, когда младшему 10, а старшему 15 лет, но они с удовольствием слушают. И я обнаружила, что многие книги, которые мне до этого момента казались очень милыми, прекрасными, хорошими, в устное вечернее чтение никак не укладываются. А есть книги, которые, наоборот, словно специально для этого предназначены. Так что у меня отдельно была отложена стопочка книг, и я говорила: «Дети, я хочу, чтобы вы сами это не читали. Я мечтаю это вам прочитать своим голосом вечером». Так мы с ними читали «Рони, дочь разбойника» и «Карлсона», потому что мне очень хотелось самой озвучить эти книги. В общем, для нашего вечернего чтения я выбирала только то, что нравилось мне самой, то, что мне, как взрослому человеку, хотелось еще раз прочитать.

У старшего сына Сени была хорошая начальная школа, и там им давали хорошие списки внеклассного чтения. Какие-то книги он читал по программе. Так, я помню, что он очень долго и мучительно боролся с «Томом Сойером» и «Детьми капитана Гранта». Но у нас была договоренность. У нас дома есть такая поговорка: дай книге шанс. Я говорила: «Книга хорошая. Я тебе гарантирую. Но, возможно, она не зацепит тебя сразу с первых десяти страниц. Дай книге шанс. Прочитай 25%». Я ставила ему закладку на четверти книги (ну, я немного хитрила и ставила на трети) и говорила: «Дочитываешь до этой закладки, и, если тебе будет по-прежнему очень тяжело, скучно и неинтересно, ты книгу закрываешь и забываешь о ней, как о страшном сне». Как правило, книга действительно была хорошая, и после сотой страницы она уже цепляла, и сын дочитывал до конца. Но у него была возможность проскочить и не дочитывать. О книгах, которые нам не нужны, которые не по программе, я говорю: да, бросайте в любой момент, когда вам становится скучно.

– А как вы пришли к тому, чтобы самой стать писателем?

– Писать я начала достаточно поздно, уже сильно после 30-ти. Почему? Не знаю. Десять лет я преподавала в Казанском университете, была очень серьезная, называли меня все по имени и отчеству, и мне было совершенно не до писания детских книг. А потом, в 2002 году, я оказалась в Москве, у меня появились друзья из писательско-литературной среды, и как-то вся обстановка способствовала тому, что я осуществила свою давнюю мечту и начала писать сначала сказки, а потом не сказки. Говорят, что это признак графомана, но мне всегда нравился сам процесс написания книги.

Беседу вела Ника Максимова