Кейт ДиКамилло считается детским писателем. Хотя, на мой взгляд, ее книги имеют предельно широкую возрастную адресацию ‒ как «Маленький принц» или «Властелин колец». Взрослым тут, может быть, еще интереснее, чем детям. Недаром ДиКамилло начинала как «взрослый» автор.

Но ее книги хорошо воспринимают даже дошкольники («Кролика Эдварда» и «Мышонка Десперо» я читала вслух пятилетней дочке). Во-первых, благодаря динамичному сюжету, который на каждом повороте обманывает читательские ожидания, поворачивая совсем не туда, и закручивается так лихо, что не отпускает до самого финала. Во-вторых, во всех историях ДиКамилло есть элементы сказки: говорящие звери, принцессы, рыцари... Эта внешняя событийная канва проста, насыщена приключениями, смешными эпизодами и абсолютно понятна маленькому ребенку.

Но внутри этих сказочных декораций всегда разворачивается параллельный сюжет: предельно реалистичное «взрослое» повествование о любви и одиночестве, добре и зле, предательстве и прощении.

Это сочетание детского и взрослого может стать хорошей почвой для самого первого разговора о сложности жизни, в которой все далеко не так однозначно, как в волшебной сказке.

Например, у Кейт ДиКамилло почти никогда нет антигероев. То есть изначально они, конечно, есть, иначе сюжет не построишь. Но по ходу действия оказывается, что у каждого из «злодеев» – свои мотивации, своя затаенная боль, порой объясняющая даже самые отталкивающие поступки.

Такие несказочные сказки могут послужить мостиком между двумя этапами постижения мира: черно-белым и оттеночным.

А вообще, эта пограничность, одновременное присутствие и в детском и взрослом смысловом поле делает, на мой взгляд, тексты ДиКамилло идеальными для подростков, тоже находящихся «между».

Главный сюжет и главный герой книг ДиКамилло – это чудо. Оно, как и положено чуду, невероятно, неожиданно, незаслуженно. Является, ломая логику привычной жизни. Это чудо победы любви над отчуждением, грубой силой, непреодолимыми обстоятельствами, ненавистью и даже смертью.

Персонажи, с которыми в мир входит любовь, всегда подчеркнуто негероичны, нелепы, слабы, зачастую смешны. Это всевозможные чудики, изгои, неудачники, надеяться на победу которых – полное безумие. И все-таки они побеждают.

Если бы мне надо было рассказать о сути христианства, не употребляя ни одного религиозного термина (например, человеку, который их на дух не переносит), я бы дала ему книги Кейт ДиКамилло. В первую очередь, две из них: «Мышонка Десперо» и «Флору и Одиссея».

Есть множество произведений, в том числе великих и гениальных, в которых финальное торжество добра носит чисто риторический характер. У Кейт ДиКамилло победа любви никогда не выглядит авторским произволом, чем-то надуманным и чужеродным. Этому чуду – веришь. Даже если ты прирожденный циник, как Флорабелла Бакмен, героиня «Флоры и Одиссея».

Честно говоря, сама я – совсем не циник. Но хорошо помню те времена, когда им была в подростковом возрасте. И помню, в чем больше всего на свете (часто тайком от себя самого) нуждается «прирожденный циник»: конечно, в чуде. Не в эльфах и единорогах, хотя многие соглашаются довольствоваться и этим, а в оглушительном и несомненном чуде преображения привычной безотрадной жизни, когда до боли в суставах жаждешь, чтобы все эти серые многоэтажки и вытоптанный двор, знакомый до оскомины, все это бедное, некрасивое, унылое «здесь и сейчас» – вдруг затопило невероятным, невымышленным, непобедимым светом...

Эта жажда слишком сильна, а подросток, как ему кажется, слишком хорошо знает жизнь и ее законы, чтобы на что-то надеяться. В таком случае спасение только одно: неустанно убеждать себя и других, что ты – прирожденный циник.

«Не надейся, только наблюдай», – бесконечно повторяет Флора, когда чудо врывается в ее жизнь.

«Не надейся, только наблюдай» – совет, почерпнутый из комиксов, которые Флора читает тоннами. Особенно ‒ рубрику «Грозящие нам ужасы». Ведь настоящий циник должен быть готов ко всему.

Кстати, некоторые, наиболее динамичные эпизоды «Флоры и Одиссея» тоже рассказаны с помощью комиксов. И этот ход абсолютно оправдан с художественной точки зрения. Это не иллюстрация литературного вкуса героини-подростка и уж тем более не заигрывание с читателем-подростком. Комиксы использованы в сценах потасовок и там, где события развиваются так стремительно, что словесное описание сильно тормозило бы их.

