Изображенное на обложке распахнутое окно с видом на симпатичные домики, над которыми голубеет небо и зеленеет листва, и вправду было достойной альтернативой панораме за нашим реальным окном: голый серо-коричневый тополь, серенькое небо…

Я подумала, что, возможно, Катина тезка, художница Катя Толстая, порадовалась бы такому восприятию своей работы: Катя явно смотрела на книгу, как смотрят в окно, и это было ее собственное окошко в лето.

– Может, внутрь заглянем? – неуверенно предложила я, боясь нарушить очарование момента.

– Ну читай уже! – потребовал Киприан, оставил свои машинки и полез на диван.

Мы с Катей тоже перебрались туда и наконец открыли книгу. На иллюстрациях, выполненных цветными мелками, ожидаемо предстало перед нами лето ‒ простое, счастливое, беззаботное. Чайки, стрекозы, листва и трава… От некоторых страниц будто бы исходил мягкий солнечный свет.

– Ну читай! – нетерпеливо повторил Киприан, не любящий долгих созерцаний.

И лето зазвучало для нас, засмеялось, запело и зазвенело в стихах Сергея Махотина:

Ручей теряется в лесу,
А я под птичьи крики
Вприпрыжку из лесу несу
Полкепки земляники.
Мелькают пчелы, васильки,
Заборы, огороды,
Жужжат стрекозы и жуки,
И три коровы у реки
Мычат, как пароходы.
(«Лето нараспашку»)

Казалось, что эти стихи, полные летней радости, подсвечены солнечными бликами с таких же летних и радостных иллюстраций. Мы читали: «И будут страницы, как травы, шуметь…» («Жук») – и тут же сами шелестели страницами, на которых расстилались перед нами поля и луга с высокими травами. Удивительное единение поэта и художника, общая реальность в стихах и на иллюстрациях – прямо-таки волшебство!

Поскольку читательская компания подобралась у нас разновозрастная, стихи я читала вразбивку, не подряд, выбирая то, что предположительно могло бы заинтересовать всех. Кате особенно понравилось стихотворение «Грибной дождь», в котором дрозд качается на ветке, «как на качелях», «с капелькой солнца на клюве», и она спросила, что это за птица такая. Мы тут же посмотрели на дрозда на экране смартфона, немного почитали про него: в каких странах живет, как строит гнездо… Получилось почти как в стихотворении Сергея Махотина «Жук»:

Какого жука я в лесу повстречал!
<…>
Я в городе в библиотеку пойду,
Жука моего по рисункам найду,
Узнаю, где водится, как он живёт,
Зачем ему крылья, и что он жуёт.

Киприану по душе пришлось «Чучело», которого «совесть замучила», потому что:

Пиджачок истёрся,
Плечи на спицах —
Неприлично появляться…
на птицах!

А стихотворение «Ручей» мы даже прочитали трижды, и каждый раз все втроем этим строчкам радовались:

У реки волна речная,
У ручья волна – ручная.
У лесной тропинки
Мы к ручью присядем
И по мокрой спинке
Мы ручей погладим.

– Я тоже хочу погладить ручей! – объявила Катя. – У нас в парке уже есть ручейки?
– Пока, наверно, нет, но скоро… – начала я.
– Весной? – уточнила Катя.
– А сейчас зима? – уточнил Киприан.
– Сейчас весна… – неуверенно признала я, глянув на снегодождь за окном, который никак не кончался. – А после весны будет лето!
– А потом осень! – блеснул знаниями Киприан. – И опять зима!

Мы с Катей приуныли от такой перспективы. Но нас тут же развесели стихи о том, как в трамвае папа не разрешил сыну уступить место тетеньке с арбузом:

Потому что даже папе
Не под силу этот груз —
Вместо сына
Взять на плечи
Эту тетю
И арбуз!
(«В переполненном трамвае»)

Я перевернула страницу, и веселье продолжилось стихами про мальчика Колю:

…Он в лифте застрял
И, заплакав, сел на пол
И всё перечитывал
Слово «козёл»,
Которое
Только что
Сам нацарапал.
(«В лифте»)

Мы с Катей опять рассмеялись, но Киприан спросил серьезно:

– А почему он в лифте застрял?

