По сценарию устроителей вечера, дети выходили к микрофону и зачитывали небольшие эссе по прочитанным книгам. Поскольку «Детство Левы» было единственной книгой, с которой подростки могли познакомиться (ну или хотя бы прочитать название), почти каждое сочинение начиналось словами: «Прекрасная, незабываемая пора детства!..» И естественно, там фигурировали «чистые помыслы» и «чистые чувства».

В какой-то момент я не выдержала и подняла руку, прося слова:

‒ У меня возник вопрос: вы что же, действительно считаете мысли и чувства ребенка «чистыми»?

‒ Да, ‒ без тени сомнения ответил пятнадцатилетний докладчик.

‒ Но вы ведь – ребенок, так? Вы считаетесь ребенком, и сами считаете себя ребенком?

Докладчик уверенно кивнул.

‒ И у вас нет даже тени сомнения по поводу чистоты своих мыслей и чувств?

‒ Безусловно, ‒ отрезал докладчик.

И я почему-то подумала: да это же просто будущий министр культуры…

‒ Тогда мне придется заострить свое высказывание. По вашим словам, получается, что дети – «чистые» существа и «чистота» – это характеристика исключительно детства. А взрослые, и в том числе мы, те, что сидим перед вами… по-вашему, уже «грязные»? Или, попросту говоря, взрослые – плохие, а вы – хорошие?

‒ Получается, да, ‒ ни один мускул не дрогнул на лице будущего «министра культуры».

…Честное слово, не помню, как мы все из этого пике выходили. Кажется, ситуацию спас Борис Минаев, который перевел стрелки на себя и стал говорить что-то вдохновенное и примиряющее…

Я то и дело возвращаюсь мыслями к этой формуле о «прекрасной незабываемой поре» и о «чистоте детства». Подростки ведь не сами ее выдумали. Им навязали этот «литературный» штамп, это украшение для эссе, отражающее, на самом деле, какую-то примитивную и антипсихологическую идеологию. А отследить, что в детских эссе этот «тезис» утрачивает логику, взрослые менторы оказались не в состоянии.

Но поразительно, как легко усваиваются подобные моралистические штампы. И как легко они выскакивают из детей в ситуациях, когда те хотят быть «хорошими».

Я не один раз с подобным сталкивалась. В том числе – в ситуациях, когда совсем этого не ожидала. К примеру, в разговорах о сложных темах в книгах.

***
В какой-то момент я, как и многие мои друзья и коллеги, переживала по поводу новоиспеченного закона с условным названием «Об информации, способной нанести детям вред». Он вызвал тогда «широкое общественное обсуждение». И я в очередное воскресенье в книжном подростковом клубе задала детям важный для себя вопрос:

‒ Есть мнение, что существуют темы, на которые с вами нельзя говорить. Вы с этим согласны?

Как вы думаете, что мне ответили? Что ответили мне подростки, «склонные бунтовать против взрослых»?

Без минутного колебания, без тени сомнения они твердо ответили:

‒ ДА.

Точнее, ответила девочка, одна из самых начитанных, умных и любимых мной «клубников». А остальные глухо молчали и выжидали: что-то будет?

Я ожидала совершенно другого «клишированного» ответа и совершенно растерялась.

‒ И на какие же темы с вами нельзя разговаривать?

– Смерть, болезни тяжелые – это все не для детей, ‒ строго ответила Таня (имя изменено).

– Это может их испугать.

‒ То есть, Танечка, ты считаешь, что с тобой нельзя разговаривать ни про смерть, ни про болезни?

‒ Я думаю, нельзя… ‒ Уверенность Тани уже не казалось такой железобетонной, но ею все еще владело чувство «объективной истины».

Я сказала, что мне нужно подумать над сказанным, над тем, что здесь произошло. И оставшуюся часть занятия мы просто что-то читали…

В следующее воскресенье я принесла с собой небольшую стопку книг.

‒ На прошлой встрече Таня сказала, что существуют темы, о которых с детьми нельзя разговаривать в книгах. Вы ведь помните, что это за темы?

Конечно, все помнили: СМЕРТЬ!

‒ Но так случилось, что сколько-то книг для детей на эту тему уже написали. И сегодня нам предстоит решить, будем ли мы их жечь.

