Леонид. Мы написали эту книжку почти 30 лет назад, когда наши дети были маленькими ползунками. Все эти сказки были нашими домашними сказочками и историями, которые обычно рассказывают своим детишкам, потому что все, что было тогда доступно, мы им уже перечитали. Тогда, в советские годы, достать книжки было не очень легко. И, когда мы уже все перечитали, на просьбы детей: «Давай, мам, расскажи сказку» или «Пап, расскажи сказку» – мы что-то такое от себя рассказывали, а потом начали это записывать. Со временем набралась довольно большая стопка рукописных сказочек.

Ирина. Первую, маленькую, мы сшили.

Леонид. Да, была такая – самосшитая, самописанная, саморисованная книжка, и мы ее читали детям. И как-то, еще в конце 80-х годов, мы решили подать эту сказку на конкурс в издательство «Детская литература». Такие конкурсы тогда регулярно проводились. Мы напечатали свою книжку на печатной машинке (персональных компьютеров тогда не было), положили в конверт и отправили в издательство. Через какое-то время нам ответили, что никакой премии нам не полагается, никакого места мы не заняли, однако добавили: «Но вы обязательно пишите еще, не зарывайте талант в землю». Я думаю, что всем молодым авторам – а мы были тогда молодые авторы – так говорили. Мы и решили: хорошо, не будем зарывать талант.

Ирина. По итогам конкурса должна была быть издана книга победителей, и нашу сказку в эту книгу включили. Мы начали работать с редакторами, и, собственно, тогда появилось «обрамление», потому что нам сказали: «Ваша история не совсем понятная. Вы “Винни-Пуха” читали?» Я говорю: «Читали». Они: «Сделайте, пожалуйста, обрамление к этой книге – найдите место этой своей истории в существующем мире». Ну, мы и взяли своих детей, чтобы сделать своей истории обрамление.

Леонид. Имена детей в книжке – Маргарита и Ян – это имена наших детей. Сейчас они уже сами родители. И у нас есть внуки, которые уже бегают под столом и скоро, наверное, тоже будут просить нас что-нибудь им почитать. Но наше обрамление – это не рассказ родителей, адресованный детям, а, наоборот, сказка, которую дети рассказывают папе.

Ирина. Вообще-то надо сказать, это был первый этап, когда мы записывали то, что сами рассказывали. Но очень скоро появилась такая домашняя игра: ты что-то говоришь ребенку, а он притворяется зоком и так мило отвечает, как будто бы он зок. Мне кажется, это очень детей веселило, и они чувствовали себя очень любимыми: что бы они ни сделали, все не более чем смешно. Нет ничего обидного для нас в том, что они делают, а если что-то случилось не так, не так пошло, все можно перевести в шутку. Такая веселая домашняя игра.

Леонид. Еще мы разыгрывали какие-то небольшие спектакли, сценки под Новый год, или на 8 марта для мамы. Детка прицепит себе рога или завернется в одеяло, как зок.

Ирина. А я еще вот что вспоминаю: мы тогда работали на атомных электростанциях и часто ездили в командировки, а с детьми сидели по очереди. И вот я уехала в командировку, возвращаюсь, а они во время моего отсутствия издавали газету «ЗОК» – «За образцовую культуру». То есть пока меня не было (семь дней), они на двух листах бумаги рисовали газету, куда вносили всяческие свои новости, что у них происходило. И это были новости о них как о зоках.

Леонид. Многое из этого попало в книгу.

– Правильно было бы сказать, что авторы этих книг Ирина, Леонид, Маргарита и Ян Тюхтяевы?

Леонид. Ну, во-первых, в книге есть подзаголовок: «Пособие для детей по воспитанию их родителей». А во-вторых, если внимательно читать текст, то из него видно, что не папа рассказывает детям, а дети рассказывают сказку родителям.

Ирина. Наши дети своими характерами, вообще – своим появлением раскрыли для нас новый сказочный мир – такой милый, смешной, забавный. Ну конечно, это стало неотъемлемой частью наших отношений в семье. Это по жизни нас сопровождает. Мы до сих пор, уже являясь бабушками и дедушками, так же играем с внуками. Иной раз дочка говорит: «Ну кто мог научить детей этому?! Бабушка с дедушкой опять научили каким-то глупостям: то крутить, то строить что-то, то притворяться…» Так это и живет с нами – все эти игры, смех сопровождают нашу семейную жизнь.

– А подзаголовок «Пособие для детей по воспитанию родителей» было придумано все-таки вами? Это не воля редакторов?

Леонид. Когда в 1994 году книгу переиздавали, я сам лично на пленке пером написал этот подзаголовок.

