‒ Вы не только писатель, но и практикующий врач. Какая из ваших специальностей нравится вам больше всего?

– Этот вопрос очень трудный. Мне его все время задают, и я никак не решу, как на него честно ответить. Потому что это все равно что сказать, какой палец на руке любимый, или какая нога главнее, левая или правая. Не знаю, не могу сказать.

‒ Что значит быть врачом?

– Ну, это… Хотя с «ну» фразу не начинают, но тут хочется просто так долго длить «ну-у-у-у». Не знаю, что значит быть врачом. Я всегда говорю, когда меня спрашивают про врачебную профессию: вы лучше туда не ходите, в медицинский. Потому что вас всю жизнь будут ругать, всю жизнь начальники будут требовать от вас какие-то бумаги, тысячи, миллионы бумаг. Всю жизнь вас будут мучить угрызения совести из-за тех, кто либо умер, либо недостаточно хорошо вылечился, вы будете всех их помнить. Всю жизнь вы будете на не очень большой зарплате делать очень тяжелую, очень трудную работу. И у вас будет плохое здоровье, потому что вы просто слишком много работаете. Но зато вам никогда не будет скучно, вокруг вас всегда будут интересные люди.

И точно то же самое можно сказать о писательской работе. Но только, слава богу, никто не умер от того, что ты написал.

‒ А вы сами любите работу врача?

– О, если бы не любила, не работала бы. Медицина – это очень интересная работа. Я считаю, что это вообще единственная работа, которой стоит заниматься.

      
                                                  Светлана Лаврова на рабочем месте

‒ Вы знаете, сколько книг вы уже написали?

– Да, у меня это даже где-то записано. Но я не помню. Знаю, что вышло 97 книг, еще штук 20 с лишним написано, но не издано. В общем, больше сотни.

‒ Откуда берутся идеи, из которых складываются новые книги, неожиданные и интересные сюжетные повороты?

– Идеи берутся непонятно откуда. Собственно, иногда даже просто из разговора. Например, как-то раз мы с моей любимой подругой Ольгой Колпаковой, тоже писательницей, сидели у нее дома, чай пили. Позвонила ее сестра и говорит ей: приюти, пожалуйста, мою кошку до вторника, мне нужно уехать (куда-то там). Я слышу: кошка до вторника, тра-та-та-та… И думаю: какое отличное название, какая аллитерация! К этому заглавию надо придумать сказку! Вот так начиналась моя книга «Кошка до вторника».

Иногда бывает достаточно просто приехать в какую-то страну, и из этого получается сказка. Когда я делала «Трилобитов…» («Трилобиты не виноваты». ‒ Прим. ред.), всё начиналось долго, медленно. А к взрослой своей книге, которая называется «Смерть приходит с помидором», я всю жизнь шла. Я 20 лет работаю в нейрохирургии. И, собственно, все эти годы я к этой книге и шла. То есть очень по-разному всё с каждой книгой.

Иногда познавательную книгу может заказать издательство – и это тоже хорошо. Я с удовольствием писала, например, о медицине, о русском языке и об архитектуре, и вообще, о чем только не писала.

А насчет сюжетных поворотов – тут уж как занесет. Когда начинаешь писать, оно ж потом как паровоз куда-то летит. Но паровоз, как правило, по прямой все-таки летит, а сюжеты – они все время загибаются, само собой так получается.

Вообще надо сказать, что книжки пишешь обычно, когда тебе хочется. А если не хочется, то их и не пишешь. Мне год уже не хочется, я не пишу. Кстати, Лев Николаевич Толстой сказал однажды или в дневниках написал, не помню: если вы можете не писать книги, не пишите их. Нельзя сказать, что вот, я ставлю перед собой цель создать гениальную книгу, или я ставлю перед собой цель написать книгу, которая покажет ребятам, что так не надо поступать. Нет, этого я никогда не делаю. Я пишу для своего удовольствия.

