Знакомьтесь: мать шестилетнего Ульфа – домохозяйка, которая не прочь поиграть в индейцев. Когда летом на кухне она чувствует себя «рабыней бледнолицых», мать берет себе имя Большая Злая Черная Туча, распускает волосы, всегда собранные в пучок, и делает «боевой раскрас» на щеках – «здорово было видеть ее такой, но и страшновато с непривычки». И вот они вдвоем, мать и сын, целый день рыбачат, купаются, а к вечеру смотрят на облака, похожие то на бизона, то на орла.

А это старший брат Ульфа, Ян. Ульф ждет его из школы буквально под дверью, чтобы погонять на велосипедах, отпустив руль (при этом велосипеды грохочут, как мотоциклы, из-за бумажных лент между спицами), устроить домашнюю пекарню или освоить борцовские приемы «рычаг» и «полунельсон». И после обычного мальчишеского хулиганства опять пронзительная нежность: перед сном, в темноте брат показывает Ульфу, как кричат гагары – «крик был жутко одинокий и печальный»…

И еще есть отец, зубной врач (ходит дома в белом халате с пятнышками крови), дедушка (виртуозно ругается и выкапывает валуны с клубничных грядок), бабушка (молча сидит у окна и провожает корабли колечками сигаретного дыма) и сестра – она умерла у матери в животе до рождения мальчиков, но незримо присутствует в семье. Кстати сказать, эти автобиографические подробности стали частью повестей Старка.

И все-таки как будто не об этом книга…

Первая глава называется «Как папа показывал мне вселенную»:

«Папа осторожно вел меня прямо по траве. Мы остановились на пригорке…

– Видишь? – спросил папа.

Я хорошенько присмотрелся, хотя было уже почти совсем темно, и заметил улитку из вселенной, она ползла по камню. И увидел травинку, которую качал ветер из вселенной. А еще там рос цветок, я знал, что он называется чертополох. Папа стоял рядом и смотрел в небо.

– Да, вижу, – прошептал я.

Значит, все это и была вселенная, универсум? Ничего красивее я в жизни не видел! Но папа строго посмотрел на меня:

– Не глупи, Ульф. Надо глядеть вверх».

Так начинается книга, и невольно возникают мысли о том, что в детстве нам открываются все подробности мира. И каждая такая подробность – улитка или чертополох – таинственны и бесконечны, как вселенная. Вячеслав Полунин, к примеру, или Юрий Норштейн, или Тонино Гуэрра тоже говорили об этом.

Но мне не хотелось делать обобщения. Дети бывают разные…

И я была вознаграждена. Вот эпизод, когда Ульф готовится осенью идти в школу и запоминает дорогу туда и обратно:

«Я очень быстро отвлекался и начинал думать о другом. Например, о том, как здорово было бы стать волшебником и летать со скоростью десять тысяч километров в час.

– Ну что ж, – говорил папа, когда мы возвращались домой. – Теперь уж ты не заблудишься.

– Кто знает, – отвечал я.

Я славился тем, что мог заблудился в трех соснах. Однажды меня послали через дорогу за булочками. Я вернулся через четыре часа. В другой раз я погнался за гоночным велосипедом на трехколесном. Домой меня доставили на полицейской машине.

Я все время витал в облаках».

Думаю, способность видеть красоту в деталях («ничего красивее я в жизни не видел!») определяется личностными, а не возрастными особенностями. Эта способность часто связана с мечтательностью и рассеянностью: то, что заметишь, надо еще пропустить через себя, осмыслить. И, возможно, придать наблюдениям значение художественного образа – в фантазии или творчестве.

Всё это требует времени и глубокой внутренней работы.

Надо признать, что со стороны, в предлагаемых обстоятельствах такие люди – будь то дети или взрослые – часто выглядят нелепо, вызывают раздражение или сочувствие: «Не глупи, Ульф. Надо глядеть вверх».

Но я люблю таких людей.

***
За размышлениями о том, что воспоминания о детстве еще не делают человека художником, я рассматривала иллюстрации Улофа Ландстрёма. Он также занимался оформлением серии книг Барбру Линдгрен про поросенка Борьку или про барашков Бё и Мё (последняя написана в соавторстве с Леной Ландстрём; обе серии вышли и на русском языке). Но в случае со Старком мне хотелось других картинок: простоты, но наполненной, и без карикатурности.

Возможно, лучше всего были бы маленькие заставки с деталями, только косвенно комментирующими сюжет.

Впрочем, ни на чем не настаиваю…

Ксения Зернина