Мы только-только стали привыкать к книжкам-картинкам – к тому, что они могут быть адресованы не только маленьким детям, но и подросткам. Мы адаптировали на свой лад термин «графический роман» – стали употреблять его по отношению к комиксам на сложные темы. И тут на российском рынке появляются так называемые «молчаливые (или «тихие») книги» – и это еще одно испытание на прочность поборников текстоцентричной культуры: могут ли книги быть «молчаливыми»? Конечно, в развитии такого вида книги как книжка-картинка можно было углядеть тенденцию к полному освобождению от слов. И когда «бессловных» книг становится много, это уже качественно новое явление, требующее осмысления.
Поскольку многие из «молчаливых» книг адресованы широкому кругу читателей, включая подростков, мы и решили обсудить их с нашими экспертами подросткового возраста и «новыми взрослыми», которые до недавнего времени были авторами «Папмамбука».
«Молчаливые книги», с которыми познакомились участники дискуссии:
Участники дискуссии:
Александра Кизилова, 12 лет (г. Симферополь)
Дарья Пономарева, 18 лет (г. Кемерово)
Катерина Омельницкая, 14 лет (г. Оренбург)
Рита Малых, 12 лет (г. Киров)
Ксения Соляник, 12 лет (г. Москва)
Яна Кабаченко, 16 лет (г. Варшава)
Михаил Гао, 13 лет (г. Чжухай)
Роман Любин, 14 лет (г. Чита)
Полина Андреева, 18 лет (г. Москва)
– Доводилось ли вам встречаться с молчаливыми книгами?
Александра Кизилова: До этого я таких книг не видела.
Дарья Пономарева: Это была моя первая встреча с «молчаливыми книгами».
Катерина Омельницкая: Я уже встречала такие книги. Все они разные, производят разное впечатление и этим похожи на обычные книги. Как-то в гостях у бабушкиной знакомой я рассматривала большую толстую книгу датского художника Херлуфа Бидструпа. Ее тоже можно назвать молчаливой. Она произвела на меня очень большое впечатление.
Рита Малых: До этого я с такими книгами не сталкивалась. Меня очень впечатлили рисунки в книгах, с которыми я познакомилась, – детальные и красивые. Их можно долго разглядывать. Несмотря на отсутствие текста, история понятна и без него, в том числе по позам и жестам героев.
Ксения Соляник: Моя первая встреча с книгами-картинками произошла довольно давно. Я с детства любила смотреть картинки без текста, находить разные детали и следить за разными сюжетными линиями. «Зимнюю», «Летнюю», «Осеннюю» и все остальные книги Ротраут Сузанны Бернер я очень любила. Были и другие книги. Я и сейчас не против погрузиться в рассматривание тех книжек-картинок.
Яна Кабаченко: Книги без слов, которые я знаю, можно пересчитать по пальцам. В детстве мне встречались книжки-картинки Ротраут Сузанны Бернер – «Летняя», «Зимняя», «Весенняя». Вспоминается еще «Голубая машинка» Александра Шатохина. Одна из моих любимых книг – «Прибытие» Шона Тана – тоже без слов. И я совсем не задумывалась о ее бессловесности, принимала это как должное и причисляла «Прибытие» к графическим романам. Но, по-моему, между книгами Ротраут Сузанны Бернер, например, и «Прибытием» большая разница.
– «Молчаливые книги» – это вообще книги в полном смысле слова?
Ксения Соляник: Каждый может думать, как хочет, но лично для меня это такие же книги, как и написанные словами.
Михаил Гао: Если смотреть с технологической точки зрения, то это книга: у нее есть автор, есть издатель. Но с другой стороны – это не совсем книга.
Александра Кизилова: Молчаливая книга, мне кажется, – все равно книга: в ней есть сюжет и она о чем-то повествует, хоть и без слов. Да и издана как классическая книга.
Дарья Пономарева: Молчаливая книга ‒ это книга, ведь в ней есть не только идея, как в артбуках, но и сюжет. Она близка графическим романам и комиксам, но это отдельный вид книг.
