‒ Светлана, когда автор берется за трудную тему, то всегда оказывается перед соблазном что-то да упростить – хотя бы из снисхождения к читателю. Но в ваших книгах, на мой взгляд, нет никаких упрощений. Это не просто «книги на сложные темы». Это «сложные книги на сложные темы». По большей части – о детях с особенностями в развитии. Книги о проблемах таких детей. Вы действительно не хотите ничего упрощать?

‒ Да, не хочу. Это же действительно сложно? В нашей семье много детей, четверо. И у всех – у всех нас ‒ много проблем. Я понимаю, что нужно об этих проблемах говорить. Мне самой – в первую очередь. Вот такая есть проблема, вот такая… Я каждую свою книжку рассматриваю как решение какой-то задачи. Мне хочется, чтобы люди ее прочитали и какой-то проблемой прониклись. И когда они встретят семью, где такая проблема стоит, они отнесутся и к детям, и к родителям с пониманием. А то они приходят в кафе, видят какого-нибудь ребенка, который в истерике на полу валяется, и сразу начинают его маму воспитывать, рассказывать ей, какая она плохая и как ребенка распускает. Они не представляют, что эта мама в такой момент чувствует. Я сама такое не раз испытывала: мои девочки-близнецы гиперактивные. И столько я всякого съела, столько стыда натерпелась… Когда с ребенком такое происходит, не надо его маму воспитывать. Наоборот: маму надо как-то от воспитателей оградить, защитить. Родителям детей с особенностями и так тяжело (а в нашей стране – очень-очень тяжело), и они очень нуждаются в эмпатии со стороны окружающих.

‒ Знаете, мне кажется, в какой-то момент в нашей стране, да и в мире в целом, возникло целое движение «за экономию эмоций». Мол, нечего переживать за других, если происходящее не имеет к тебе отношения. Так что если в семье нет проблем, о которых вы говорите, то откуда возьмется понимание и тем более сопереживание?

‒ Я стараюсь сделать проблему понятной: тяжело ходить, если у тебя нет ног, например… И я стараюсь так писать, чтобы можно было найти параллели между проблемами, о которых в моих книжках рассказывается, и своими. Это и есть эмпатия – способность влезть в чужую шкуру. Она, мне кажется, объединяет. Мне важно, чтобы книжка не воспринималась как что-то, написанное только для «особых детей». Но и морализаторства быть не должно.

‒ Мне кажется, у вас это получается. И ведь у вас получаются не просто книги о проблемах «особых детей». И даже не просто «бытописания», где встречаешься с оптимистичными сценариями каких-то узнаваемых ситуаций. Это по-настоящему содержательная познавательная литература. Каждая книга многослойная: можно, что называется, нырять на разную глубину.

‒ Если честно, это как-то само собой получилось. Иногда меня спрашивают: может, вы биолог по образованию? Нет, я не биолог, а математик. Но животные – это так интересно. И все у них интересно.

‒ У вас в книгах много насекомых.

‒ Я в какой-то момент решила, что с помощью насекомых можно будет подобраться к людям, к читателям. Знаете, мне часто говорят: мол, то-то или то-то противоречит каким-то там природным законам. В природе такого быть не может. Так вот же – насекомые! У насекомых большие букашки едят маленьких. Есть букашки, которые в буквальном смысле надевают на себя чужие шкуры. Это же прямо живая метафора! Тут даже ничего придумывать не надо. Для насекомых «ужасное» – это норма. И мне нравятся эти рифмы между жизнью насекомых и нашей собственной жизнью. Тут даже особенно и придумывать ничего не надо… То есть я, конечно, очень люблю фантазировать…

‒ Но мир насекомых подсказывает сюжетные ходы?

‒ Да, конечно. У меня, например, есть книжка про травлю в школе. Так там действуют тараканы. Это же напрашивается – связать травлю с тараканами и показать, как при травле страдают все – и те, кого травят, и те, кто травит. А людям легче воспринимать какие-то ситуации, если в них действуют животные: это про бегемота? Тогда не страшно. Мало ли что у бегемотов происходит!

‒ То есть вы жалеете читателя? Подсунуть ему маленького бегемота вместо ребеночка – это своеобразный акт гуманизма?

‒ Нет, я не жалею читателя. Я хочу к нему пробиться. А чувство жалости я вообще не люблю. Знаете, чем отличается жалость от эмпатии? Когда между нами возникает эмпатия, мы на равных. Когда кто-то кого-то жалеет, он смотрит на него сверху вниз.

‒ Эмпатия эмпатией, но, повторюсь, ваши книжки «умные». И в них очень много слов, с которыми ребенок, возможно, встретится впервые. Вы этого не боитесь. И как-то у вас получается сделать так, что новые и вообще-то трудные слова совершенно органично смотрятся в тексте: читателю легко их «присвоить».

