Автор явно «передает привет» «Принцу и нищему» Марка Твена: по сюжету поросенка, попавшего во дворец, принимают за принца. На этом, правда, аллюзии на знаменитый роман и заканчиваются. «Принц и Свинтус» – веселая и озорная история в стихах «для чтения взрослыми детям». На сайте издательства ее рекомендуют детям от четырех лет, но и Киприан в свои два и девять пришел от нее в восторг.

– Это кто? – спросил он, впервые увидев новую книжку. На обложке красовались обозначенные в названии Принц и Свинтус, но Кипрюша сразу показал пальцем почему то именно на поросенка.

– Это Свинни Пиг, – ответила я.

– Смешной! – хихикнул Кипрюша. И хрюкнул.

Вечером пришел с работы Кипрюшин папа и тоже заинтересовался новой книжкой.

– Это кто? – спросил он меня, показывая на поросенка.

– Это Свинни Пиг, – ответила я со смутным ощущением дежа-вю.

– Смешной! – хихикнул Кипрюшин папа. Хрюкать, правда, не стал.

И вправду, слово, которое сразу же приходит в голову при виде главного героя, – «смешной». Дэвид Робертс создал замечательные, «просторные» иллюстрации во весь разворот, и свинтус на них такой славный, такой уморительный, что как тут не хрюкнуть или хотя бы не улыбнуться!

Да и само имя героя, Свинни Пиг, тоже смешное. В нем будто бы даже слышится поросячье повизгиванье.

– Почитай про Свинни Пига! – то и дело просил Кипрюша, с тех пор как мы впервые познакомились с этой книгой. Было видно, что новое слово ему очень нравится, и он произносит его с удовольствием, смакует.

Книга нас с сыном очень повеселила. За проведенные над ней веселые минуты (которые уже, вероятно, сложились в часы, а может, и в дни, так как перечитывать ее Кипрюша просит очень часто) я от души благодарна не только автору и иллюстратору, но и переводчице, чудесному поэту Марине Бородицкой. Одно удовольствие читать эти стихи вслух! Я декламировала Киприану историю о похождениях Свинни Пига и сама наслаждалась звучанием этой поэтической речи с ее переливами ритма, безукоризненно точными рифмами и рифменной щедростью. Приятно найти еще и внутреннюю рифму, не в конце строки, а где-нибудь в серединке: «Тут юный Пиг застыл, поник», «жует желе, и крем-брюле…» и т.п. И, кстати, попробуйте-ка придумать рифму к слову «принц»! Марина Бородицкая рифмует «принц» и конфетку «Чоко-кримс», которой чавкает сладкоежка Свинни Пиг. По-моему, интересное решение непростой задачи.

Очень привлек меня и узнаваемый песенный, «балладный» мотив:

Тут принц услышал наконец
Про булки, про парик
И как дурачил весь дворец
Обманщик Свинни Пиг…

Я читала все это Кипрюше, а внутренний голос радостно подхватывал и продолжал знакомыми строчками из Бернса в переводе Маршака:

Трех королей разгневал он,
И было решено,
Что навсегда погибнет Джон
Ячменное Зерно…

И еще раз, и снова «аукался» мне «Принц и Свинтус», уже другими строчками, но это снова был Бернс:

Разбейте сталь моих оков,
Верните мой доспех.
Пусть выйдет десять смельчаков,
Я одолею всех.

Киприан, конечно, ничего не знал ни про «Макферсона перед казнью», ни про «Джона Ячменное Зерно», ни про жанр баллады, но я видела, что он вместе со мной то плывет, то прыгает по волнам этого энергичного ямба и радуется ему.

И уже откровенно мы веселились, когда текст позволял поиграть в рифменную «угадайку»:

– А это кто? Копытца, брюшко…
Парик долой! Да это…

Переворачиваем страницу, дальше хором:
…ХРЮШКА!

Не устану повторять, что чтение стихов отменно развивает слух к слову. (Причем иногда не только у ребенка, но и у взрослого. Хотите услышать то, чего раньше не слышали? Читайте стихи вслух!) Говоря о «слухе к слову», я имею в виду не только умение распознавать сходство созвучий и самому подбирать рифму, но и вообще бережное внимание к отдельно взятому слову, его звучанию и значению. Самое обычное и привычное, в поэтической речи оно может вдруг показать себя с неожиданной стороны.

– «Застыл»?! Застыл – это как? – возбужденно перебил меня Киприан, когда мы дошли до сцены, в которой слуги обнаружили Свинни Пига в дворцовой спальне и вошли к нему всей оравой:

…Шесть горничных, лакеев шесть и важный мажордом!
Тут юный Пиг застыл, поник и онемел притом.

