Здоровый человек, приходя в поликлинику на обследование, как будто замирает у кабинета врача, раздраженно смотрит на часы, торопит минутную стрелку и, получив заветную справку, облегченно вздыхает, возвращаясь к привычной суете. Жизнь больного течет по-другому. Она там, внутри, за закрытыми дверьми больничных корпусов. Но болезнь не вычеркивает человека из жизни. Она ее меняет. И тебе приходится занимать очередь в душ, чтобы успеть вымыть голову перед обходом, спать на узкой кровати, прижавшись к маме спиной, ведь для родителей отдельных кроватей в больницах не предусмотрено, заглядывать в глаза врачу, пытаясь прочитать в них то, что осталось в истории болезни между строк. И, тщетно пытаясь найти ответ на вопрос, кто виноват в том, что ты здесь оказался, вдруг начинаешь понимать, что есть то, что сильнее тебя, на что ты никак не можешь повлиять, не можешь изменить.

Но что это ‒ случай или Бог? «Это уж кто во что верит», – отвечает главная героиня книги, тринадцатилетняя Таша. Она вынуждена каждые 3‒5 лет возвращаться в больницу, чтобы поменять шунт, откачивающий лишнюю жидкость из головного мозга, ‒ маленький проводок, который она даже не ощущает. Первый раз его поставили сразу же после ее рождения, и она ничего об этом не помнит. В три года, очнувшись после операции в стерильной палате, Таша еще не совсем понимала, что с ней происходит. В шесть лет ей впервые стало страшно, а в девять ‒ обидно за случайную несправедливость. В одиннадцать-двенадцать лет ей хотелось всем рассказать о своей болезни, чтобы каждый оценил ее героизм. В тринадцать она снова оказалась в больнице и неожиданно увидела, как по белоснежной стене ползет жучок – не настоящий, а выдуманный ею самой. Потому что как бы ни было знакомо и привычно находиться в больнице, тревога никогда не проходит. И эту тревогу нельзя разделить ни с родителями, ни с новой подругой Аней, которая тоже сражается со своей болезнью, ни с врачом Игорем Марковичем. Выдуманный жучок – тот внутренний голос, который помогает Таше стать сильнее, бороться с отчаянием, а иногда ‒ со случаем и с судьбой.

Ане предстоит тяжелая операция, и проводить ее должен Александр Степанович, врач из отделения общей терапии. Девочки беспокоятся, справится ли он со сложной задачей, и решают, чтобы операция не состоялась и на следующий день ее провел врач-нейрохирург, закрыть Александра Степановича в шкафу.

Ночью, как раз в то время, когда Аня и Таша, крадучись вдоль стены, пробирались к ординаторской, в операционную провезли попавшего в ДТП молодого парня, сына священника. Позднее, навещая его в палате, девочки слышат, как негодует мама его соседа: отец-священник почти не приходит навещать своего ребенка, не приносит ему продуктов повкуснее, а ведь в том ДТП погибли еще трое его детей. Неужели он не должен теперь сидеть у постели своего выжившего ребенка и держать его за руку? Разве так должен вести себя любящий отец?.. Но сын знает, что его отец в церкви и молится за его выздоровление. И эта просьба, обращенная к Богу, нужна ему больше, чем пакет апельсинов. Так Аня и Таша впервые сталкиваются с вопросами веры.

Я тоже помню, как в больнице ходили легенды о том, что у моей бабушки «легкая рука», и как больные старались перенести процедуры на время ее дежурства.

Я не знаю, верила ли в Бога моя бабушка, мы никогда не говорили об этом. Но дедушка, несмотря на запрет моих родителей, водил меня в окруженный сплошным забором полуразрушенный храм, где показывал сохранившуюся на стенах роспись и по едва различимым силуэтам, как старых знакомых, узнавал ветхозаветных старцев. Слушая его рассказы, я всматривалась в облупившиеся фрески, пытаясь разгадать сюжет. С тех пор при виде церкви меня не покидает ощущение тайны, загадки, которую еще предстоит разгадать…

В книге «Выдуманный жучок» по-своему пытается бороться со случаем Мадина, мама пятимесячного Малика. В нейрохирургическом отделении ходит легенда о том, что если украсть чистую пеленку, наступит выздоровление и тебе уже никогда не придется возвращаться в больницу со своим малышом. Сгорая от стыда, Мадина снимает с веревки сохнущую после стирки больничную пеленку и пытается спрятать ее. Таша понимает, какая степень отчаяния толкнула мусульманку на воровство.

