Анна Рапопорт, кандидат филологических наук, историк культуры, педагог, автор научно-познавательных книг для детей

1. Что для вас стоит за словами «классическая литература»?
Отвечу словами Леонида Парфенова: «то, без чего нас невозможно представить, и еще труднее понять». Это сгусток смыслов, описывающий культуру России/СССР в 19-20 веке и выявляющий ее болевые точки. И поэтому за словами «классическая литература» для меня стоит не только Пушкин и Достоевский, но и Шаламов, и Веничка, и Пастернак, и Евтушенко.
Всё это я отношу только к «русской классике», потому что с зарубежной литературой – совсем иная история. Тут важно определить классика для нас – и для «родной» культуры? Потому что многие книги, «классические» для Англии или Китая, у нас почти неизвестны. А вот переводы «Гамлета» - конечно, вполне русская классика.

2. Вы в детстве любили читать классику?
Если – да, что входило в число самых любимых книг?
Были ли классические произведения, которые вы тогда не понимали, не любили, бросили читать?
Есть ли классические произведения, которые вы читали в детстве, а потом перечитывали во взрослом возрасте?
В детстве я читала огромное количество сказок разных народов, «советский канон» (лениниану, «пионеров-героев», Кассиля, истории про школьников) и детективно-приключенческие истории («Холмса», «Томека» Шклярского, Жюля Верна и др.). В отрочестве обожала романтическую любовную литературу. Ничего из этого классикой я не считаю. Всю школьную программу, конечно, я тоже читала, но не по собственному выбору – а из чувства долга.
Больше всего из школьной программы я ненавидела книги о природе – Пришвин, Бианки, Паустовский, Тургенев («Записки охотника») были для меня синонимом скуки. Я пролистывала все описания рассветов/закатов, чащ/рощ и прочих «урочищ». Когда я попробовала читать их своим детям, я поразилась – и мне, и им многое показалось очень интересным! Поэтому я грешу на советскую методику преподавания литературы, а не на сами тексты.

3. Были ли книги, чтение которых сейчас кажется вам пустой тратой времени?
Конечно. Это вся соцреалистическая пропагандистская литература – от Фадеева до Осеевой.

4. Какие книги важнее читать современному подростку – классические или «новые»?
Не вижу тут противопоставления. Вне зависимости от возраста, важно читать то, что касается лично тебя, – что цепляет, тревожит, находит внутренний отклик. В большинстве случаев, это современная новая литература – просто потому, что она не требует «перевода», ни языкового, ни бытового. Многим читателям новой литературы вполне достаточно. Но есть и те, которым «мало» - тогда происходит обращение к классике, где те же самые проблемы обсуждаются на другом материале, в другом контексте. А главное – ни одна «классическая» книга не писалась для детей и подростков. Это намного более сложное чтение, чем современная литература. Без жизненного опыта, без лично пережитых трагедий и конфликтов понять и «принять» классику современному подростку крайне сложно.

5. Какую книгу вы бы предложили подростку, у которого острая нехватка времени, – что-то из классики или книгу современного писателя?
Тут нет такого простого противопоставления. У моего сына-десятиклассника острая нехватка времени. По дороге к метро он слушает аудиокнигу «Преступление и наказание» - а в метро читает воспоминания Берни Экклстоуна, директора Формулы 1. И то, и другое ему интересно и становится поводом для обсуждений.

    Евгений Крашенинников, кандидат психологических наук, поэт

1. Что для вас стоит за словами «классическая литература»?
На протяжении очень многих лет мне было трудно читать авторов, которые еще живы. Основание было более чем формальное: в мире множество книг, в том числе и прекрасных. Если я беру книгу, «проверенную временем», то есть гарантия, что это будет хорошее чтение. А если что-то нынешнее, то откуда ж я знаю, хороша она или плоха. Свой эстетический вкус я не только не считал идеальным, но и вообще хоть сколько-нибудь претендующим на способность истинного оценивания произведений искусства.