‒ На одном из ваших выступлений вы сказали, что боялись, что книгу про трилобитов никто не станет издавать и что ее могут не понять, потому что она странная. Почему вы так переживали за судьбу этой книги?

– Потому что есть такое выражение в литературной среде: «неформат». Я вообще «неформат» по жизни писательской. Вот почему у меня так много книг не издано.

Ведь можно написать, например, такие вполне традиционные приключения. Можно написать, предположим, повесть для девочек про любовь. Можно написать для малышей про зверюшек. Это все хорошо – и понятно, на какую полку поставить, понятно, какому ребенку предложить книгу. А тут что-то такое сложное, слова длинные. Как мне в одном издательстве сказали: у вас там слишком много непонятных слов. Я говорю: так это же хорошо! Будут знать новые слова. – Нет, это слишком сложно.

Все очень боятся, что дети будут слишком много думать. Я не знаю, я всегда уважала своих читателей.

И я боялась, что не найдется такого смелого издательства, которое скажет: да, мы это издадим, потому что это интересно и такого никогда не было. А скажут так, как одно издательство сказало: ой, очень интересно, но как мы будем это продавать? Не знаем, как мы это будем продавать.

Так что с «Самокатом», который издал «Трилобитов…», мне просто очень повезло. Но они вообще молодцы.

‒ А кому эта книга предназначалась?

– Прежде всего мне самой. Потом она предназначалась людям, которые умеют небанально мыслить. И которым скучно жить только одну нашу жизнь, которую мы живем. Из таких людей вырастают историки, художники, писатели, космонавты, то есть те, которым мало этой жизни. Проживаешь еще и то, что пишешь. И проживаешь то, что ты читал по истории, например.

С трилобитами еще получилось интересно, потому что это палеонтология. А палеонтология не очень многих людей интересует. Но те, кто интересуется, просто с макушкой погружаются в палеонтологию, потому что это совершенно невероятная вещь. И я хотела для них эту книгу сделать. И еще мне хотелось поклониться Ричарду Форти, который написал чудесную книгу «Трилобиты: Свидетели эволюции», и всем его коллегам, которые посвятили свою жизнь изучению трилобитов. Так подумаешь: трилобиты вымерли уже 250 миллионов лет назад, а Форти и его коллеги, всю жизнь посвятили этим таракашкам и совершенно счастливы. Я их понимаю. Потому что я тоже это люблю.

‒ Как долго вы писали эту книгу?

– Довольно долго. Сначала я очень долго читала, материал набирала. Потом выписывала всю нужную информацию на карточках: в каком периоде какие были зверюшки, что оттуда можно взять и где про них говорится ‒ в такой-то книге, такая-то страница. То есть это было что-то типа картотеки. И постепенно из этой картотеки вылезал сюжет. Сначала придумывались герои. Обычно я всегда придумываю сначала сюжет, а здесь сначала придумывались герои. Какие герои из моей коллекционной коробки потянут эту роль? Оказалось, очень мало какие. Пришлось брать из книги Форти редких трилобитов, которых у меня в картотеке не было. В общем, это был длительный процесс. Я писала «Трилобитов» почти полгода.

Но я ни в коей мере не палеонтолог, я просто люблю это дело.

‒ Чем вас привлекают археология и палеонтология?

– Возможностью заглянуть за грань реальности, в которой мы живем. Я вообще люблю историю, не только археологию и палеонтологию. Потому что она помогает мне жить. В общем-то у меня в жизни были и проблемы, и трудности. И страна наша переживала не самые легкие моменты. И всегда мне помогало понимание, что в истории все это уже было – и ничего: и выжили, и выкарабкались. Поэтому история для меня – это большой друг и утешитель. А археология и палеонтология, в общем-то, часть истории.

Палеонтология привлекает ‒ интересно, что совсем другая планета была и на ней жили совсем другие существа. Ты как будто полетел на другую планету, а тем не менее это Земля.