Моя версия о том, что Коля хулиганил, поэтому лифт расстроился и решил его никуда не везти, Киприана, похоже, не слишком удовлетворила. С непонимающим видом он отполз от нас в дальний угол дивана и занялся там своим конструктором. Катя тоже немного заскучала, потому что летние картинки и стихи в книге кончились, уступив место стихам о школе. Эти сюжеты и Кате, и тем более Киприану были пока совсем не знакомы, но я для себя решила, что через несколько лет мы обязательно вернемся и к сборнику «За мелом», и вообще к «подростковым» стихотворениям Сергея Махотина. В них много жизни как она есть, в ее ежедневной бытовой простоте и в то же время эмоциональной сложности. Такое сочетание, как мне представляется, особенно ценно для подростка, потому что, с одной стороны, он читает о простых и понятных ему вещах (названия стихотворений говорят сами за себя: «Мы с первого класса дружили», «Поход», «Новый костюм», «Каникулы кончились», «Контрольный диктант» и т.д.), а с другой стороны, учится прислушиваться к себе, к тому непонятному, что поднимается иногда в душе, не давая покоя. И, возможно, читая строки Махотина, кто-то сможет сказать о поэте словами его же лирического героя:

И ту же боль, и тот же страх
Он ощущал в душе –
Я знаю: он про то в стихах
Мне рассказал уже.

…Жгут листья. Тает синий дым
Октябрьского дня…

Он был ровесником моим
И понимал меня!
(«Пушкин»)

Впрочем, оказалось, что многие стихи о школьных буднях, первой любви или отношениях с родителями Киприан и Катя с удовольствием слушают, хоть и не понимают ни этих реалий, ни этих переживаний. Зато они охотно откликаются на звуковую игру, на мелодию стиха. Звук и ритм – вне возраста! Кипрюше, например, пока неведомы ни «итоговый диктант», ни то чувство, которое заставляет мальчика везде рисовать такой знакомый бантик или косички. Но он оторвался от своего конструктора и радостно засмеялся, когда мы дошли до финальных строчек стихов, где герой нечаянно вывел в итоговом диктанте «маленькую рожицу с бантом Люси Роговой»:

Интересно: рожица
Тоже подытожится?
(«Рожица»)

А Катя очаровалась воспроизведенным в стихах ритмом движения, когда героя во время урока послали за мелом – и вот он уже спешит по пустому школьному коридору:

За мелом! Устал я сидеть без движенья.
Разбег – и скольженье, разбег – и скольженье.
(«За мелом»)

Надо ли говорить, что это «разбег – и скольженье, разбег – и скольженье» (и цитату, и движение) они с Кипрюшей потом воспроизводили много раз!

Под конец нашего чтения Киприан вернулся к машинкам, Катя взяла альбом и цветные карандаши («Буду рисовать лето!»), а я осталась сидеть и читать вслух – даже не знаю, для них или больше для самой себя. Я давно знаю и люблю стихи Сергея Махотина, да и книга «За мелом» в нашей домашней библиотеке уже несколько лет, но когда поэтические строчки звучат здесь и сейчас, в них рождаются новые образы, ощущения, смыслы… Читая «Голоса реки», я как будто наяву слышала, как быки с чавканьем пьют воду, звякает ведро, протяжно гудит паром… А когда дошла до строчек:

А ещё мальчишки,
Словно три стрижа,
С деревянной вышки
Прыгали, визжа, —

Киприан неожиданно встрепенулся и радостной скороговоркой забормотал себе под нос: «Прыгаливизжа! Прыгаливизжа!» Было видно, что ему очень нравятся – и сами звуки, и настроение, переданное ими и моей интонацией.

Вечер наступает.
Гаснут облака.
Молча отдыхает
Сильная река, —

Читала я дальше и вдруг подумала, что эти стихи немного обо мне, да и о каждой маме, чей день с детьми проходит в деловой и громкой суматохе, с чавканьем, звяканьем и, конечно, «прыгаливизжа». Но потом «гаснут облака», посапывают во сне те, кто весь день неутомимо чавкал и звякал, и можно раствориться в этой безопасной, уютной и живой тишине, которую так нежно нарисовала Катя Толстая (да-да, изобразить тишину ей тоже удалось).

Со сборником «За мелом» мы провели весь вечер. После каждого нового стихотворения то смеялись, то сидели притихшие, сочувствуя брошенной собаке («Осенняя собака») или оставленному в чулане старому пальто («Пальтишко»). Катя потом сказала, что книга «серьезная и веселая». А Киприан остался верен своему первоначальному определению и с того вечера стал иногда просить почитать «ту, зелененькую». Ну а если бы меня спросили, какое слово больше всего подойдет для определения этой книги, я не задумываясь перечислила бы: искренняя, добрая, светлая, живая, веселая и печальная, душевная… Ну и зеленая тоже.

Татьяна Бобрецова