Роман Любин: Молчаливая книга ‒ это книга, только ее читают с помощью картинок. А картинки в мыслях трансформируются в текст.
Катерина Омельницкая: Это книга. Хотя бы потому, что она с корешком, обложкой, страницами... И рассказывает свою историю так же, как обычная книга. Для меня очень важен контакт с «живой» книгой, даже если в ней минимум текста. В молчаливых книгах тоже есть текст ‒ название. Оно иногда о многом говорит. Молчаливую книгу, как и книгу с текстом, ощущаешь в руках, у нее есть запах, ее страницы можно переворачивать, она дарит уют... И отсутствие слов не означает, что книга «молчит». Это же просто красивое выражение!
Полина Андреева: Одна из особенностей книг без слов, что читатель в каком-то смысле становится её соавтором и додумывает происходящее.
‒ Возникает ли у вас чувство, похожее на неудовлетворенное желание, когда вы сталкиваетесь с отсутствием текста? Или «читать» историю в картинках вам интересно и комфортно?
Александра Кизилова: Мне кажется, молчаливые книги были бы полезны детям для развития воображения и формирования творческого начала. Но для людей постарше все-таки важен текст, одних иллюстраций маловато. Мне кажется, в хорошей книге текст и иллюстрации должны «сотрудничать» и дополнять друг друга. Но рассматривать красивые и интересные картинки и фантазировать по их поводу тоже увлекательно.
Дарья Пономарева: Читать историю в картинках мне комфортно. Я увлекаюсь мангой, графическими романами и комиксами. Но там всегда есть текст – реплики персонажей. И даже если они молчат, значки рядом с их лицами показывают, какие эмоции испытывает персонаж. Отсутствие текста и обозначений в «молчаливых книгах» иногда меня смущало: правильно ли я поняла, например, концовку истории? И хотелось бы знать какие-то подробности, а не довольствоваться своими догадками. Но я воспринимаю это не как минус, а как особенность истории и поле для творчества. Мы же не ругаем автора за открытый финал или недосказанность, а расцениваем это как головоломку…
И все-таки мне бы хотелось видеть в конце молчаливых книг словесную «расшифровку». Было бы здорово иметь выбор между прочтением и просмотром истории. И ребенку это помогло бы полюбить чтение. Ведь всегда интересно сначала догадаться, что происходит с героями, а потом прочитать об этом.
Катерина Омельницкая: Мне не хватает текста. Я люблю именно читать или слушать. Картинка сама рождается в моей голове. А на нарисованное я смотрю с точки зрения художника. И если мне не нравится стиль, качество, мастерство, то удовольствия от рассматривания я не получаю. Если же нарисованное нравится, я беру себе это на вооружение, чтобы тоже попробовать так рисовать.
Ксения Соляник: Рисунками можно ясно и ярко показать суть происходящего. Но в отсутствии текста есть и минусы: слишком большой простор для воображения и привнесения своего в идею автора. История размывается и теряет четкость. Хотя у книг без слов есть и преимущество. Ведь существует и то, что рисунком проще передать, чем словами, ‒ чувства, эмоции, настроение. Для них сложно подобрать слова, а нарисовать достаточно просто. В большинстве случаев мне больше нравится читать книги без текста, отсутствие письменной части повествования не вызывает у меня дискомфорта.
Рита Малых: Текста, конечно, не хватает. «Читать» картинки интересно, но нельзя сказать, что комфортно.
Полина Андреева: Я не испытываю дискомфорта от отсутствия текста при чтении молчаливой книги. Но я заметила, что для ее восприятия мне надо расслабиться. Если я куда-то тороплюсь или нервничаю, лишние мысли и желание «ускориться» мешают. У молчаливой книги как будто более гибкое время чтения: ты можешь долго смаковать один разворот, а можешь прочитать всё за пять минут. Конечно, существуют разные техники чтения: медленное, скорочтение. Но если ты не ставишь себе какой-то определённой задачи, а текст не вызывает у тебя трудностей, ты будешь читать его с одной и той же скоростью, не задумываясь. А рассматривание деталей на картинках, возвращение к картинкам, соотношение их между собой, «додумывание» истории может задержать тебя на странице.