А археология – возможно, это наследственное. У меня тетя была археологом. Она работала на Урале, раскопки были посвящены манси (народ такой у нас живет) и домансийским народам – это совсем немыслимая древность. Считается, что на Урале история началась, когда сюда пришел Петр I и поставил заводы. Да ничего подобного!

Взять тот же Аркаим на Южном Урале ‒ ему 4000 лет, он ровесник египетским пирамидам и старше Трои.

‒ Как вы думаете, насколько археология, палеонтология и история вообще важны для людей?

– А это кому как. Некоторым людям история не нужна вообще. Причем я говорю это нисколько не в укор им. Они другой жизнью живут, и им это действительно не нужно. А для меня это очень важная вещь. Потому что, как я уже говорила, эти науки меня утешают, они мне помогают. Когда приходится туго, вспоминаешь какой-то исторический пример и понимаешь, что, в общем, все уже было. Это все можно пережить.

‒ Трудно ли вам было воспитывать своих детей?

– Это был взаимный процесс. Я их воспитывала, они меня воспитывали. В этом процессе участвовали папа, бабушка. Это был такой общий процесс. Наверное, нет, не трудно. Мы просто жили и любили друг друга. И до сих пор продолжаем воспитывать друг друга. Это нормально.

‒ Что в вашей жизни вы считаете самым трудным?

– Самым трудным… Для меня самое трудное – быть уверенной в себе. И если на работе, в операционной, я еще достаточно уверена в себе, то в обычной жизни, а не как врач, я очень неуверенный в себе человек. А я как писатель – трижды неуверенный в себе человек.

‒ Вы сказали, что любите путешествовать. Какое место в мире вам нравится больше всего?

– Мне больше всего нравится место в мире, в котором я сейчас нахожусь, – мой дом. Если не считать его, у меня есть несколько любимых стран. Во-первых, это Италия. Очень комфортно себя в ней чувствую. Во-вторых, скорее всего, Япония. Я только два раза в ней была. Правда, довольно долго. Но мне тоже там очень интересно, очень нравится эта страна. И вообще я люблю страны Юго-Восточной Азии. Еще мне очень нравится Армения. Перечислять страны, которые мне нравятся, я могу очень долго.

‒ Как вы относитесь к сегодняшнему состоянию нашей планеты?

– Отношусь с некоторым испугом. Потому что по всему видно, что мы потихонечку приближаемся к одному из тех великих вымираний, о которых я так много читала и уже написала. Я понимаю, что этот процесс длительный, ‒ скорее всего, мои дети, внуки и правнуки могут ничего особенного и не заметить. Но могут и заметить, если все это будет развиваться с большой скоростью. Ведь одно дело, когда это естественный процесс. И другое дело, когда люди этому усиленно помогают. Поэтому мне немножко тревожно.

Но меня это тревожит, скажем так, умом. А внутри я человек очень жизнерадостный и позитивный, поэтому я отодвигаю то, что меня тревожит, и стараюсь радоваться жизни.

‒ А как вы считаете, если люди задумаются об этом, то можно избежать вымирания?

– Я думаю, что вообще избежать вымирания невозможно. Это биологический закон. Но не все же виды вымирают. Давайте как-то сделаем так, чтобы гомо сапиенс все же продержался подольше, потому что мы неприлично мало еще живем на этой планете. И давайте постараемся, чтобы те животные, которые вокруг нас, тоже еще немножечко пожили. Это не от меня зависит, но мы все равно делаем, что можем. Я, например, пытаюсь какие-то экологические моменты вносить в свои книжки. Не знаю, посмотрим, что будет дальше.

Беседу вел Игнат Варакин

___________________________________

Игнат Варакин, обладатель диплома «Книжный эксперт XXI века», член детской редакции «Папмамбука», 13 лет, с. Рождествено, Московская область

О книге Светланы Лавровой «Трилобиты не виноваты» Игнат Варакин рассказал в статье «Как жили наши древние братья-трилобиты»

Книги Светаны Лавровой