‒ Кристина, ты автор стихов для малышей и стихов для подростков, веселых рассказов о фантазере Вене Венчикове и повести о подростке, который потерял слух. Разнообразие не только возрастное и тематическое, но и жанровое. Как это у тебя получается?

‒ Думаю, это зависит от «внутреннего возраста», в котором я нахожусь. И от эмоций, впечатлений, которые меня наполняют в этом возрасте. А он постоянно меняется, и мне это нравится. Надо ловить момент и писать то, что меня в это время волнует, что мне близко. Ведь невозможно писать о том, чего не чувствуешь и не понимаешь. Вот и получается, что пока я нахожусь в возрасте фантазера Вени (он, кстати, не только фантазер, он же играет с фактами из жизни великих личностей), то тут уж от приключений не удержаться. А если мне вдруг стукнуло 13, то я настолько втягиваюсь в подростковые мысли и переживания, что начинаю вести себя по-другому и до слез переживать за своих, точнее, вместо своих героев. Бывает, что в какой-то момент настолько принимаешь на себя эмоции героя, что становится очень тяжело все это носить. Но зато внутри закипает энергия этого возраста.

Не помню, чтобы я когда-нибудь находилась в специальном поиске – дай-ка, я попробую вот так! – но, мне кажется, есть какой-то писательский шаманизм, что ли, когда начинаешь вызывать в себе чувства, необходимые твоему персонажу, как шаман вызывает духов и впускает их в себя.

Стихи для малышей – это отдельная тема. Эх, как часто хочется вернуться в тот эмоциональный возраст, к мишкам и зайчикам, ведь там все так светло и улыбчиво, ‒ но не всегда получается. Все-таки специально, без приглашения, в этот мир попасть нельзя. Нельзя писать такие стихи, когда внутри недостаточно радостного ребячества и не хочется скакать на одной ножке. Но я всегда жду, когда этот возраст вернется.

‒ А можешь сказать, в каких текстах больше тебя самой? Какая из книг наиболее «твоя»? И почему?

‒ Сейчас самой «своей» я считаю книгу «День глухого кита». Да, пока для меня это главная работа, из изданных книг. Возможно, потому что она вытащила из меня много эмоций. Тут я не просто постаралась влезть в шкуру героя и переживать вместе с ним, а скорее наоборот – изначально главный герой Кит вселился в меня, что-то перевернул и заставил переживать за него. Заставил испытать то, что я давно уже не испытывала. Это было тяжело и болезненно: пришлось ходить со всеми этими переживаниями и другим ощущением мира до тех пор, пока не дописала книгу. Хотя и сейчас Кит меня одергивает, если я вдруг становлюсь этаким закостенелым взрослым-взрослым: «Ну-ка, а теперь посмотри на все это моими глазами!»

А еще работа над книгой была увлекательной потому, что часто, прежде чем написать буквально пару строк, требовались новые знания: о жестовом языке, о слабослышащих людях, о психологических проблемах. Потребовались даже консультации специалиста – и это было очень интересно.

‒ В комментариях издательству «Речь», которое выпустило «День глухого кита», ты говорила, что собирала для этой книги высказывания подростков, записывала их диалоги. Как ты считаешь, может ли книга быть «переводчиком» с подросткового языка на взрослый?

‒ Я записывала разговоры и рассуждения подростков, потому что они мне нравились, восхищали их свежие мысли, видение под другим углом. Но это не другой язык, поэтому «переводить» его нет необходимости, это просто передача живого юного мышления. К тому же, речь многих подростков гораздо взрослее, а речь некоторых взрослых намного «подростковее» и упрощеннее. И подражание взрослых подростковому или детскому языку, желание быть с ними как бы на одном уровне может вызвать недоумение или усмешку у детей.

‒ А кому ты сама адресовала эту книгу? Ведь ее главный герой Кит говорит: «Если бы мне сказали, что все эти книги, которые я читаю, для подростков, я бы и читать не стал».

‒ Герой так говорит, потому что не любит то, что создано специально. Не любит, когда его ограничивают: «Вот это тебе слишком рано, это уже поздно, а это вообще не для тебя». Конечно, он пойдет наперекор! Речь идет о том, чтобы не ставить узкие рамки. Думаю, эти рамки вообще никто не любит, не только мой герой. Разница в том, что взрослый уже к ним как-то привык, приспособился, кому-то даже в этих ограничениях комфортнее, а подростка за них выносит, он стремится их сломать. Меня в библиотеке или в магазине часто спрашивают, для кого я беру все эти детские книги. Приходится несколько раз объяснять, что для себя, ну правда, в самом деле для себя, – и выходит очень смешной разговор. То есть получается, что взрослому человеку вроде бы полагается читать книги по своему возрасту. Вот если бы я взяла женский роман или детектив, ни у кого не возникло бы вопросов.