Вообще в молчаливых книгах как будто больше свободы. Дело не только во времени чтения. У меня есть предположение, что важный элемент, необходимый для превращения череды фактов в историю, полностью создаёт читатель. Это спорный вопрос – можно ли увидеть на картинках причинно-следственную связь между событиями, или мы просто видим, что за событием А следует событие Б. Но мотивацию героев, мне кажется, точно понять без слов очень сложно. Например, на картинке собачка прячется от девушки за скамейкой. По ее поведению, по мордочке мы понимаем, что она боится. Но почему? Понятно, что художник может ответить на этот вопрос, показав прошлое собачки, но ее «мысли» и ощущения (каково вообще быть собакой) – это без слов представить очень сложно. Мы как будто всегда находимся на позиции стороннего наблюдателя, даже если смотрим на мир с позиции персонажа. И это даёт нам возможность самим додумать мысли или диалоги героев, стать соавторами истории.
– Возникло ли у вас желание написать свой текст к какой-нибудь из этих книг?
Александра Кизилова: Возможно я так и поступлю. Мне очень понравилась книга про собачку. Трогательные и милые иллюстрации сразу вдохновили придумать истории о ее непростой жизни.
Катерина Омельницкая: Когда я смотрю на картинки, даже на одну забавную картинку, история рождается сама собой. Поэтому на молчаливые книги тоже моментально придумались истории.
Дарья Пономарева: Желание написать текст появилось в связи с несколькими книгами ‒ уж очень красивые в них иллюстрации. Да и феномен «молчаливых книг» интересен сам по себе.
Ксения Соляник: Для меня все книги – и молчаливые, и обычные – это уже готовые книги. Поэтому желания что-то дописывать не возникает. К тому же, в большинстве книжек-картинок всё и так предельно ясно, без текста. Конечно, в мыслях иногда возникают разные варианты сюжета, но превращать их в текст мне никогда не хотелось.
Рита Малых: Да, особенно в начале. Хотя бы рассказать, где происходит действие, и представить героев.
Полина Андреева: В качестве эксперимента мне бы было бы интересно что-нибудь такое попробовать, но не с любой молчаливой книгой. Есть истории, которые хорошо смотрятся именно без слов: здесь текст только всё усложнит и испортит. Например, серия книг Аарона Бекера «Путешествие», «Приключение» и «Возвращение». Здесь жанр «молчаливая книга» очень органичен: волшебные карандаши открывают героине двери в другие реальности и создают предметы. Я бы могла попробовать пересказать сюжет, но как именно работают волшебные карандаши, легче и точнее объяснить с помощью картинок.
‒ Насколько точным, по вашему мнению, является название этого вида книг – «молчаливые книги»? Может, лучше назвать их как-нибудь иначе?
Михаил Гао: «Молчаливые книги» ‒ это как-то по-детски. Эти книги не молчат! Одна картинка стоит тысячи слов. Я бы сказал, это «книги без слов».
Дарья Пономарева: Названия «тихие» и «молчаливые» подходят таким книгам. Они действительно не говорят с читателем, не объясняют ему сюжетные повороты, а просто показывают их, давая самому сделать вывод. Называть эти книги бессловесными или книгами без слов тоже правильно, но слишком понятно. В таком названии нет поэзии. Больше всего мне хочется назвать их «книгами тишины»: читая, ты оказываешься в полной тишине, ведь книги рассказывают свою историю безмолвно.
Катерина Омельницкая: Я бы назвала такие книги «образными». Если в обычной книге картинки иллюстрируют текст – то есть «освещают» его, то в молчаливой книге картинки являются самодостаточными образами, заменившими слова. Я где-то слышала выражение, что слово рождает образ. А тут образы рождают слова.