С годами я, кажется, научился плохую литературу отличать от Анчарова, Диккенса и Лескова и даже, кажется, понимать, какой роман Теккерея написан плохо, и с какого момента он уже не знал, про что писать, а только заполнял оставшиеся страницы, исполняя финансовые обязательства. Но вот это ощущение «проверенности временем» обрело новые краски. Так, читая, я понимал (и переживал), что эту книгу читаю не только я сейчас, но и, например, только что научившийся читать Пушкин.

Так что содержательных критериев понятия «классическая литература» у меня нет.
Хорошее качество? И сейчас на глазах рождается великая литература. До меня недавно дошло, что когда я читал «Незнайку на Луне», с момента его первой публикации прошло меньше, чем для моего сына, читающего «Гарри Поттера», да и от «Приключений Чиполлино» не сильно больше.

Но все-таки один критерий назову. Классическая литература всегда чуть отстоит от нас по времени, а значит, всегда рассказывает про несколько иной мир: начиная от деталей быта, способов общения и до более тонких отношений. Читая о людях в париках и манжетах, ты читаешь не о париках и кринолинах, а о вневременном, и именно поэтому сможешь и в окружающих увидеть неожиданное, то, на что не обратил внимания замыленным взглядом современника.

2. Любили ли вы в детстве читать классику?
Здесь, конечно, надо определиться с возрастными рамками. Читать меня научили в три с половиной года – это точно было детство. Но мне трудно называть детскую литературу классикой.
Вот, например, мои три главных переживания начальной школы – от чтения.

Первой книгой (именно целой книгой – в отдельной обложке), прочитанной мной за один день (вернее, за один вечер), был «Праздник непослушания» Сергея Михалкова. Фраза «Начался второй день Праздника Непослушания» казалась мне эпической – и сейчас мурашки по коже. Второй главной книгой детства (это все начальная школа) стала «Голубая стрела» Джанни Родари. Мне дал ее почитать друг; у книги были оторваны первые страницы, и я только лет через двадцать узнал, что у сюжета была чуть иная интрига (кстати, это судьба не одной книги, читанной в детстве – то же было и с «Необыкновенными приключениями Карика и Вали», и с некоторыми другими). С тех пор я люблю читать грустные книги. И счастливый конец не менял этого ощущения грусти.

А третьей книгой, которую я потом перечитывал многократно на протяжении детства, юности и немного во взрослом возрасте (кстати, надо перечитать), был «Король Матиуш Первый». Тоже очень, очень грустная книга (а я грустным как раз не был) – и задающая навсегда какие-то ориентиры в жизни: ориентиры отношений, ориентиры переживаний.
Так вот: эти три книги – классика? Детской литературы, вообще литературы? Наверное, раньше все, что бы ни написал Михалков, относили бы к детской классике? А сейчас, похоже, он начинает растворяться в потоке времени. А Родари? Он был классиком у нас, так как входил в коммунистическую партию Италии. А знают ли его, например, в Австралии? Сейчас или тогда? Надеюсь, Януш Корчак все-таки классиком остается. Но если расширить границы детства на всю школу, то тут классика выходит на первое место.

Во-первых, я читал все, что изучали в школе, – и любил это читать. Как задаваемое, так и близлежащее. И «Старосветские помещики» нравились даже больше, чем «Тарас Бульба». Во-вторых, на мое десятилетие мне подарили подписку на многотомную детскую «всемирку» («Библиотека мировой литературы для детей» в 50 томах). Это было чудо! Шикарное издание: каждая обложка своего цвета, картинки, предисловия и комментарии (а это я люблю и до сих пор). И первой книгой был красный том «Спартака». А второй – «Дон Кихот» – черная обложка, меч и щит… Да, в пересказе; но в пересказе остались не только безумные похождения, но и размышления (например, о сне), которые я выписывал в тетрадочку. И это было очень мощное впечатление.

Тогда у нас впервые в доме появились Дюма, Жюль Верн и Майн Рид (притом что домашняя библиотека была огромная – пустых стен не было, везде стеллажи с книгами – как и у всех друзей семьи). Там я впервые прочитал стихи, про которые понял, что стихи – это ж.. оно ж… это вот… И выстроилась первая последовательная тройка: Бернс – Маршак – Лермонтов.

