‒ Ольга Николаевна, почему, на ваш взгляд, советские детские книжки 1920-х годов вызывали в Европе такой интерес?

‒ 20-е годы ХХ века в России – это время после революции, а для всего мира – после Первой мировой войны. Это время так называемого «разочарованного поколения», экономического кризиса, отсутствия бумаги. В это время детская книжка в Европе, в особенности ее художественное оформление, находится в ситуации стагнации. Чтобы детская литература развивалась, у людей должна быть общая перспектива на будущее.

В Европе в 20-е годы детская книжка в основном черно-белая, преимущественно текстовая и, надо сказать, довольно унылая. А в Советской России, где экономическая ситуация была не менее сложной, вдруг происходит прорыв в будущее. Тонкие детские книжки, великолепно иллюстрированные, были дешевыми и выходили большими тиражами. Представьте, вы английский издатель времен кризиса, и вдруг оказывается, можно сделать просто, дешево, новаторски ‒ и выглядеть будет гениально.

После революции всем художникам на короткий период был дан шанс творить свободно. Однако эксперименты с книгой начались еще до этого. Но футуристы создавали свои книги в противовес художникам из круга журнала «Мир искусства». Их работы, больше напоминавшие тонкие брошюры, как правило, были полностью исполнены самими художниками на литографском камне. Самодельные книжки Алексея Крученых, Ольги Розановой, братьев Давида, Николая и Владимира Бурлюков, Велимира Хлебников, Казимира Малевича выглядели скорее как новаторские объекты искусства. Это были первые поиски нового изобразительного языка в книге, которые в первые годы советской власти были восприняты с радостью. Чтобы открыть будущим строителям коммунизма новый мир, нужны были книги, понятные и недорогие. Художники в свою очередь поверили новой власти, решив, что общими усилиями смогут построить справедливое общество, воспитать нового советского человека. Неудивительно, что детская книга после революции развивалась быстрыми темпами. И одним из центров стал Ленинград, где сложилась своя собственная школа.

‒ В чем особенность изобразительного языка ленинградской школы детской книги, кто стоял у истоков?

‒ С 1924 года художественную редакцию детского отдела Госиздата возглавляет художник Владимир Лебедев. В 2016 году исполнилось 125 лет со дня рождения замечательного русского художника-графика, иллюстратора детских книг Владимира Васильевича Лебедева.  Он объединит лучших графиков своего времени. В иллюстрацию придут талантливейшие художники. Николай Тырса, Николай Лапшин и Вера Ермолаева станут не только коллегами Лебедева по Госиздату, но и его единомышленниками. Затем Лебедев вырастит собственную группу художников. В нее войдут молодые и талантливые Алексей Пахомов, Евгения Эвенбах, Татьяна Шишмарева, Эдуард Будогоский, Юрий Васнецов, Валентин Курдов, Евгений Чарушин. Эти мастера создадут новый облик послереволюционной книги для детей. Многие из них отлично разбирались во всех модных тогда эстетических течениях: импрессионизме, экспрессионизме, футуризме. Все свои знания они вкладывали в детскую книжку. И эта подложка чувствуется. В одной из своих статей Валентин Курдов писал, что «детская литература времен “Мира искусства” уже не соответствовала новым задачам послереволюционной России. Надо было искать иные пути, иных авторов — писателей и художников». Это сделал Владимир Лебедев, и в этом его главная заслуга. Влияние Лебедева, по мнению Курдова, было исключительным. «Лебедев из каждого художника, с которым он сталкивался, как редактор, хотел извлечь то, что этот художник лучше всего знает и любит». Но давления не было, он пытался найти лучшее в каждом. Лебедев считал, что художник, работающий для детей, должен не только любить, но и знать изображаемое. Осторожно и внимательно он начал подбор одного за другим нужных ему для дела художников, строго учитывая индивидуальные особенности каждого. В среде профессионалов за Лебедевым даже закрепится негласный статус – «король детской книги», а ленинградская школа книжной графики стала «лебедевской».

‒ Где и у кого учился Владимир Лебедев? Как он пришел в книжную иллюстрацию?

‒ Он поступил в Академию художеств, но там почти не занимался. Лебедев обладал талантом, однако он не был самоучкой. Он профессиональный художник-реалист, виртуозный рисовальщик. Он хорошо знал анатомию человека и животных. Работа в детской книге началась для Лебедева в раннесоветские годы. В книге «Приключения Чуч ло» Лебедев продолжил книжные эксперименты русских футуристов. Книжку он полностью сам исполнит на литографском камне. Характерная условность пространства, подчеркнутая плоскость листа – основные черты, определившие стиль Лебедева. Он, сам не задумываясь об этом, создаст «правила» для нового жанра – детской «книжки картинки». Приемы из «Чуч-ло» Лебедев повторит, иллюстрируя книгу Редьярда Киплинга «Слоненок». В этих работах художник максимально отдаляется от опыта мирискусников и обращается к современной действительности, жизни во всех ее новых проявлениях. Он не сюсюкает с ребенком, как это делали художники до него. В ребенке он видит личность, человека, активно познающего новый мир.

