Вот девочка едет у папы на плечах. Вот папа показывает дочке кукольный спектакль, вот они вместе готовят, осваивают шитье на машинке. А вот «классическая» и в то же время метафорическая ситуация: папа измеряет рост дочки и наносит отметку на дверной косяк. А вот папа и дочка на диване…

Все ситуации вроде бы вполне реалистичные. А вот папа – совершенно мифологический. Суш пишет, что она придумала себе огромного папу. Не просто большого или высокого, а именно огромного.

На каждой картинке папа занимает собой много-много места. И в сравнении с ним девочка кажется совсем крошечной и уязвимой. Но рядом с папой она в полной безопасности.

Легкие, почти прозрачные акварельные рисунки дышат нежностью, передают бережное отношение папы к ребенку. У огромного папы совсем небольшие кисти рук. Папины руки, пальцы как бы соразмерны маленькому существу. Соприкосновения большого и маленького – важнейший лейтмотив книги. Тут налицо и телесный контакт, и душевный. Дочка и папа тесно связаны – и это видно читателю.

Но…

…у папы такие маленькие ступни! Это ведь не случайно? Такая деталь словно выдает «нездешность» папы, его не слишком сильную «укорененность» в реальной жизни. А папа к тому же не только огромный и не просто толстый. Благодаря акварели он кажется очень легким. А вдруг улетит? Как большой разноцветный воздушный шар?

Если это и так, то взлетающий папа ни за что не оставит дочку в одиночестве.

Она уверена: «Если папа рядом, я могу дотянуться до звезд».

И, возможно, девочка, от имени которой ведется рассказ о волшебном папе (в какой-то момент становится понятно, что папа – волшебный), сможет передать чувство защищенности маленькому читателю – хотя бы на то время, пока ему читают, а он смотрит на картинки.

Марина Аромштам