В-третьих, летом перед 9-м классом нужно было прочитать «Войну и мир». Это лето 82-го года, мне 14 лет и четыре месяца. Я открываю первый том на даче (Рязань, воздух, пруд, купание, солнце, лес…) и полторы недели не отрываюсь. Издание было двухтомное; после первого тома казалось, что уже ничего лучше и написать нельзя. А потом анализ Бородинского сражения, а потом Платон Каратаев (перечитывая в третий раз, я обнаружил, что ему посвящено всего-то несколько страниц – но мне и до сих пор кажется, что он – главный герой книги)… И я понял, что ничего лучше в жизни не прочитаю.

«Преступление и наказание», которое тоже проходили в девятом классе, летом я не прочитал, и уже в феврале как-то после уроков взял книжку – и закрыл ее поздно вечером следующего дня. (Так как это были будни, то в серединку встроился сон и пять-шесть уроков с дорогой до школы и обратно.) Но после этих полутора дней я перестал делать сначала математику и физику, а через месяц и остальные уроки – потому что это все казалось так мелко по сравнению с жизнью. Жизнью, которая шла не только у героев Достоевского, но и у всех окружающих – именно такая, как в «Преступлении и наказании».
Но тут, думаю, детство точно кончилось.

3. Что входило в число ваших самых любимых книг?
Главные я назвал, но добавлю те, которые чаще перечитывал или которые больше поразили. «Необыкновенные приключения Карика и Вали», «Три банана, или Петр на сказочной планете», «Старик Хоттабыч», «Незнайка на Луне» (с годами мне стал больше нравиться «Незнайка в Солнечном городе»), «Приключения Чиполлино» (а вот «Буратино» – нет), «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и «Семь подземных королей» Волкова…
Потом была «Библиотека пионера» и в ней «Оруженосец Кашка», «Саша и Шура» Алексина, «Незнакомец из тринадцатой квартиры» Нестайко, «Великое противостояние» Кассиля, «Алеша Птицын вырабатывает характер» Барто, Гайдар, «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях» Макаренко, «Бегство рогатых викингов» Крапивина. Ну, и Носов: и как раз не «Незнайка», а три повести и рассказы.
Приключенческая литература появилась с «детской всемиркой»: книги Дюма, Жюля Верна или Майн Рида в других изданиях было не достать). Но сильнейшее впечатление – «Бродяги Севера» Кервуда (про не сказочных медвежонка и щенка – которые думают, но не говорят). И еще «детская всемирка» вернула мне любовь к сказкам. Гауф! И «Щелкунчик» Гофмана. Мрачно (и книга черная), глубоко, завораживающе…

4. Были ли классические произведения, которые вы тогда не понимали, не любили, бросили читать?
Я читал все. И все любил. Как ни странно, после изучения на уроке литературы любви прибавлялось. Хотя сами уроки не несли ничего особенного. Но, возможно, сам факт, что книга начинала хоть как-то обсуждаться, уже подталкивал к собственным размышлениям.
Бросить читать книгу казалось невозможным. Но бывало, что книга не шла. Тогда я ставил ее на полку, но обязательно оставлял закладку. Чтобы потом начать читать уже с этого места.

5. Есть ли классические произведения, которые вы читали в детстве, а потом перечитывали во взрослом возрасте?
Вообще, перечитывать книгу всегда жалко – ведь есть столько прекрасных книг, еще не прочитанных. Хотя «Войну и мир» я читал три раза, а «Преступление и наказание» и «Идиота» не знаю, сколько (после шести уже сбился со счета). И русская классика осталась как раз в числе перечитываемого.
Хотя иногда бывали синусоиды. «Всадник без головы» заворожил лет в 12 или 14 –особенно глава, где автор переходит на настоящее время в изложении событий («Ползет человек…»). После армии я стал перечитывать – ну просто ничтожно, просто Буссенар какой-то! Натянутые ситуации, неестественные отношения, мустангер, который ездит по прерии с визитными карточками… А лет через десять перечитал опять – прекрасно. Да наплевать на эти визитки! (И Буссенар тоже вполне достоин прочтения, хоть и не Жюль Верн.)