Не думаю, что кто-то из присутствующих принял мои слова за шутку. «Главной» книгой, претендующей на изъятие и последующее уничтожение, была «Книга о смерти» Перниллы Стальфельт.

Книга о смерти »

Пернилла Стальфельт

«Иногда мы задумываемся о смерти…» ‒ так она начинается.

Эта книга, собравшая под своей обложкой все возможные и невозможные «концепции» о завершении человеческой жизни, все обычаи и обряды, все мифы и суеверия, все научные и ненаучные эксперименты, ‒ своеобразная пародия на энциклопедию. Как это бывает в книжках-картинках, нейтральный словесный ряд соседствует с рисуночками, такими «веселыми картинками»: уморительными, зубодробительными, скорее всего оскорбительными для чувств разнообразных верующих – и разрушительными для страха.

Для подросткового страха смерти.

Дети, естественно, всем скопом в эту книгу уткнулись, и в течение десяти, а то и больше минут извлечь их оттуда было практически невозможно. Сначала они хихикали, потом стали в голос смеяться.

‒ Ну что, сжигаем? Танечка?.. – Я надеялась, что мой вопрос прозвучал радостно-приподнято.

Танечка отрицательно затрясла головой. На этот раз ответить ей мешали… хм… положительные эмоции.

– Не-е-ет! – закричали все.

‒ Как это – не сжигаем? Это же про смерть? Запретная тема!

‒ Нет, – Танечка наконец смогла заговорить. – Это очень смешно. Это… так здорово!

‒ Таня, но разве можно так смешно – и про смерть?

‒ Да. Потому что… на самом деле… это так страшно, что по-другому нельзя.

Я всегда думала, что Таня – умнейшая из девочек подлунного мира. И зря я что ли испытывала к ней такое уважение и такую любовь.

***
«Книга о смерти» Перниллы Стафельт теперь – букинистическая редкость. И, боюсь, ее переиздание невозможно: закон о защите детей от вредной информации теперь уже не единственный, по которому ее полагается сжечь.

Но психологический запрос – сильнейший инструмент влияния, в том числе и на книжный рынок. Свято место пусто не бывает.

На смену «исчезнувшей» «Книге о смерти» приходит другая – «Пособие по бессмертию для начинающих» Марии Бирмингем и художника Джоша Холинети. По сути, это о том же, о Вечной проблеме человечества, но авторы заходят с другой стороны. В качестве орудия опрокидывания страхов здесь выступает не только и не столько ирония (без нее все-таки не обойтись в таком разговоре), сколько познавательный интерес. Правда, это несколько сужает читательскую аудиторию: текстовые познавательные книги все же отличаются от книжек-картинок и адресованы интеллектуальному подростку с развитой потребностью в чтении.

Человек с момента своего появления на земле, с того момента, когда мы решили считать его Человеком, задумывался о смерти (возможно, это и есть один из главных критериев его «очеловечивания»), пытался как-то объяснить ее себе и – одолеть. Мечты о вечной жизни сродни мечтам о возможности летать. Одни осуществились, другие – пока нет. Но продолжительность человеческой жизни, как сообщают нам во введении, только за два последних столетия увеличилась почти вдвое. Это, конечно, далеко не бессмертие. Но «существует мнение, что старение – всего лишь небольшой сбой в программе нашей жизни и нужно только научиться его исправлять…».

В книге рассказывается о страстных и тщетных усилиях колдунов, алхимиков, диетологов, мифологов, физиологов и разных других специалистов раскрыть секрет бессмертия. Захватывающее чтение, приобщение к истории науки. А рационализация проблемы ‒ это один из способов лишить страх силы, превратив его в объект отстраненного исследовательского интереса.

Как часто пишут в аннотациях, «книга будет интересна широкому кругу читателей» ‒ ведь мысли о смерти посещают нас не один раз в жизни (даже если эта жизнь спокойная и размеренная). Это своеобразный симптом любого кризисного периода, любого возрастного перелома, который мы переживаем: ранний пубертат, выход из подросткового возраста, кризис среднего лет, климакс и т.д.