«День глухого кита» адресован всем юным людям. А кто из них чувствует себя юным, неравнодушным или помнит в себе подростка, читателям виднее. Возрастное ограничение на книге ставлю не я. Кстати, я заметила, что очень часто ее читают родители. Это неудивительно, ведь книга, прежде всего, о взаимопонимании, в том числе в семье. И я очень надеюсь, что родители читают книгу из-за этого, а не для того, чтобы вынести вердикт, можно или нет читать книгу детям.

‒ В одном из стихотворений сборника «Не ВКонтакте» твой лирический герой говорит: «Взрослые все друг на друга похожи. Вы говорите одно и то же...» – и отгораживается от взрослых наушниками, чтобы не слышать. «Я где-то с музыкой, снова не с вами». Этот тот же самый герой, что и в «Ките»? Или это типичный подросток? И может ли вообще быть «типичный подросток»?

‒ Это не тот же герой, но, возможно, кто-то из его друзей. Все-таки «типичных» подростков не бывает. Они же как снежинки, все совершенно разные, уникальные. Хотя есть какие-то черты этого возраста. Но ведь если мне самой кажется, что окружающие меня люди говорят одно и то же и мне хочется от них закрыться, это не значит, что я подросток? Или значит? Вот ты как думаешь? (Улыбается.)

‒ Думаю, это значит, что ты знаешь, чего хочешь, что тебе нужно. Чтό ты готова слушать, а что – нет. То есть ты уже освоила себя, обжила. А подросток только начинает себя обживать, поэтому от него можно услышать такие обобщения о взрослых. Взрослые ведь такие же разные, как подростки.

‒ Да, это так. Но подростки еще не научились ограждать себя от всех слов, которые в них летят. Даже если они делают вид, что не слушают. Они переживают, прокручивают все, что сказано в их адрес, тысячу раз, и советы: «А ты не переживай» или «Не бери в голову» тут вообще «не работают». Наверное, надо взрослым как-то договориться и постараться не высказывать лишний раз подросткам неприятные вещи. Ну хотя бы о внешности. Им и так бывает максимально неудобно, мучительно в растущем теле, которое меняется каждый день, а мы, взрослые, еще частенько добавляем критические замечания, о которых, кстати, никто не просит. Ну не нравится взрослому носить зеленые колготки, розовые волосы и серьгу в непривычном для него месте, так пусть и не носит, никто же его не заставляет. Это все такие мелочи, что можно как-то сдержаться и не критиковать подростка, особенно при всех, не развешивать ярлыки и не сравнивать с кем-то, ведь ребенок от перемен во внешности и одежде не меняется внутри.

Недавно я смотрела на сайте Livelib, какие цитаты из «Дня глухого кита» выбирают читатели. И нашла вот эту, например: «Бывает два состояния разбитости. Первое – когда слова разбиваются об меня, я их не слышу (правда, бывают слова небьющиеся, эти отскакивают, но возвращаются снова). Второе – когда слова разбивают меня самого. Я их слышу и чувствую. От меня откалываются куски, как от старой стены, и падают на пол. Так и приходится ходить разбитым и делать вид, что ты в норме». Так может, не надо лишний раз «откалывать по кусочку» из-за каждой мелочи, а лучше поберечь ранимых детей.

‒ А вот в стихотворении «Не ВКонтакте», которое дало название твоему сборнику, герой утверждает, что он «не в контакте» со «всей гурьбой, всем поколением». То есть твоему герою-подростку невыносимо слышать не только взрослых, но вообще всех? Что это, на твой взгляд, ‒ стремление к индивидуализации? Возможность быть максимально живым и ни на кого непохожим? Нежелание стать «закостенелым взрослым»?

‒ Нет, герой не утверждает так. Во всяком случае, я этого не хотела. Всем поколением он идет в ногу со временем, со всей гурьбой. Но в то же время «меняет ногу», «меняет пароли» и отстает, отдаляется, вылетает из строя, не хочет маршировать как все. Конечно, он хочет быть, как ты сказала, максимально живым и ни на кого непохожим, но главное – быть Собой, открыть Себя, донести Себя, не позволить себя подогнать под вот это «как все». Наверное, если бы этому герою сказали, что у него «стремление к индивидуализации», он бы удивился. Потому что специально он к этому не стремился. А ведь мы тоже в свое время, наверное, чувствовали в себе какую-то особенность. И еще, помню, говорили: «Вот мы, когда вырастем, ни за что такими не станем!» Интересно, что же с нами случилось?

‒ Может быть, в том числе поэтому взрослые так активно сейчас читают литературу для подростков ‒ чтобы вернуться в тот возраст и снова открыть себя? Или переоткрыть себя.