‒ Интересно, что определило стиль Лебедева, что его подтолкнуло на подобный эксперимент с детской книгой?

‒ Лебедев работал карикатуристом в советских сатирических журналах, затем занимался плакатом, в творческом объединении «Окна РОСТА». РОСТА – Российское Телеграфное Агентство  И этот опыт сильно на него повлиял. Это проявится в книге «Цирк». Стилистика оформления здесь проверенная – плакатная. Она простая, понятная, легко тиражируемая и точно соответствует тем требованиям, которые предъявлялись к советской детской книге. За счет простых форм передана атмосфера цирка. Открываете книжку и словно входите в зал: шумно, весело, слышатся хлопки, слепят софиты. На иллюстрации со слоном появляется «тактильность»: он кажется теплым, с шершавой кожей. «Цирк» стал первой книжной работой, где главным был не писатель, а художник. Маршак делал свои подписи уже к готовым картинкам. Плакатный опыт Лебедев вложил и в книгу «Мороженое». Многосоставные плоские изображения, цветовой ряд строго ограничен, но все вместе образует единую и гармоничную ткань повествования. Смотрите на мороженщиков: по какой дороги они идут? Очевидно, что по брусчатке, по мостовой ‒ мы это буквально слышим. Появляется в книжке и образ обжоры-толстяка, это бесспорно повтор образа буржуя из «Окон РОСТА», поэтому выглядит он карикатурно, а не персонажно. «Цирк» и «Мороженое» – это в большей степени «настроенческие» книги, где несомненно появляется новый изобразительный язык: плоскостность, много белого листа, лишенного привычных книжных украшательств – виньеточек.

‒ Мы говорим сейчас об иллюстрации, о визуальных элементах. Шрифт в «книжках-картинках» не так важен?

‒ В детских книжках, которые иллюстрирует Лебедев, шрифт не менее важен. Он использует не готовые шрифты, а рукописные. Это дает ощущение движения, динамики. У Лебедева шрифт «дышит». Это можно видеть в книжках и у других художников, к примеру, у Куприянова или Конашевича. Лебедев делает шрифт частью страницы, разворота, всей композиции книги. Нельзя ничего сдвинуть, сместить ‒ настолько все сбалансировано. Это высочайший профессионализм. Он был перфекционистом во всем ‒ и в книге, и в жизни ‒ и требовал этого от своих коллег-художников. Он подчеркивал, что «финальную работу графика мы следим не по эскизу, а по отпечатку». Об этом вспоминает писатель Евгений Шварц, коллега Лебедева по детской редакции Госиздата. По его словам, Лебедев держал молодых художников очень строго: «Они обязаны были сами делать рисунки на литографских камнях, следить за печатанием своих книг». Лебедева интересовало, какое клише художники будут делать с рисунка – тоновое или штриховое? На сколько красок будет рассчитана книжка? Он настаивал, чтобы рисунок был нанесен художником на литографский камень самостоятельно, потому что во всем «должна чувствоваться авторская рука». Очевидно, что Лебедеву нравилось достигать абсолютного совершенства в работе.

‒ Похоже, что лебедевские принципы искусства книги, их четкая конструкция и архитектоника во многом обусловлены влиянием супрематизма и конструктивизма?

‒ Нельзя сказать, что Лебедев испытывал прямое влияние какого-либо художественного течения. Он все впитывал, но не становился слепым последователем, как не был и эпигоном. Он все вбирал, но выдавал что-то свое. Мне кажется, что за счет силы своего таланта он не мог быть последователем чего-то одного. Ему было все интересно. Он все время развивал внутреннюю художественную память. Его персонажи не срисованные, это концентрированные образы. Лебедеву интересна динамика, жизнь, человек, а Малевич ‒ он строгий, абсолютно умозрительный. Курдов вспоминал, что «в академическом смысле Лебедев не учил, наоборот, его “школа” требовала забыть заученные и выученные приемы, системы и схемы. Он учил прежде всего любить жизнь, относясь к ней избирательно, проявляя неотъемлемое право каждого человека любить нечто лишь ему дорогое, предпочитая его всему остальному». «Если на вопрос, что вы больше всего любите, мне отвечают: “искусство” или, например, “книгу”, я делаю вывод ‒ глупец. Надо любить не книгу, а жизнь, ради которой появилась книга, а не книгу ради книги, не искусство ради искусства», – говорил Лебедев. Вот, видимо, поэтому он и отправил Курдова к Малевичу изучать кубизм. «Имейте в виду, что он может так воздействовать на вас, что вы пропадете, как художники. Но если это с вами случится, туда вам и дорога», – сказал однажды Лебедев Курдову. Такими же словами он напутствовал и Юрия Васнецова. Лебедев хотел видеть в детской книге настоящих профессионалов, чтобы создавать невероятные вещи, не отвлекаясь на обучение. В его творчестве, несомненно, был кубистический этап. Но, пережив его, Лебедев неожиданно все ломает и начинает интересоваться человеком по-другому, нежно. У него появляются другие рисунки ‒ к примеру, иллюстрации в книге «Усатый-полосатый» на стихи Маршака. В книге на стихи Ольги Бергольц «Зима. Лето. Попугай» ‒ снова другая стилистика. Он пытался все попробовать, но не все успел…