6. Были ли книги, чтение которых сейчас кажется вам пустой тратой времени?
Так получилось, что я не читаю книги, которые мне не понравятся. Я же не просто так беру их с полки. За всю жизнь я помню только один такой опыт. Но он выходит за рамки детского чтения.

7. Какие книги важнее читать современному подростку – классические или «новые»?
Это не важно. Надо просто читать. Потому что литература – это средство расширения сознания, погружения в разную жизнь – и потом обнаружения в своих давно знакомых реально иного, непохожего. Да и в себе.

8. Какую книгу вы бы предложили подростку, у которого острая нехватка времени, – что-то из классики или книгу современного писателя?
Если я что-то предлагаю подростку, значит, между нами выстроено общение, которое предполагается и в дальнейшем. Значит, как минимум, надо предлагать книгу, которую я сам читал, за героев которой переживал. А еще лучше, если переживал в его возрасте и читал в некоторой мере его глазами. Поэтому я чаще предлагаю старое, читанное мною сорок лет назад: что-то и тогда было классикой, что-то стало за эти годы, а что-то – просто замечательная литература или такая, которая кажется важной именно в этот момент именно для этого человека именно в этой ситуации. И даже если потом мы не будем о книжке разговаривать, у нас увеличится общее пространство переживания.

   
    Мария Порядина, филолог, книжный эксперт, старший научный сотрудник Российской книжной палаты

1. Что для вас стоит за словами «классическая литература»?
Вскоре после моего рождения кому-то в нашем семействе удалось приобрести подписку на «Библиотеку мировой литературы для детей». Детство моё прошло с этой серией, пятьдесят (с лишним) томов которой примерно и составляют моё представление о классике. Но я сознаю, что классика – понятие относительное, список Великих Произведений не выбит золотыми буквами на мраморных скрижалях. Какие-то книги, при всей их прекрасности, устаревают, теряют своё влияние на умы, выпадают из почётного списка; другие же тексты вот вроде бы совсем недавно были рукописями, публиковались впервые, а через сколько-то лет... глядь – уже и классика!

2. Любили ли вы в детстве читать классику?
Я в детстве любила читать. А классику или не классику – совершенно неважно. Тем более, что у меня довольно долго держалось в голове убеждение, что «все писатели жили давно, сто лет назад». О том, что бывают живые писатели, то есть не классики, а современники, я узнала сравнительно поздно и с удивлением. Или вы имеете в виду школьную классику, по программе? Учебники на будущий учебный год выдавали нам в мае, в конце четвёртой четверти, и хрестоматия по литературе, разумеется, оказывалась прочитанной уже к началу каникул.

3. Что входило в число самых любимых книг?
Из раннедошкольного чтения, из категории «моих первых книжек», назову три: сборник русских сказок – яркие образы и завораживающие сказовые интонации; «Нильс» Любарской-Задунайской – очень сокращённый пересказ, по силе воздействия вполне равный авторскому 700-страничному оригиналу; «Золотой ключик» – опять же, прелесть рассказа и притягательность тайны (не в карабас-барабасовском, а в писательском смысле слова). А потом мне выписали «Мурзилку», там я впервые и на всю жизнь полюбила Юрия Коваля... Это вот как раз тот случай, когда современник на наших глазах превратился в классика. Или и здесь вопрос о школьной программе? Да, иногда приходится слышать, что школьное-де преподавание отбивает у детей любовь к чтению вообще и к программным авторам в частности. Но нет, это не мой случай. Никакая школьная программа не в силах встать между мною и любимыми: Гоголем, Лесковым, Блоком... Детская читательская любовь – это навсегда, и я совершенно всерьёз любого загрызу за «Капитанскую дочку».

