Одно из теплых воспоминаний: свет в загородном доме погас, мы сидим на кухне, папа шевелит кочергой тлеющие дрова в печи и рассказывает нам с братом о Шаляпине. Так в неполные шесть лет я узнала о том, что великий певец был крестьянским сыном, в детстве работал подмастерьем в сапожной мастерской и пел в церковном хоре. Когда Шаляпин делал первые успехи в карьере, его пригласили в богатый дом. За обедом подавали, в частности, бульон с яйцом. Федор Иванович тогда ни ступить, ни молвить не умел, а тут – нате вам. Бульон. С яйцом. Как к нему подступиться, Шаляпин не знал. И по неловкости так надавил ложкой на яйцо, что оно «выстрелило», пролетело через весь стол и угодило в кого-то из богатых господ.

Эта история врезалась в мою память на всю жизнь. Я больше нигде ее не встречала, и теперь уже не у кого спросить, где папа вычитал этот факт биографии знаменитого баса. Но когда дети чего-то стесняются в обществе или расстраиваются от мелких промахов, я привожу им в пример Шаляпина, которому досадный инцидент из серии «все бывает» вовсе не испортил жизнь и творчество.

Старший Даня и младший Федя любят такие истории. Обычно за разговорами мы коротаем дорогу, когда все набегались, устали и начинают роптать. Вот тут-то, для поднятия боевого духа в войсках, я вспоминаю что-то из прочитанного или услышанного когда-то. Про хитроумного Одиссея дети сначала узнали от меня – я пересказывала им по памяти то, что читала в детстве и юности. Попутно припомнила про Зевса, Геру и любимую героиню своего детства – Афину Палладу. И потом, когда Дане в руки попала книга про античного героя, он с увлечением читал про них, как про старых хороших знакомых.

Недаром рассказывание ценится как возможность привлечь внимание ребенка к художественной литературе. Как и чтение, это вид «слышимой» речи. Конечно же, рассказывание отличается от чтения свободной передачей произведения, но помогает заинтересовать юного читателя, привлечь его внимание к книге.

Как-то мы с мужем заспорили о гоголевской «Шинели».

‒ Акакий Акакиевич сам виноват, – горячился супруг. – Не надо было так убиваться из-за вещи. Смысл жизни надо было искать в другом. А он умер из-за какого-то пальто!

‒ Ты не понимаешь, – возражала я. – Шинель для Башмачкина – это даже не вещь. Это мечта, некий высший уровень благополучия для маленького человека! И как это ужасно – получить желаемое и потерять, когда ты едва коснулся его.

Мы спорили, а семилетний первоклассник Даня, оказывается, прислушивался к разговору.

‒ Мам, а что это за дядя, который умер из-за пальто?

Пришлось пересказать сыну историю бедного чиновника, жалкого, униженного судьбой, который жил, довольствуясь малым, и бесконечно относил в починку свою ветхую шинель. Портной, уже не зная, как закрепить очередную заплату, убедил его сшить новую вещь. Когда я рассказала о том, что в первый же день, когда Акакий Акакиевич надел шинель, его ограбили – сняли с него драгоценную обновку, Данины глаза расширились от ужаса. А услышав, что бедный чиновник, переступив через страх перед сильными мира сего, просил помощи у влиятельного господина и вскоре после грубого отказа заболел и умер, сын едва не прослезился. Только после смерти Башмачкин взбунтовался против судьбы – мстил за свою шинель, уже никого не боясь…

Это волшебное преображение робкого чиновника произвело на Даниила большое впечатление. Главным образом, он заинтересовался тем, что на тропу войны вышел именно мертвец. Дети любят страшилки. Сыну было и жутко, и интересно слушать об этом снова и снова.

С тех пор Даня время от времени выпрашивал у меня саму книгу. Я обещала, но мне не очень хотелось давать первокласснику гоголевскую «Шинель» для самостоятельного чтения. Он бегло читал, но вряд ли сумел бы продраться через сложное литературное повествование. Ведь я пересказала ему эту историю своими словами, а оригинальный текст ребенок мог не понять и потерял бы интерес к книге.

Но когда мы на каникулах гостили у бабушки Эли, нам с Даней вдруг попалась на глаза желанная книга, и вечером, укладываясь спать, он попросил: «Бабушка, почитай мне “Шинель”!»

С тех пор перед сном Даня, затаив дыхание, слушал печальную историю чиновника, которому в жизни даже с именем не повезло, не то что с обновкой. А днем он рисовал Акакия Акакиевича в его знаменитой шинели. Когда бабушка перевернула последнюю страницу, Даня даже расстроился. А мы пошутили, что пора Даниилу браться за Достоевского и Диккенса. Тем более что он уже перешел во второй класс.

А если серьезно, то на днях я пересказала Дане повесть Владимира Короленко «Дети подземелья». И, судя по интересу сына, скоро дам ему почитать эту книгу.

Евгения Бородина

В оформлении статьи использована иллюстрация Бориса Кустодиева к повести Николая Гоголя «Шинель»