Роман Любин: Я бы сказал, что это «задумчивые книги»: глядя на них, задумываешься о сюжете и смысле картинок. Еще можно назвать их «дискуссионными»: каждый видит по картинке, что хочет. Это может вызывать споры. Мы с моей младшей сестрой Сашей вместе смотрели книгу «Я работаю крокодилом». Там рассказывается о жизни крокодила, который живет в городе вместе с другими зверями и людьми – живет в квартире, как человек, и работает в зоопарке крокодилом. Мы спорили даже по мелочам. Саша считала, что крокодил ест на завтрак вишневое повидло. А я говорил, что крокодилы – хищники и в банке у него не повидло, а паштет. Саша говорила, что крокодил ненастоящий, а просто переодетый человек, раз он живет среди людей. А я говорил, что художник просто нарисовал такой фантастический мир, где настоящие люди и настоящие звери живут вместе. Спорили мы и про возраст крокодила. И по поводу того, боятся ли крокодила дети, которые живут в городе. И наши мнения каждый раз расходились. Потому я и решил, что молчаливые книги – дискуссионные, раз они могут вызывать так много споров.
‒ Есть ли какие-то книги без слов, которые произвели на вас сильное впечатление?
Ксения Соляник: Как правило, книги без слов очень красивые. У итальянской художницы Лауры Беллини есть три книги про стрекозу Верту: «Верта и яйцо», «Верта и карандаши», «Верта и колода карт». У этих книг очень необычный узкий вертикальный формат: это и эстетично, и пафосно. А истории, которые рассказываются в этих книгах, очень простые и обаятельные, даже по-домашнему уютные. Они не связаны друг с другом, их можно смотреть и по отдельности. Но когда они все вместе, их смысл ощущается сильнее. Главная героиня стрекоза строит разные конструкции из привычных, но не предназначенных для этого вещей. Видимо, стрекоза Верта – это воплощение творческой натуры каждого человека. Кстати, имя стрекозе художнице пришлось дать. Тут уж точно без использования букв было не обойтись. Но иметь имя стрекозе тоже важно, это делает ее реально существующей, а значит, способность творить тоже доступна всем.
В книге почти нет отдельных деталей, дополняющих или строящих параллельные истории, но и отвлекающих внимание. Карандашные линии рисунка очень тонкие и требуют сосредоточения и хорошего зрения. Все три книги нарисованы в пастельных тонах, они не всем нравятся, но я как раз их люблю. Самая интересная и красивая, на мой взгляд, история – про Верту и колоду карт. Верта привлекает к творчеству других насекомых, как бы заражает всех вирусом творчества. И нет ощущения ее одиночества, как в двух других книгах. Яркий свет фонариков, сделанных общими усилиями, создает радостное и оптимистичное настроение.
Дарья Пономарева: Я выделила «Путешествие» и «Я работаю крокодилом».
«Путешествие» – это история о том, как, не находя внимания других людей, человек может использовать воображение в борьбе с одиночеством. Интересно использована идея с красной деталью, которая появляется почти на каждой странице. Оформление напоминает стиль стимпанк из-за обилия детализированных рисунков механизмов. А птица в клетке ассоциируется с девочкой, которая была заперта в комнате, как в клетке. Но здесь мне не хватает пояснений по поводу мальчика. Можно ли его считать воображаемым другом? Все-таки подписи иногда необходимы.
«Я работаю крокодилом» – детская история с недетским смыслом. Она будто нарисована цветными карандашами, слова бы в ней помешали показать динамику толпы и потерянность крокодила. Идея с антропоморфными животными напоминает о похожих историях: мультике «Зверополис» и манге «Выдающиеся звери». Лица персонажей очень выразительны, благодаря чему понятно их отношение к чему-либо. Очень милая история про одного воспитанного крокодила, а концовка необычна.
Катерина Омельницкая:…Книги Ротраут Сузанны Бернер рассмешила, вызвали желание рассматривать подробности, сочинять на ходу веселые истории про ее персонажей. Я сама с детства рисую картинки со множеством мелких деталей. Иногда в процессе рисования я склеивала длинные полосы из альбомных листов и дорисовывала на них такие же дома, улицы, города... Каждый день мой рисунок удлинялся и приобретал новых жителей и новые смешные моменты и истории…
В «Путешествии» Аарона Бекера мне понравилось все ‒ и смысл, и как нарисовано… Она словно обо мне. О моем внутреннем мире.
