Этот цикл маленьких историй с подзаголовком «из дневника сказочника» вышел в издательстве «Детское время». На первый взгляд, здесь действительно сказочные истории: взрослый человек приезжает летом в заброшенную деревню, где с ним разговаривают то чайник, то лягушка, то лесной родник. Но история за историей – и оказывается, что за сказками прячется самая настоящая жизнь – в попытках научиться слышать Других.

Как это происходит?

Лирический герой Арбенина приезжает из города в деревню Ручей, где «шесть домов и только один из них жилой, да и тот десять месяцев в году стоит пустой, ждет нашего приезда».

Дом стоит один – и герой приезжает один. Это сходство сразу запускает сюжет: пустой дом оживает в присутствии человека, в прямом смысле наполняется им, – но от чего оживет, чем наполнится сам герой?

Пожив недолгое время в одиночестве, он замечает: «Когда остаешься наедине с собой на неделю, а то и на две, начинаешь особо внимательно присматриваться и прислушиваться ко всему, что происходит вокруг. И чем больше присматриваешься, тем больше видишь. Чем больше прислушиваешься, тем больше слышишь. Начинаешь различать сначала слова, а потом и фразы – в шелесте деревьев, в гомоне птиц, в свисте ветра, в жужжании насекомых… И уже на второй день понимаешь, что вокруг тебя все живое и все с тобой разговаривает! И ты начинаешь отвечать...».

И герой действительно начинает отвечать. Он не остается в стороне, оказавшись среди Других, – Арбенин показывает читателю, что одиночество среди Других можно сделать деятельным.

«Сначала я стал понимать язык деревьев...» Потом – язык комаров. Следом – язык грибов, язык туч, язык чайника... В каждом рассказе герой активно вступает в диалог с кем-то Другим. Причем эти диалоги кажутся очень деликатными со стороны лирического героя.: он как будто понимает, что Другие здесь – не только те, с кем он встречается и кто отличается от него, Другой здесь – и он сам. Ведь это герой – новый в старом доме, это он, горожанин, вторгается в чужое пространство – в деревню. Понимая это, герой Арбенина не ведет себя как главный, как единственно правый. Он вступает в контакт как может – через призму своей городской жизни. То есть пытается понять чужой мир привычными ему образами. Раз кусают комары, когда идешь по ягоду, – значит это оплата укусами за чернику, совсем как, например, на городском рынке. Если на небе закат – значит герой оказался в «кинотеатре» и на широком экране показывают кино. Если яблоки падают на крышу, то это просто яблоня играет в бильярд. А если хочешь привлечь к себе внимание грибов, то просто рекламируй себя поактивнее – тогда они точно обратят внимание и набьются в корзину. То есть, если по-городскому, – в маршрутку.

Важно, что в этих попытках приспособиться к Другому герой все равно остается самим собой – современным, сегодняшним человеком: да, он уважает чужие границы, но при этом сконцентрирован на своей персоне. При этом Арбенин посмеивается над своим героем, которому все время кажется, что он находится в центре событий, и все его действия – это предмет для всеобщего обсуждения.

Так, если герой делает обычную зарядку, то липы обязательно шепчутся за его спиной:

«– Смотрите-ка, девоньки, – говорит одна липа своим соседкам, – наш гастролер-то исхудал за год. Веточки тонкие, гибкости никакой…

– Они, городские, все такие хлипкие, – подхватывает соседка, – стручки в очках. Город – он сушит...»

А если герой выходит позагорать, и собрались тучи, – то это тоже по его, геройскую душу:

«Приблизились, скучковались прямо над моей головой и стали меня рассматривать уже прицельно, с пристрастием.

– Он очень бледный, – говорит первая.

– И весь в мурашках, – добавляет вторая.

– На загорающего совсем не похож, – соглашается третья. – Надо его срочно спасать!..» И приходится герою то приводить себя в форму, то прятаться от непрошеных оценок: «Да разрази вас гром, заботливые мои!..»

Да, не все попытки диалогов оказываются удачными. И это правдоподобно: ведь и в жизни не все контакты складываются. С некоторыми Другими герою приходится расходиться: как с тучами, от чрезмерной заботы которых приходится скрываться, или с бродячим котом, который сам не желает разговаривать с героем.

«Я пытаюсь вернуть его, говорю, что пошутил, что сейчас вынесу ему что-нибудь перекусить, но он уже не слушает...»

Но мне кажется также важным, что эта попытка услышать и поговорить – есть, что шаг навстречу – сделан. Ведь разговор нужен каждой стороне. Сам герой тоже обнаруживает в себе потребность быть выслушанным. И тоже находит преданного слушателя – Тишину.

«Здешняя тишина – это не городская тишь четырех стен, где из-за каждой доносятся шумы и отзвуки чужой жизни. Здешняя тишина объемна и величественна. Она не просто молчит, она слушает. Это внимательная тишина...»

Может быть, поэтому герой Арбенина так тонко слышит Других, что сам ощущает на себе это чудо выслушанности?

«Когда я вернусь в город, ты будешь ко мне заходить?..» – трогательно спрашивает Тишину герой и тут же понимает всю нелепость желания удержать неудержимое.

Но так ли оно нелепо, когда разговор происходит на таком глубоком уровне?

Самое интересное, на мой взгляд, начинается к концу цикла. Когда герой научается слышать самых разных Других, оказывается, что он может услышать и увидеть то, что кажется невозможным: чужие сны, которые уже кому-то снились. Потому что даже без жителей, даже без ручья, который иссяк, деревня, как обнаруживает герой, жива:

«Она все помнит, хранит все эти наслоения событий, судьбу каждого своего жителя, историю каждого домашнего очага. Так может, это ее сны я вижу по ночам – сны нашей деревни? С кем ей еще поделиться своими воспоминаниями, как не со мной – ее единственным на данный момент постояльцем?»

И в этих размышлениях герой приходит к такому выводу: «Каждую ночь мне снятся эти чужие сны… Или уже не чужие?»

Что же происходит тогда, когда Другой становится «не чужим»? А вот что – ты его лучше понимаешь. И можешь делиться этим пониманием, всеми найденными общими языками с Другими.

В конце цикла герой встречает приехавших к нему жену и дочку и думает: «Перезнакомлю их всех – моих городских с моими деревенскими». Вот что происходит, когда найден язык – Другой становится Своим.

« – Ну что, папа, ты подружился с летом? – спрашивает дочь...»

И герой удивляется, что «с летом я как-то толком и не познакомился…».

Но читатели, я думаю, понимают, что герою книги это сделать удалось. Книга начинается с истории про Дом, который «стоит пустой, ждет нашего приезда», и заканчивается историей про Дом: «…удивительное место. Здесь обитают вещи из разных времен, принадлежавшие когда-то разным хозяевам...» И точно так же как Дом по ходу повествования обрастает вещами, так и герой, живя в этом одиноком доме и общаясь с Другими, обрастает мыслями, смыслами и ценностями, которые останутся в нем даже после отъезда.

Наверное, это и означает подружиться с летом – услышать себя. Услышать и сохранить. Чтобы не кануло в Лету.

Я думаю, неслучайно эта книга маркирована издательством «для семейного чтения»: чтобы читатель-ребенок на понятных сказочных образах мог увидеть, как по-разному и в самых разных ситуациях складывается общение у человека взрослого. И чтобы взрослый, читая эту книгу вместе с ребенком, увидел, что он может быть не «над» ребенком, а рядом с ним. И они вместе могут поразмышлять о том, как это сложно – по-настоящему услышать Другого, но как много это приносит открытий.

Анна Анисимова