‒ Да, «переоткрыть себя» – это прекрасно! Многие взрослые читают потому, что им хочется вспомнить себя или просто интересно почитать светлую детскую книгу. К ним возвращаются воспоминания (а вот у меня так было!), они хотят вспомнить что-то важное и понять самих себя, с самого начала. Некоторые читают для того, чтобы понять своих детей, быть ближе к их интересам, быть «в теме». Им хочется обсудить книгу со своим ребенком, и это здорово. А еще, наверное, многие взрослые читают подростковую литературу потому, что в нашем детстве таких книг не было! Я вот тоже дорвалась до моря прекрасной детской литературы, в том числе переводной, и очень рада, что есть такая возможность – читать то, чего не было в детстве.

‒ А твой герой Веня Венчиков – он из тех, кто нашел себя? От чего это зависит, что кто-то может открыть себя, а кто-то нет?

‒ Веня Венчиков будет вечно в поиске приключений и самого себя, тем более что у него есть машинка времени. Он всегда будет знать, что есть еще кто-нибудь великий, талантливый, смешной и очень человечный, с кем он может познакомиться. А ведь каждый раз, когда мы открываем для себя новую личность, мы немножко открываем и самих себя. Эта тема бесконечна, и я еле-еле заставила себя поставить в книге точку. Пока!

‒ Веня Венчиков с кем только не встречался на машинке времени: и с Пушкиным, и с Петром I, и с Айболитом, и с Маршаком... А ты сама с кем бы встретилась? К кому у тебя накопилось много вопросов?

‒ Интересный вопрос. С ними со всеми я бы захотела встретиться, все эти личности меня поражают, от Петра I до Карлсона. Но побеседовать я бы хотела, наверное, с Гоголем. «Ну как можно быть таким гениальным?» – спросила бы я его. Впрочем, это относится ко всем личностям из этой книги. У Петра I я бы спросила, человек ли он. Его великолепные качества, по-моему, выходят за рамки человеческих. Когда я иду по Петербургу, мне хочется на каждом шагу говорить ему «Спасибо!» или «Как ты это сделал?».

Но знаешь, что меня больше всего ошеломляет в этих людях? Они каким-то образом чувствовали свое Предназначение. И даже если от них отворачивалась удача, обрушивались несчастья или они терпели поражение, все равно они продолжали делать свое дело. И вот мы возвращаемся к тому моменту, когда говорили про «открытие себя». Подростки – как раз те люди, которые очень остро, болезненно и тонко воспринимают эти вопросы: «Кто я?», «Зачем я?», «Кем я стану?», «Каким станет мир?», «Какое у меня предназначение?». И следующие вопросы: «Что я могу?» и «Могу ли я?». Поэтому очень важно в этом возрасте не сломать стремление личности сделать что-то важное, создать что-то свое каким-нибудь одним оскорбительным для подростка замечанием. Взрослый человек может даже не заметить и не запомнить, что он сказал или бросил мимоходом, а подросток перестанет верить в себя и «закроется». А машинки времени, чтобы вернуться в эту точку и все исправить, к сожалению, у нас нет.

‒ Кстати, про «исправить»: твой Веня Венчиков «исправляет» литературу. Он отвозит Муму Деду Мазаю, чтобы тот научил ее плавать. Учит русских писателей избегать «потерь и трагедий». Возвращает собак из космоса. Как ты думаешь, литература помогает избегать потерь и трагедий в жизни?

‒ Веня не пытается исправить что-то специально, он делает это нечаянно. Честное слово, он вообще никого ничему не учит! Он не хотел! Он просто отзывчивый любознательный парень, довольно легкомысленный. Но, конечно, хорошие книги помогают пережить тяжелые моменты в жизни или понять поступки людей, которые находятся рядом с нами. Ведь в тексте мы видим то, что и так подспудно знали или чувствовали. Это истины. И тут нас словно осеняет, и мы думаем: «А ведь верно же сказано». И, пережив какую-то ситуацию вместе с героем, нам будет легче принять и пережить ее в жизни. Неважно, будет ли это «Портрет Дориана Грея» или «Слон Хортон ждет птенца».

Недавно я узнала, что те же самые подростки, которые читают, например, «Бойцовский клуб», читают также «детские» стихи Доктора Сьюза. Потому что в них много мудрости и того трогательного внимания к личности, которое всегда будет необходимо детям:

«Ведь личность ‒ это личность,
А значит ‒ необычность,
Пускай она незрима,
Зато неповторима».

Это из книги «Хортон слышит Ктошку» в переводе Владимира Гандельсмана. Если мы будем это помнить, то избежим потерь и трагедий в жизни.

Беседу вела Анна Анисимова

____________________________________________

Книги Кристины Стрельниковой для подростков:

День глухого кита »

Кристина Стрельникова

Великолепный Веня Венчиков »

Кристина Стрельникова

Не ВКонтакте. Стихи для детей »

Кристина Стрельникова

Книги Кристины Стрельниковой для детей:

Лето без берета »

Кристина Стрельникова

Тетя Шляпа, или Укрощение Тамаранды »

Кристина Стрельникова

Ежики »

Кристина Стрельникова