***
Маленьким тоже знаком этот страх. Про совсем крошек, еще не умеющих говорить, не берусь говорить (это стихия психоаналитиков). Но наступает момент, когда «крошка-сын приходит к отцу с вопросом», и вовсе не по поводу «хорошо-плохо». Крошка-сын неожиданно спрашивает: «А я умру?» Это случается с ребенком в возрасте вокруг пяти лет (иногда чуть позже, иногда – немного раньше), когда ребенку «открывается» собственная конечность. И взрослых такой вопрос часто оглушает.

Собственно, мы оказываемся в ситуации рассказчика из книги Перниллы Стальфельт, который говорит: «Иногда мы задумываемся о смерти…», а потом перечисляет все существующие теории «по теме».

Но то, что годится для подростка, совершенно не подходит шестилетке и, тем более, пятилетке. Они, конечно, не откажутся рассматривать картинки – раз там фигурируют скелеты и существа с крылышками.

Но ведь нам только кажется, что, глядя на картинку, мы все видим одно и то же. Совсем нет. И маленький ребенок, еще не обладающий способностью иронизировать (в отличие от подростка), «понимает» картинки со скелетами иначе, чем люди более старших возрастов. Ирония не поможет маленькому примириться с собственной конечностью.

С ним, скорее всего, нужно вести разговор так, как это делает шведский автор Ульф Нильсон в книге «Прощайте, Господин Марффин!». Господин Маффин – морская свинка, существо, довольно часто сегодня выступающее в роли домашнего любимца, за которым ухаживает ребенок. И «кроткий нрав», и дружелюбие по отношению к хозяевам, и мягкая шерстка, и задумчивая мордочка, и глазки – все чудесно в морских свинках. Только «продолжительность жизни» портит эту картину ‒ она довольно короткая. То же относится к хомячкам и крысам. Для многих детей уход их домашнего любимца из жизни и есть первое столкновение со смертью. И ничего «игрушечного» в таких переживаниях нет.

История про Господина Маффина устроена довольно сложно и с точки зрения композиции, и с точки зрения авторской оптики. С одной стороны, повествование ведется от лица «объективного» рассказчика, который описывает поведение морской свинки (добавим: старой морской свинки), время от времени позволяя себе «заглянуть» в ее внутренний мир и сообщить о мотивах поведения зверька и даже о его мыслях-чувствах. То есть это такое конструирование внутреннего мира Господина Маффина – не слишком богатого, но трогательного, ориентированного на «семейные ценности». На первом месте в списке главных жизненных воспоминаний – «умная и добрая жена», «голубой домик с почтовым ящиком», «шесть маленьких пушистых малышей»… Прямо какой-то старосветский помещик, этот Господин Маффин.

Но именно так, наверное, ребенок и сам описал бы «жизнь» морской свинки.

Правда, автор добавляет к списку цифры – многозначные, весомые:

«3 раза в день меня брали на руки и ласкали. Всего 7665 раз.

728 целых огурцов за всю жизнь.

2555 охапок травы, сена и одуванчиков…»

Цифры, очевидно, должны свидетельствовать о том, что Господин Маффин не зря коптил небо и прожил достойную жизнь. (Это ироничный «привет» от автора нам, взрослым!)

Но однажды у Господина Маффина заболел живот…

Вторая повествовательная линия связана с письмами, которые получает Господин Маффин от маленькой девочки, своей хозяйки. В письмах объясняется, что́ через какое-то время ожидает морскую свинку и что с этим всем «нам» делать.

«Папа говорит, что в старости морская свинка может внезапно умереть…»

«Папа говорит, что умирать не страшно. Просто уснешь, и не будет больше больно. Это очень быстро, и потом можно отдыхать…»

«…Я не спала всю ночь, лежала и думала о смерти… Я тебя очень-очень люблю».

«Теперь, Господин Маффин, ты знаешь больше нас. Теперь ты знаешь, что случается, когда умирают…»

Естественно, в книге описываются и похороны Господина Маффина, включая «газетные сообщения», – тут все как у взрослых. А как может быть иначе, если Господин Маффин был любимым существом и если относиться к жизни и смерти серьезно?

Похоронный обряд в истории человечества возник как попытка людей «договориться со Смертью». (И эта область – одни из интереснейших для историков культуры.)