4. Были ли классические произведения, которые вы тогда не понимали, не любили, бросили читать?
Всё я понимала... как мне тогда казалось; но любить или не любить – другое дело. Нелюбовь детская, кстати, тоже навсегда: Пастернака, например, я невзлюбила "ещё тогда" – и до сих пор не люблю, во всех видах: как поэта, прозаика, переводчика и вообще. Но вопрос о том, дочитывать книгу или бросить, в те годы передо мной не стоял. Просто в голову не приходил. Есть ли классические произведения, которые вы читали в детстве, а потом перечитывали во взрослом возрасте?
Разумеется, есть. Если мы, опять же, о школьной программе, то я её перечитывала и в институте, и по работе – в школе, в детской библиотеке, в журнале и пр. И сейчас бывает, что перечитываю: кто мне запретит? Иногда с корыстной целью – чтобы хорошим текстом «заесть» что-то плохое, графоманское (обычно это тексты из конкурсных присылок, которые я читаю по обязанности эксперта). Иной раз по делу полезешь в книгу: уточнить что-то, цитату проверить, то-сё – глядь! провалилась и перечитываешь. А иногда просто берёшь и читаешь, потому что берёшь и читаешь.

5. Какие из ваших любимых книг во времена вашего детства еще не были классикой?
Одна из моих любимейших отечественных прозаических вещей – «Самая лёгкая лодка в мире» – почти моя ровесница. Я читала её в «Мурзилке», ещё первый вариант, под названием «Плавание на "Одуванчике"», и полюбила навсегда. На самом деле, конечно, немало таких книг: «Долой огуречного короля!», «Мой брат играет на кларнете», «В конце ноября» выходили при мне как новинки – а теперь уже классика… Я уж не упоминаю о более взрослых вещах – таких, например, как «Москва – Петушки». Да что говорить! Некоторых нынешних моих любимых книг в мои детские годы и вовсе не существовало, потому что не было ещё таких авторов, как Веркин, Дашевская, Басова... А сейчас они есть, и я очень горжусь своими современниками, которые вот-вот станут классиками.

6. Были ли книги, чтение которых сейчас кажется вам пустой тратой времени?
Мне повезло в том плане, что в годы моего детства отечественное издательское дело было, так или иначе, в руках профессионалов. Откровенно скверных, полностью бездарных, чисто графоманских произведений выходило не так уж много. Попадались иногда какие-то ненужные, проходные вещи, но на то они и проходные, что вспоминать их нет резона. Тем более – подсчитывать, сколько лишних минут я на них потратила... Не так уж много, я ведь читаю быстро...

7. Какие книги важнее читать современному подростку – классические или «новые»?
Если это такой же подросток, как я, то он, наверное, тоже не делит книги на «классику» и «неклассику». Современная литература, конечно, помогает определить себя в мире, это очень важно. А классическая позволяет осмыслить мир в себе, без этого тоже жить неинтересно.

8. Какую книгу вы бы предложили подростку, у которого острая нехватка времени, – что-то из классики или книгу современного писателя?
Ну, вы так говорите, будто вся классика – это «роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный». Не бывает разве коротких классических текстов? И разве не требует времени и усилий качественная современная вещь? Конкретному подростку я буду рекомендовать то, что отвечает его запросу и попадёт в его настроение. А классика это будет или не классика – совершенно неважно. Хотя, конечно, если у этого воображаемого читающего подростка не хватает времени на красоту и радость (то есть на чтение), то грех не предложить ему «Я не тормоз» – повесть, помимо прочего, и о том, как человек-старшеклассник ощущает себя в потоке времени и меняется, осознавая его.

    Наталия Соляник, филолог, библиопедагог, эссеист

1. Что для вас стоит за словами «классическая литература»?
Если говорить о возникающих ассоциациях, то их последовательность такая: русская классическая литература XIX-XX вв. – зарубежная классика (Гомер, Шекспир… по XX в. включительно) – советская классика (преимущественно детская) – школьная программа.