Попавшая в больницу с травмой головы шестилетняя девочка Клёпа, на которую во время игры в футбол упали тяжелые ворота, ощущая страшную несправедливость, недоумевает: почему ворота уронили мальчишки, а шунт после операции установили ей? И как теперь жить с этим шунтом? Она никак не может поверить в то, что оказалась в больнице. Таша пытается ей помочь, но Клёпу, у которой раздроблена переносица, переводят в отделение челюстно-лицевой хирургии.

В отделении, где дежурила моя бабушка, лежали «сердечники». Я видела тех, кто, впервые попав в больницу после инфаркта, несмотря на грозные замечания врача, тащил на второй этаж огромные пакеты с продуктами и втихаря, радуясь, как ловко удалось всех провести, ел шашлык. Они никак не могли привыкнуть к тому, что их жизнь изменилась, и теперь не аппетит, а болезнь диктует диету. Но болезнь меняет жизнь не только того, кто болеет. Вместе с ним болеет вся семья. И тем, кто остается дома, ничуть не легче, чем тем, кто держит ребенка за руку в больнице. «Кто печет мужу чепалгаш и выбивает ковры в моем доме?» – сокрушается, стремясь поскорее вернуться домой, Мадина. Но дело совсем не в лепешках. Просто ждать, понимая, что ты не можешь ничего сделать и от тебя ничего не зависит, тяжелее всего.

В больнице Таша впервые сталкивается со смертью ‒ ведь иногда врачи оказываются бессильны. И уткнувшись лбом в стерильную стену, девочка плачет: «Как Бог может допустить такое? Почему дети умирают?» Маленькому Максиму легче, он еще верит в то, что сможет изобрести лекарство, возвращающее к жизни всех, кто ушел…

Мое первое столкновение со смертью тоже случилось в то лето в больнице. Мы с моей новой подругой, девочкой с увеличенными лимфоузлами, сидели во дворе на теплой, выбеленной солнцем телеге, оставшейся здесь, наверное, еще со времен существования земской больницы, ‒ старого здания из красного кирпича с арочными окнами и мемориальной табличкой на входе. Садилось солнце, мы смотрели, как за забором, в поле, среди пахнущих летним зноем крапивы и лопухов, пасутся холеные лошади соседней конной школы. Издалека мы видели, как на машине «Скорой помощи» в реанимацию привезли утонувшего мальчика, как кинулся из хирургического отделения дежурный врач, как столпились у входа прогуливавшиеся после вечерних процедур больные. И кто-то, отойдя, сказал, что было уже слишком поздно. А мы всё сидели на телеге и смотрели на садящееся солнце. Страха не было, и потом очень долго смерть воспринималась мной как уход, закат долгого, знойного, насыщенного вкусами, запахами, звуками дня. Несколько лет спустя, придя на сельское кладбище, рядом с могилами прабабушки и прадеда я увидела уже позеленевший от времени камень с датой рождения и смерти того мальчика, моего ровесника, которого в тот день привезли на «Скорой».

В книге Юлии Кузнецовой подруги Таша и Аня, пройдя очередной курс процедур и выйдя из больницы, продолжают общаться. Со мной такого не случалось. Выписавшись из больницы, мои новые подруги, случайно встретив нас с бабушкой на улице, смущенно отворачивались. Сначала мне было обидно, но потом я привыкла. Наверное, им было проще вычеркнуть время, проведенное в отделении, из своей памяти, из своей жизни, как будто его никогда не существовало. А я невольно напоминала им о том, что так хотелось забыть.

С Ташей и Аней этого не произошло. «И как у тебя получается радоваться жизни в больнице?» – грустно спрашивает Ташу мама. Но Таша знает один секрет: нужно просто говорить «спасибо» за все, что есть.

Ксения Барышева

Еще о книге Юлии Кузнецовой «Выдуманный жучок» рассказал Леонид Вишня в статье «Как жить в больнице»

_____________________________

Юлия Кузнецова
«Выдуманный жучок»
Иллюстрации Олеси Гонсеровской
Издательство «КомпасГид», 2016