Ирина. Нас еще сдерживали. Это сейчас игра в детской книге кажется привычной.

Леонид. А тридцать лет назад этот текст был вне контекста той культуры, внутри которой мы жили.

Ирина. Он казался редакторам очень дерзким. Они хватались за голову: «Почему коверкаете слова? В детских книжках должно быть все правильно! Чему вы учите детей?!» При этом находились люди, которые говорили: «Да, нужно смеяться. Нужно учить именно этому. Нужно быть раскованным, нужно быть свободным». И они нас, конечно, очень поддерживали.

Леонид. Однажды подходит к нам человек, немного старше нас: «Меня в этом издательстве издают, и я вашу рукопись там видел. Знаете, это действительно очень хорошая книга, это не проходник какой-то. Пожалуйста, пишите дальше». Я говорю: «Хорошо, а вы кто такой?» – «Я писатель Григорий Остер». Тогда Остер был еще не так известен. Мультик «38 попугаев» еще знали, но то, что текст Григорий Остер написал, не знал почти никто. Вот так мы и познакомились – больше 20 лет назад. И с тех пор стали друзьями. Остер одним из первых сказал: «Вы пишете нормально».

Ирина. Да, он сказал: «Вы написали классическую детскую книгу. Я об этом знаю, а остальные об этом узнают лет этак через 20. Не обращайте ни на кого внимания, спокойно пишите дальше». Но надо сказать, что мы не писали эти 20 лет. Это были очень трудные и динамичные годы в стране – 90-е. Даже немножко раньше началось это трудное время – года с 86-го. Перестройка, все эти сумасшедшие события в стране… Мы же были инженеры-физики, работали на атомных станциях, у нас были маленькие дети, и мы совершенно не были приспособлены к бизнесу. Нас вместе со всей страной крутило-вертело, и нам пришлось очень много работать, чтобы так же, как и всем, обеспечить жизнь своим детям, вырастить их. Мы очень беспокоились – так же, наверное, как и все остальные люди, – хватит ли нам денег, хватит ли нам сил вырастить детей, как мы будем жить. Но мы, конечно, продолжали шутить, улыбаться. Кстати, материалы для взрослой книги мы наработали в то время, а вот вторую детскую книгу мы тогда не писали. Мы начали ее писать и даже издали несколько глав, но потом окунулись во взрослую жизнь и вынырнули, когда уже появились внуки.

Леонид. У книги про зоков и Баду было много разных вариантов оформления.

Ирина. Пять или шесть.

Леонид. Но окончательный вариант оформления книги, по-моему, не найден еще, а может, он никогда не будет найден. Картинки первого издания начала 90-х годов очень любят продвинутые читатели. А массовый читатель не любят. Я помню, что первое издание очень плохо продавалось. Просто стояло на полках. То есть его коммерческая судьба сложилась не очень удачно. Мне даже казалось, книга вообще не пойдет на рынке. Но потом, вроде, пошла.

– На ваш взгляд, для детей какого возраста этот текст?

Леонид. Ну, лет с четырех-пяти можно уже читать.

Ирина. Некоторым детишкам читают книгу с трех лет, и они смеются над ситуациями, а может – реагируют на улыбки своих родителей. Что происходит, я не знаю, но иногда удивительно, как маленькие дети сказку воспринимают.

– Почему Бадá один? Почему в сказке нет «мамы»?

Леонид. Да, так получилось. Мы не хотели изображать точную модель семьи: «мама сказала, папа сказал». Бада – это собирательный образ родителя вообще, он как бы бесполый. И среди зоков нет мальчиков и девочек. Мне пишут: «Мне семь лет. Я прочитала вашу книжку. Почему нет зоков-девочек? У них бы были такие платьица, бантики…» Мы сознательно это сделали, потому что ситуация между детьми и родителями такая: есть «родитель» и есть «ребенок». Но в нашей книге зоков много.

Ирина. Их много, потому что только тогда удается совместное озорство.

Леонид. И потом, для сюжета главное – противоречие. Сюжет всегда развивается благодаря противоречиям. Между детьми и родителями всегда есть противоречие. И это отражено в детской книжке. А вот если между мамой и папой есть противоречие, это уже не детская книжка. Правильно? Если мы будем углубляться в противоречия между мамой и папой, это уже «Ромео и Джульетта». Такие вопросы решаются другими жанрами литературы. А у нас есть некий родитель, Бада, который за голову хватается от того, что делают «дети», много детей.