2. Вы в детстве любили читать классику?
Читать я начала только в первом классе, активно – с третьего. Пока библиотекарь не открыла личным ключом тумбочку «для достойных читателей» с Жюль Верном и Фенимором Купером, я перечитала всю имевшуюся в детской части нашей сельской библиотеки советскую детскую литературу. Это была преимущественно литература «про животных». Я прочитала полностью даже «Лесную газету» Бианки. Наверное, эта литература уже тогда считалась детской классикой. Я долго была уверена, что люблю читать «про животных», но где-то в 4 классе увидела фильм «Белый Бим – черное ухо», рыдала навзрыд. А потом в библиотеке, перебирая книги на полке, случайно вытащила «Бима»; удара током, или чем-то другим вроде не было, но я выронила книгу, отскочила от нее и сильно ударилась о соседний, угрожающе закачавшийся, стеллаж. С того дня, я на всякий случай, просто не касалась книг в той части полки, где был «Бим». (Книга Троепольского тогда еще не могла считаться классикой, но теперь стала)

3. Что входило в число самых любимых классических книг?
Любимыми были традиционные Жюль Верн, Фенимор Купер, чуть позже Джек Лондон. Если говорить о русской классике, то в средней школе я усердно читала ее от неимения другого чтения, но ярких впечатлений не осталось. Вот разве книга Эртеля «Гарденины» по каким-то причинам очень понравилась, но я читала ее уже классе в 9.

4. Были ли классические произведения, которые вы тогда не понимали, не любили, бросили читать?
Мне казалось, что я все понимаю, например, в «Записках охотника» Тургенева, лирика пейзажей мне нравилась, а муки людей – вовсе нет. В школьные годы я их так и не дочитала. А еще все эти детские издания «Льва и собачки» Толстого, «Гутаперчивого мальчика», «Белого пуделя» и «Чудесного доктора» и пр. про страдания людей и зверей уже в детстве перенаправили мой интерес к иностранным фамилиям авторов на обложках. Там конечно тоже часто были «страдания», но я их по-другому, легче воспринимала.

5. Есть ли классические произведения, которые вы читали в детстве, а потом перечитывали во взрослом возрасте?
Из моего любимого трио Верн-Купер-Лондон проверку временем прошел только Джек Лондон. Жюля Верна оказалось возможным слушать с детьми в машине, но читать – даже детям, было невероятно скучно. Фенимора Купера не смогли слушать даже в формате аудиокниги. Каким образом я ухитрилась читать и даже любить «Лесную газету» Бианки, для меня сейчас неразрешимая загадка. Вся русская классика стала интересна, и, похоже, понятна и близка, только во взрослом возрасте.

6. Какие из ваших любимых книг во времена вашего детства еще не были классикой?
Одной из первых очень любимых самостоятельно прочитанных мной книг был «Палле один на свете» Йенса Сигсгорда. Думаю, она еще не считалась классикой в 1980 г. Не знаю, считается ли она ею теперь. Я невероятно радовалась, когда ее переиздали и я смогла поделиться ею с детьми. Со временем она для меня не испортилась. Любила очень книги Е. Носова, они были в библиотеке. Наверняка, в 1983-85 гг. они не были классикой, скорее очень популярной литературой. Конечно, большинство из них воспринимаю теперь, скорее, как «памятник», а не классику. Но даже моя дочь в дошкольном возрасте их все с удовольствием слушала. Похожая ситуация и с «Волшебником изумрудного города».

7. Были ли книги, чтение которых сейчас кажется вам пустой тратой времени?
Я бы предпочла, чтобы в детстве мне попадались подходящие по возрасту книги, которые помогали бы лучше понять современный мне детский и подростковый мир. Но таких фактически не было, во всяком случае, доступных мне. Вымышленный идеологический и пафосный мир пионерии (такого читала тоже много) вряд ли помогал пониманию себя, скорее замуровывал в ложных ценностях. Думаю, на него я зря тратила время.

8. Какие книги важнее читать современному подростку – классические или «новые»?
Сложно сказать, что важнее. Важно читать то, что интересно, и что может этот интерес развивать.

9. Какую книгу вы бы предложили подростку, у которого острая нехватка времени, – что-то из классики или книгу современного писателя?
Я бы предложила значимую в данный момент для данного подростка книгу. Это может быть и классика, и современная литература.

Подготовили Марина Аромштам и Елизавета Прудоская