И другая книга Ульфа Нильсона, «Самые добрые в мире», целиком посвящена как раз этому – игре детей в похоронный обряд. Дети находят дохлого шмеля и хоронят его. Это занятие неожиданно оказывается таким увлекательным, что дети решают открыть «похоронное бюро» для животных.

То, что дети в «обычной жизни» играют в похороны – неоспоримый факт. В возрасте девяти лет я тоже входила в «похоронную команду» – правда, узкой специализации. Объектом наших «забот» были птенцы, выпадающие по весне из гнезд. «Деятельность» была захватывающей.

А в книжечке «Дети-дошкольники о Ленине», изданной в 1924 году, описывается подобная игра с политической составляющей (возникшей без всякого контроля со стороны взрослых). В 1924 году любимой игрой детей в московских детских садах, по наблюдениям и жалобам педагогов, стала игра в похороны Ленина. Дети устанавливали на табурете что-то похожее на гроб, выстраивались в очередь и шли мимо табурета. Ну и каждый совершал у «гроба» какие-то движения, которые считал необходимыми. Сколько воспитатели ни старались переключить внимание своих воспитанников на что-то другое, дети возвращались к игре снова и снова. Видимо, очередь к гробу вождя оказалась для них самым сильным впечатлением последнего времени. А игра – это язык, с помощью которого дети пытаются «осмыслить» происходящее.

Если игра в похороны существует в детской жизни, то почему она не может быть изображена в книжке? И сами похороны – реальность, и усвоение этой реальности специфически детскими средствами – тоже реальность.

В книге «Самые добрые в мире» это и описано – психологически точно и с тонким юмором. По ходу повествования герои дрейфуют от искренней жалости к погибшим животным к позиции «деловых людей». Их сложные чувства, связанные с серьезным и поначалу пугающим явлением «смерть», незаметно замещаются «предпринимательством» с легким оттенком ханжества.

Возможно, именно это и делает книгу жизнеутверждающей и гораздо более «легкой», чем история про Господина Маффина. Дети в ней – очень живые и не слишком простые. Может, они сейчас, в данный момент, играют в похороны. Но главное их ощущение – полнота жизни, а главная забота – ее неутомимое исследование, даже если жизнь и является им в неожиданных своих проявлениях.

Препятствием для чтения этой книги в пять и даже шесть лет является ее главное достоинство – юмор, местами стремящийся стать иронией. Вырастает он из контраста между высокими намерениями «сотрудников» похоронного бюро и их деловитой активностью по поиску покойников, которых «попадается совсем не так много, как они надеялись».

Юмор содержится в скрытых цитатах, в пародийных элементах (когда дети каждому червяку, которого хоронят, сочиняют «траурные стихотворные послания») и в стилистических перепадах детской речи.

И если читатель не чувствует юмора и не улыбается по ходу чтения, значит, главное от него ускользает. Получается, что книга «Самые добрые в мире» годится для уже искушенных читателей, с развитым чувством стиля и развитым чувством юмора. То есть для читателя не моложе восьми лет, а может и старше.

Но не потому, что можно вдруг испугать пятилетнего ребенка книжкой о смерти. Просто ему будет скучно: у него еще нет «органов», с помощью которых можно оценить главные достоинства этой книги.

А книга не должна вызывать ни страх, ни скуку. Во время чтения должно рождаться переносимое переживание. Ведь чтение – что-то вроде эмоционального тренинга и стимулятора мышления. В том числе – и книга о смерти.

И, конечно, такие книги ни в коем случае нельзя навязывать ребенку. При всем своем психологизме нужны они далеко не всем детям.

Но это касается любой книги…

Марина Аромштам

_____________________________________

Мария Бирмингем
«Пособие по бессмертию для начинающих»
Художник Джоша Холинети
Перевод с английского Ирины Филипповой
Издательство «Белая ворона», 2018

Ульф Нильсон
«Прощайте, Господин Маффин!»
Художник Анна-Клара Тидхольм
Перевод со шведского Марии Лаптевой
Издательство «Белая ворона», 2019

Ульф Нильсон
«Самые добрые в мире»
Художник Эва Эриксон
Перевод со шведского Александры Поливановой
Издательство «Самокат», 2019