‒ Ну, я вообще-то пишу очень «сознательно» – в соответствии с поставленной задачей и конкретной идеей. И хочу, чтобы в каждой книге было много «начинки». Но слог у меня, вроде бы, легкий (там мой муж считает), и я никогда свои истории не вымучиваю. Я сначала вынашиваю идею. И когда у меня в голове герои начинают жить своей жизнью и говорить сами собой, сажусь и все это записываю. А если что-то где-то начинает застревать, значит, идея плохо продумана. Мне иногда говорят: сейчас очень не хватает развлекательных книг. Просто развлекательных, без попыток что-нибудь в ребенка впихнуть. Но у меня так не получается.

‒ В вас так сильно педагогическое начало?

‒ Наверное.

‒ Но к кому оно все-таки больше обращено – к детям или к родителям? И не получается ли так, что под видом детской книжки вы создаете книгу для взрослых?

‒ Я, конечно, веду разговор с родителями. В первую очередь, с мамами. Взрослым должно быть интересно. Но мне хочется, чтобы они не просто мою книжку прочитали, а прочитали ее своему ребенку. Я и образы придумываю, и метафоры подбираю, чтобы взрослому легко было с ребенком эти темы обсуждать. Чтобы книжка их объединила.

‒ То есть ребенок после чтения должен поумнеть, а родитель – утешиться?

‒ Да, и я даже шутки специальные придумываю, которые только родители поймут. А то ведь им придется десять раз подряд эту книжку читать. Так пусть им будет смешно. Пусть родители понимают, что о них подумали.

‒ Светлана, вы сейчас опровергаете незыблемые установки советских психологов конца прошлого века. Тогда считалось, что в детской книге не должно содержаться никаких подмигиваний взрослым. Это неправильно по отношению к детям – общение автора с родителем через их голову.

‒ Я считаю, что это неправильный взгляд на чтение. Для ребенка очень важно чувствовать, что родитель получает от чтения удовольствие. Может, это вообще самое важное. И даже если ребенок чего-то не понимает – не понимает, например, над чем смеется взрослый, он все равно реагирует на реакцию взрослого. Как-то он в себя эти эмоции взрослых впитывает. Я помню, как смеялась вместе с родителями, когда мы смотрели КВНы. Над чем я смеялась? Почему смеялась? Родители смеялись – вот и мне было смешно. Но потом, через какое-то время, до меня начинало доходить, почему они смеялись. И это очень важно, мне кажется.

‒ Ну, по сути это и есть обучение в действии. Через совместную деятельность и разделенное переживание.

‒ А после того как книжку прочитали, можно поговорить о жизни насекомых и бегемотов, об их проблемах, а на самом деле – о чем-то своем, серьезном, только с помощью метафор. Конечно, в книге выдуманная история. Но в основе-то, как говорится, «лежат реальные события».

‒ А вы сами в детстве любили читать познавательные книги?

‒ Да. Я вообще любила читать. До какого-то момента я много читала, потому что чувствовала себя одиноко. Теперь мне понятно, что я жила в ситуации типичного буллинга. Так и спасалась ‒ все время читала. (В 5 классе моя жизнь изменилась: я пошла учиться в лицейский класс.) И в этот период одиночества я серьезным вещам научилась – научилась наблюдать. Поэтому когда меня спрашивают «кто вы?», я отвечаю: художник. Художник – не тот, кто в берете и с кистью, а тот, кто наблюдает, а потом эти наблюдения во что-то превращаются, и он их возвращает обратно – в другом виде.

‒ Ну вот, я разговариваю с вами как с писателем, а вы определяете себя как художника.

‒ Ну, «художник» ‒ это обобщение. Я и рисую, и делаю мультики как режиссер, и книжки пишу.

‒ Пишете, но не рисуете?

‒ Очень редко я рисую картинки к собственным книжкам – только если не вижу, что кто-то сделает это лучше. Обычно я сама ищу художников для своих книг. Иногда увижу работы чьи-нибудь – и у меня идея книги появляется. Или проекта. А так то, что я рисую, всегда взрослое.

‒ То есть вы художник – для взрослых, книги пишете для семейного чтения, по образованию – математик, растите четырех детей, а ваши неформальные интересы связаны с миром насекомых. По-моему, это характеристика героя какого-то остросюжетного фильма.

‒ Не могу сказать, что мне хочется стать таким героем, но все к тому идет, мне кажется…

Беседу вела Марина Аромштам

______________________________________________

Книги Светланы Нагаевой:

Навсегда? »

Света Нагаева

Матика »

Света Нагаева

Отравленные слова »

Света Нагаева

Главное - хвост! Как полюбить себя таким, какой ты есть »

Света Нагаева

Мечта Валентины. Как найти свой настоящий талант »

Света Нагаева

ЧереПашка идёт в школу. Как научиться не опаздывать »

Света Нагаева

О книге Светланы Нагаевой «Навсегда?» можно прочитать в статье «Не бойся, малыш! или Короткая сказка о смерти»