Мы с Кипрюшей вспомнили игру «Море волнуется раз» и быстро разобрались с тем, что значит «застыл». Но я всерьез задумалась, почему именно сейчас, именно в этой строке он как будто впервые услышал слово, которое в своей жизни точно уже слышал несколько раз. Могу предположить, что между рифмующимися «Пиг» и «поник» не похожее на них, ни с чем не созвучное «застыл» с необычным ударным «ы» слышится особенно четко, поэтому Киприан так им озадачился. Знакомое слово в стихе прозвучало как незнакомое и вызвало к себе повышенный интерес.

Возникла у нас при чтении «Принца и Свинтуса» и противоположная ситуация, когда неизвестное слово с легкостью было принято Киприаном и наделено смыслом. «Важный мажордом» вопросов не вызвал, но воображение сына пленил.

– Мажордом! Ма-жор-дом! – несколько дней повторял на все лады Киприан, словно пробуя новое слово на вкус, на звук. А потом заменил им «батальон» в песне о трех танкистах, которую он знает наизусть. Теперь то и дело из разных мест нашей квартиры доносится знакомая песня, один куплет которой Кипрюша исполняет с особым энтузиазмом и повышенной громкостью:

Но разведка доложила точно,
И поше-о-о-л, командою взмете-о-он,
По родной земле дальневосточной
Броневой, ударный МАЖОРДОМ!

Кажется, в новом слове Киприану слышатся сила и задор. А что такое (или кто такой) мажордом в общепринятом понимании, его явно не интересует, и я не навязываюсь со своим скучным словарным «мажордом – дворецкий, главный лакей». В конце концов, среди героев «Принца и Свинтуса» не менее важное место, чем очаровательный Свинни Пиг, слуги с мажордомом во главе или принц, рифмующийся с «Чоко-кримс», занимает само звучащее Слово.

Пожалуй, в рассказе о «Принце и Свинтусе» не стоит обходить вниманием и еще одну героиню. В тексте ее нет, но почти на каждой иллюстрации – вот она, крошечная белая мышка с розовыми ушками и хвостом. Это был прямо-таки подарок мне лично, потому что я давно присматриваюсь к разным виммельбухам, но пока удерживаюсь от покупки: Киприан к их мельтешащему великолепию интереса не проявляет, предпочитая книги с текстом. А в «Принце и Свинтусе» – и текст, и развлечение «найди белую мышку». Она то высунется из окошка, то ухватит крошку от булок, съеденных Свинни Пигом, то залезет в ночной горшок в спальне принца… В общем, мышка живет своей жизнью, и можно сочинять о ней отдельные истории, разглядывая иллюстрации. Не виммельбух, конечно, но все равно интересно – и мне и Кипрюше.

Особенно долго мы рассматривали богато накрытый стол, за которым пировал прожорливый Свинни Пиг (мышке угощение тоже досталось). Чего там только не было!

Еще он заказал пирог
С цукатами внутри,
Две полных вазочки желе,
Мороженого – три…

И еще штрудели, творожные пудинги, пирожные, кексы, сливки… «Моему сыну Тео, который съедает все, что видит», – гласит одно из авторских посвящений. Честно говоря, в глубине души я надеялась, что мой собственный сын вдохновится примером Свинни Пига, а заодно и созерцанием всех этих яств на иллюстрациях, и начнет испытывать интерес к еде. Уж не знаю, книга тут сыграла роль или что-то другое, но такой интерес у него действительно проявился, правда, парадоксальным образом. Именно в период нашего активного чтения «Принца и Свинтуса» Кипрюша стал играть в кухню, в приготовление обеда. Попросил у меня кастрюлю и ковшик и пристроил их на диване, разглядев в геометрическом узоре на покрывале очертания плиты: четыре круга горелок и квадрат решетки. Периодически приподнимал крышки, добавлял воображаемые продукты, помешивал, пробовал… Но предпочитаемое им меню и в игре, и в жизни оставалось весьма скудным – куда уж нам до Свинни Пига!

– Кипрюш, а что ты готовишь?

– Суп и чай!

Мы и сейчас с удовольствием перечитываем «Принца и Свинтуса» и разглядываем иллюстрации, в том числе «съедобные». На них столько всего изображено, что каждый раз удается обнаружить новую подробность, от орнамента на кувшине до палочек корицы или стручков ванили, украшающих очередной пудинг.

– О, вишни́ка! – недавно обрадовался Киприан, впервые углядев на торте две вишенки и назвав их по словообразовательной модели «клубники».

Похоже, как бы ни были аппетитны пироги и кексы, изображенные Дэвидом Робертсом и воспетые Питером Бентли в переводе Марины Бородицкой, главным героем нашей жизни по-прежнему остается звучащее Слово…

Татьяна Бобрецова