Но книга «Что и требовалось доказать. Жизнь Льюиса Кэрролла» – безусловная удача ее автора, Григория Кружкова. Так и хочется воскликнуть: это одна из лучших биографий, которую можно дать в руки детям! А залог качества, как ни странно, в том, что и взрослым она будет интересна – и с точки зрения материала, и с точки зрения композиции, и с точки зрения художественных приемов. Это не линейное повествование в привычном смысле слова: «герой родился, повзрослел, свершил…». Это своего рода литературная игра, о которой нас сразу предупреждают: «…автор, может быть, потихоньку разыгрывает читателя и посмеивается над ним, но нет нет да и скажет что-нибудь правдивое».

Игра абсолютно в духе «Алисы…». Поражает совпадение интонаций и даже, может быть, мироощущений. Кому, например, придет в голову рассказывать о жизни того или иного человека «от противного»? С использованием «фактов», которые «НЕ СЛУЧИЛИСЬ» (так слова выделены в книге)?

Кружков утверждает, что «долг добросовестного биографа – сообщить потомкам не только о том, что БЫЛО в действительности, но и то, что МОГЛО БЫТЬ, НО НЕ СЛУЧИЛОСЬ, или СЛУЧИЛОСЬ, НО ВСЕ ОБ ЭТОМ ЗАБЫЛИ». И в главе, посвященной рождению Чарльза Додсона (будущего Льюиса Кэрролла) на полном серьезе рассказывается, что Александр Сергеевич Пушкин НЕ БЫЛ его отцом, и объясняется, почему так получилось: «Пушкин не поехал в Англию, потому что царь очень боялся, что Пушкин сбежит, и за границу его не пускал». О Пушкине автор вспомнит еще раз, рассказывая о путешествии Кэрролла в Россию: родоначальник русского литературного языка «явится» путешественнику «в приличной гостинице на углу Невского проспекта и Мойки», когда последнего мучают духота и бессонница. «Тень Пушкина» обсуждает с Кэрроллом природу «карикатуры и пародии». А потом исчезает – совсем как Чеширский Кот, в лучших традициях жанра пародии.

Диалог между создателем «Алисы…» и «Нашим Всем», безусловно, полностью придуман Кружковым. Выписан с удовольствием и юмором.

Только не вздумайте спрашивать, причем тут Пушкин! Вы что, сами не понимаете?

Значит, у вас плоховато с логикой. («Логика – это когда одно вытекает из другого».) И раз у вас возникают вопросы по поводу Пушкина, вы вряд ли поймете, как бабочка может перевесить носорога. А вот Алиса, «настоящая», та, которая стала прототипом Алисы сказочной, понимала: все зависит от того, какая бабочка и какой носорог. И мистер Додсон (будущий Льюис Кэрролл) был с ней согласен: «…если бабочку взвешивать натощак, она никак не перевесит носорога. Но если бабочка перед этим съест слона…» Конечно, он не видел своими глазами, как бабочки едят слонов. Но так ведь в Англии и не водятся слоны. А утверждать, будто на свете не существует того, чего мы не видели своими глазами, нельзя: нелогично!

Хотя это, конечно, замечательные "догадки" автора - что и требовалось доказать! А вот то, что Льюис Кэрролл потом взял да и нарисовал в блокноте картинку, да еще и сочинил смешное стихотворение «Носорог и бабочка»… Читателю остается только поверить автору, что Кэрролл «просто забыл его написать».

И такими веселыми «забытыми» стихами (которые в то же время следует отнести к разряду интеллектуальной поэзии) пронизана вся книга, придавая ей еще одно – поэтическое – измерение.


Но языковой игрой и тонкими литературными аллюзиями содержание книги не исчерпывается. Все равно это, в первую очередь, биография. Чарльз Додсон ‒ Льюис Кэрролл предстает перед нами человеком «трех измерений»: талантливым математиком, выдающимся фотографом и создателем гениального литературного произведения. По ходу повествования нам доходчиво и наглядно объясняют суть некоторых математических явлений, «анекдотов» из истории науки (Ньютон то, оказывается, вовсе не спал под яблоней, когда ему на голову упало «то самое яблоко»: он работал в поте лица, окапывая дерево!) и техники изготовления фотографий в XIX веке.

Чтобы написать такую живую, искрящуюся юмором биографию, автор должен чувствовать безусловное внутреннее родство со своим героем, с его «триединством». Кружкову Льюис не просто интересен. Он ему близок и понятен. И подобным чувством заражается читатель.

Этому способствует и дизайн книги. Подзаголовок обещает нам представить «жизнь Льюиса Кэрролла в рассказах и картинках». Картинки (точнее картиночки) действительно есть: с их помощью обыгрываются и «привязываются к тексту» фотографии – много разных фотографий, сделанных самим Льюисом Кэрроллом.

Картинки тоже принадлежат ему, но дизайнер Татьяна Костерина позволила им вести себя на страницах книги «вольно» и, подчеркивая игровой характер книги в целом, еще и использовала баблы с репликами нарисованных персонажей. (Правда, «случилось», что Блок «выражается» словами из стихотворения Тютчева, но, возможно, с помощью абсурдистской логики можно доказать, что это вполне возможно! Ведь Тютчев жил раньше Блока, и Блок наверняка еще в детстве выучил наизусть его стихотворение.)

В общем, «Что и требовалось доказать» (название, кстати, тоже отличное) не хочется выпускать из рук. И подростки, которые оказались чувствительны к интеллигентской традиции прошлого века, предписывающей обожать «Алису…», наверняка прочтут книгу с интересом (и заодно откроют для себя и Григория Кружкова).

Но у этой книги есть еще одно важное достоинство. В силу того, что она написана мастером языка, ее можно читать вслух. Поэзия тут говорит не только в стихах (переведенных и сочиненных Кружковым), но и в каждой прозаической строке.

Мы знаем, что существует «проза поэта». Теперь к нашему знанию можно добавить новый нюанс: существует «биографическая проза поэта».

Марина Аромштам

__________________________________

Григорий Кружков
«Что и требовалось доказать. Жизнь Льюиса Кэрролла»
Дизайн Татьяны Костериной
«Книжный дом Насти Орловой», 2021