Ирина. Но надо сказать, что в «Зоки и Бада» два разных взгляда на взрослого. Там два разных Бады – белый Бада и черный Бада. И если повнимательнее приглядеться, то черный Бада – это, скорее, папа, а белый Бада – это, скорее, мама. Один – более строгий, упорный – это черный Бада, а другой более мягкий, пугливый – это белый Бада, который хуже управляется с зоками, поэтому и сбежал.

- А почему вы их так назвали?

Ирина. Ну, Бадá бодается…

Леонид. Ну да, Бада бодается, а зоки – сочетание такое пришло в голову. Оно ниоткуда.

Ирина. Это такой детский лепет. Появляются же в семье всякие словечки. Однажды наш маленький сын взял какую-то книжку, а там рыбы всякие нарисованы. Он не знал, как эти рыбы называются, а автор пишет: «Назови всех рыб». И он начинает называть их такими словами…

Леонид. …которые специально и не выдумаешь.

Ирина. Попробуйте провести такой эксперимент с маленьким ребенком, например, в три года. Он слов не так много знает. Но, «называя» рыб, ребенок произносит слова не задумываясь, не останавливаясь. И все слова совершенно разные. Краснушка, «голубоглазка» и т.д. Просто лепит подряд какое-то количество разных слов. Это было для меня открытием, потому что если попробовать самому это делать, все получится на один манер, в соответствии в каким-нибудь логическим принципом построения слова. Поэтому в доме, где есть маленькие дети, «живет» большое количество необычных слов.

Леонид. Слова рождаются из какой-то оговорки, из того, что ребенок неправильно расслышал и т. п.

– А как вы писали вдвоем?

Леонид. Многие большие куски текста рождались в таком состоянии, когда так въезжаешь в тему, что практически начинаешь говорить «диалогом»: я что-то говорю, потом Ирина (это похоже на игру), а потом смотришь – пошло! Можно записывать.

Ирина. Что-то он записывал, что-то я записывала. Мы никогда не строили книгу «снаружи». Мы не профессионалы. Мы любители. Когда я первый раз столкнулась с редактором, то попала в вечную ситуацию «разговора писателя с книгопродавцем».

Леонид. «И начало у вас не такое, и сюжет у вас неправильный, и конец у вас неправильный…»

Ирина. «Вы читали, как нужно делать?» Мы говорим: «Ну, вроде читали, но вообще у нас так вот выросло». – «Нет, подождите, это у вас огурцы?» – «Нет, не огурцы». – «Помидоры?» – «Нет, не помидоры». – «Картошка?» – «Нет, не картошка». – «Все, идите». То есть редакторы хотят, чтобы книга строилась по известным правилам, а у нас выросло что-то вне правил, и мы никогда не обсуждали, что мы будем выращивать: вот, мол, план; герои будут такие. Это была наша жизнь, которая выплеснулась наружу, и мы ее зафиксировали. У нас было желание передать всем остальным самое лучшее, что появилось между нами и детьми – вот и все.

Леонид. Хотя некоторые тонкости обсуждали. В книжке 20 историй. И они все достаточно короткие. История на одной странице начинается, а на следующей кончается: там рисунок и немножко текста. Кусочки текста небольшие, но достаточно насыщенные, чтобы можно было, сколько-то времени проведя с ребенком, дальше дипломатично договориться, что следующую главу читаем завтра. И это мы сознательно делали.

– А кто из вас песенки сочинял?

Леонид. У нас разделение труда. Прозу пишет Ирина, а стихи – я.

– Вас называют писателями?

Ирина. Да.

– И как вы к этому относитесь?

Леонид. Наверное, мы – писатели одной книжки.

Ирина. Мы не профессиональные писатели.

Леонид. Но и Сервантес написал одну книжку, правда, в двух томах. Он не 10 книг написал.

Ирина. Мы не зарабатываем писательством и никогда не будем зарабатывать.

Леонид. И мы гораздо больше, чем писателями, ощущаем себя бабушками и дедушками. И бизнесменами, безусловно. Еще мы ощущаем свою принадлежность к русской культуре. Наши читатели – русскоязычные, у нашей книжки крайне труднопереводимый текст, хотя попытки были.

Ирина. И в творческом плане мы не очень активны: одну книгу написали 20 лет назад, потом, через 20 лет, написали вторую книгу. Книга живет сама по себе и сама как-то взаимодействует с миром: все, что с ней происходит, происходит без нас. А поскольку в книжке нет признаков современности, не все уверены, что мы живы. Мы же никак себя не проявляем. Нас как бы нет. Мы заняты, живем своей жизнью, а книга живет своей жизнью. Она не очень хорошо продается и не очень издателей интересует. Но в этой книге живет наша душа.

Материал подготовили Екатерина Асонова и Ольга Павловец