В 30-е годы начинается идеологическая борьба с формализмом. В 1935 году у Лебедева выходит книжка в издательстве «Академия» ‒ те же «Сказки, песенки, загадки» Маршака, но уже со взрослыми черно-белыми иллюстрациями. По большому счету, это книга для взрослых. Иллюстрации пронзительные, есть такие, которые сначала отпугивают брутальностью, они нарочито грубые, размашистые. 1 марта 1936 года в газете «Правда» выходит ужасная статья «О художниках-пачкунах». В ней Лебедев и его коллеги сравниваются с компрачикосами — средневековыми преступниками, уродовавшими детей. «Но не странно ли, не дико ли встретить в наши дни, в нашей стране людей, которые уродование детей сделали своим мастерством, ‒ конечно, на бумаге, только на бумаге, только в рисунке!» – восклицает коллективный автор. Персонажи художников, созданные для детей с любовью и знанием дела, были описаны как чудовища: «ужасные рахитики на спичечных ножках с раздутыми животами, дети без глаз и без носа, дети обезьяны, слабоумные мальчики, одичавшие и заросшие девочки. Здесь и взрослые ‒ уроды, и животные ‒ калеки». «Нет ничего более разительного, чем контраст между жизнерадостным тоном сказок-стихов Маршака и этим мрачным разгулом уродливой фантазии Лебедева, – пишет неизвестный автор газеты «Правды».

‒ Насколько сильно нападки советских идеологов повлияли на Лебедева?

‒ Эта идеологическая кампания не просто сломила Лебедева. Он видел, как одного за другим арестовывают сотрудников Детгиза. Самому Лебедеву каким-то чудом повезло – он избежал ареста и даже сохранил членский билет Союза художников. Конечно, издавать книги в стране не прекратили, но творческая свобода из них была изгнана на долгие годы. Лебедеву приходится искать способ выжить в этой ситуации. Параллельно с работой в книжной графике еще в 20-е и 30-е годы Лебедев создает множество станковых графических работ. В 1933 году он делает живописную серию на тему «Физкультурницы» (другое название – «Девушки с букетами»). Он изображает девушек-физкультурниц, но вместо радостного энтузиазма на их лицах ‒ лишь тупое равнодушие. Лебедев не специально это делает и не со зла, он передает то, что видит. Это зощенковские типы примитивных мещан, он не мог их приукрасить.

‒ Что происходит с ленинградской школой детской книги? Лебедев больше не вернется в издательскую работу, будет заниматься живописью, писать женские портреты?

‒ Лебедев остался в детской книге. Но словно замолчал. Он будет работать редактором, иллюстратором. Но в иллюстрациях он послушно начинает делать то, что требуется: чтобы было «как в жизни», чтобы было «похоже и понятно». Художники теперь старательно прорисовывают шерстку персонажей-зверей. У Лебедева выходят натуралистичные «Три медведя». Профессионально его работы выполнены безукоризненно. Они «совсем как в жизни», но лишены прежнего «дыхания». Сейчас книги этого периода активно переиздает издательство «АСТ». «Три медведя» считаются классикой. Однако разве можно сравнить их с тем, что было в 20-е и 30-е годы в советской детской книге, с той свободой выражения, которой достигли тогда художники? Это несравнимые вещи. Очевидно, что Лебедева сломали, и он так и не смог встать. Конашевичу позднее, в 60-е годы, удалось вернуться к своей игровой вольности, смог это сделать и Васнецов, а Лебедев, к сожалению, не смог.

Сегодня многим из нас его фамилия кажется малознакомой, а кому-то она и вовсе неизвестна. Однако его работы мы точно видели. Вспомните: «Дама сдавала в багаж: диван, чемодан, саквояж…» ‒ эти замечательные стихи Маршака на протяжении многих лет дружно соседствуют с иллюстрациями Лебедева. Маршак не раз подчеркивал, что не считает Лебедева ни иллюстратором, ни тем более украшателем книг. По его личному убеждению, Лебедев – полноправный автор, «столько своеобразия, тонкой наблюдательности и уверенного мастерства вносит он в каждую книгу».

Беседу вела Ольга Лобанова