Рита Малых: «Гроза» очень похожа на раскадровку фильма – обозначено место, действия героев, время, позы, планы, ракурсы. Даже освещение. По ним можно проследить саму историю.
В книге Ротраут Сузанны Бернер истории нужно искать. Некоторые люди (и кошки) переходят из картинки в картинку. Это очень непривычно, когда нет одного постоянного главного героя. Всё путается, мешается, но это и очень интересно – распутывать историю.
Яна Кабаченко: «Путешествие» поглотило меня с головой! У меня привычка – во время чтения проговаривать слова про себя, словно заново перепроверяя, правильно ли я уловила интонацию, ну или хотя бы смысл сказанного автором. С «Путешествием» не так. Постепенно вникая в историю, я обнаружила тишину, воцарившуюся в голове. Удивительно: цветовая гамма происходящего уже успела смениться, сюжет перетекал из одной сцены в другую, а внутри моей головы по-прежнему было тихо. Хотя «тихо», разумеется, не означает отсутствие мысли – наоборот! Вместо голоса рассказчика возникли мои комментарии, восклицания, вопросы, рой проснувшихся воспоминаний. Каким-то образом книга сумела заразить меня своим свободным пространством, позволяющим почувствовать размах (там ещё и тирана свергают – может, автор просто ценит простор?). Ну и неизбежно меня унесло в «доковидные» времена, когда не обязательно было рисовать себе дверки для того, чтобы выбраться в наружность. Остальные части этой трилогии не растеряли своей свободы, а ведь она заключается ещё и в том, что в каждую страницу можно вглядываться столько, сколько глаз радуется чудесному стилю иллюстраций.
«Река»… Даже не знала, что книги без слов уже печатались в 30-х годах прошлого века! Здорово было наблюдать за разрастающимся руслом на страницах. Взглянешь на реку, а на языке вертится слово «время», и иллюстрации разъясняют его суть.
«Гроза» меня расстроила, потому что я скучаю по своей собаке. Так и хотелось просмотреть книгу задом наперёд, чтобы убедиться в целости и сохранности зверя, застав, признаюсь, банальный счастливый конец. Здесь раздробленность истории на стоп-кадры усилила это тревожное, озабоченное чувство: руки чесались ускорить, смять, выкинуть из повествования пейзажи. Только бы с собакой ничего плохого не случилось!
«Я работаю крокодилом» мне понравилась больше всего – насыщенностью и продуманностью своего мира. Молчаливым книгам, на мой взгляд, просто отлично удаётся рассказывать истории через осязаемые, материальные вещи. Эти точно прописанные, иногда совсем маленькие предметы, которые повешены на стену, как «Большая одалиска» Райса, надеты на кого-то, как футболка с Чубаккой, просто смешно изображены, как язык мальчика, доставший до самого носа, или вклинены в пейзаж, как глазастый городской мурал, – все они наполняют сюжет не хуже, чем описательные, заряженные эмоцией слова. В общем, искать и рассматривать детали в бессловесных книгах – одно удовольствие!
Вместо заключения
Полина Андреева: Визуальный язык, мне кажется, близок к универсальному. Картинку не нужно переводить на иностранные языки, она способна за короткое время передать большое количество информации. Например, когда мы видим знак перечёркнутой собаки, мы сразу понимаем её значение: «Вход с собаками запрещён», и считываем мы картинку быстрее, чем если бы это было написано словами. Другое дело, что в молчаливых книгах «послание» гораздо более сложное и многозначное, его даже не всегда можно «перевести» в слова. Но мне кажется, чтение на визуальном языке можно развивать так же, как чтение на иностранном, – с той разницей, что базовые знания визуального языка есть почти у всех, просто некоторые этого не замечают.
От редакции
Вот так воспринимаются книги без слов – спорно и ярко.
И невозможно отмахнуться от предположения, что расцвет «молчаливых книг» связан не только с триумфальным наступлением эры визуального, но и с кризисом слов как таковых, с их обесцениванием и вымыванием значений.
Но это лишь увеличивает ценность «живого слова».
Подготовили Марина Аромштам и Елизавета Прудовская