Любовь подростков к всевозможным супергероям, спасающим мир, можно рассматривать как одно из проявлений скрытой жажды чуда. У Флоры, конечно, тоже есть свой супергерой: персонаж комиксов по имени Инкадесто – скромный одинокий уборщик, который в момент опасности преображается в сияющий столп света и побеждает своего антогониста – Тысячерукую Тьму.

Чего-то подобного Флора ждет и от Одиссея – героя, с появлением которого в ее жизни меняется все. Ее ожиданиям не суждено сбыться, потому что сбудется нечто гораздо более важное и единственно нужное. То, о чем Флора и не мечтала, считая заведомо невозможным.

В начале истории Флора бесконечно одинока. Родители в разводе, мама-писательница целыми днями строчит любовные романы, при этом Флора уверена, что ее саму мама совсем не любит. И надо сказать, до определенного момента мамино поведение действительно наводит на такие мысли. Например, когда Флора заявляет, что переезжает к отцу, то в ответ слышит: «Это сильно упростит мне жизнь».

Свое одиночество Флора осознает только по ходу действия. И не успевает толком ему ужаснуться, затосковать «по себе подобным», а вокруг уже начинают стремительно возникать близкие по духу люди. Такие же «чудики, которых мир не жалует», как выражается мама-писательница.

Финал – классический хэппи-энд: все заливаются счастливыми слезами, держась за руки. Семья воссоединилась, конфликты разрешены, обиды прощены…

Звучит отвратительно, согласитесь? Особенно, если ты прирожденный циник.

А именно для них, в первую очередь, и написана книга. И написана так мастерски, с таким знанием психологии этих самых циников, что ни один из них, даже прочитав финальную сцену, не скажет, скривившись: «Не верю!» или «Патока!» (этим словечком Флора характеризует стиль материнских романов).

В чем же секрет? Во-первых, повествование у Кейт ДиКамилло – насквозь иронично. Она постоянно, особенно в самых патетических сценах, как бы отступает на шаг и смотрит на происходящее со стороны. Во «Флоре и Одиссее» это отстранение особенно наглядно. В наиболее эмоциональные моменты Флора начинает видеть мир как комикс: с облачками слов или мыслей, висящими над головой собеседника.

Во-вторых, ДиКамилло – мастер бытового сюрреализма. Выныривая из повествования, она умеет увидеть и подчеркнуть прекрасную абсурдность происходящего, выловив в потоке жизни какую-нибудь оригинальную и смешную деталь, которая вмиг разрушает и инерцию восприятия, и излишний пафос (там, где есть опасность в него соскользнуть).

Во «Флоре и Одиссее» устойчивый абсурдный фон создают не только второстепенные детали, но и основная сюжетная коллизия. Главный герой, Одиссей – это белка (точнее, белк, существо мужского пола), которую засосало в пылесос. Флора, случайно оказавшаяся рядом, спасла его, сделав искусственное дыхание (умение, почерпнутое из «Грозящих нам ужасов», разумеется).

После возвращения к жизни у Одиссея, названного так в честь марки пылесоса, который его чуть не убил, пробуждается сознание. Он становится мыслящим существом. Вместе со способностью мыслить в нем зарождается совершенно невероятная, сияющая любовь к бытию и в особенности к спасшей его Флоре, которая, кстати, на первой же странице этой истории категорически заявляет, что «ненавидит любовь».

Забавно, но читая Кейт ДиКамилло, почему-то постоянно ловишь себя на ассоциациях с русской классикой, особенно с Достоевским. Возможно потому, что ДиКамилло часто помещает своих героев в очень непростые жизненные ситуации (в «Мышонке Десперо» – девочка, которую собственный отец продал за пачку сигарет и красную скатерть, во «Флоре и Одиссее» – мальчик, ослепший от того, что родная мать выгнала его из дома), но из этой безусловной, безнадежной тьмы умеет выходить к свету...

В вихрь этой любви, как в сверхмощный пылесос, с удивительной скоростью втягиваются все окружающие, даже, в конце концов, мама писательница, которая на протяжении всей книги стремится убить Одиссея лопатой, но в финале вместе с остальными тоже заливается счастливыми слезами. И читает вслух стихи. Которые написал Одиссей.

Да-да. Кейт ДиКамилло сделала Одиссея еще и поэтом. Добравшись до компьютера или печатной машинки, он немедленно принимается писать стихи.

И это, конечно, настолько повышает всеобщий градус абсурда, что нестрашен уже никакой пафос и даже никакие разговоры о вечных вопросах, которые ДиКамилло всегда успевает под шумок протащить в текст и вставить где-нибудь в наименее заметном месте ‒ например, между старушкой, улыбающейся «во весь свой зубной протез», и диваном из конского волоса, с которого «слезы скатываются на пол».

На этот сюжетный стержень (белка-поэт) ДиКамилло нанизывает массу бесконечно смешных сценок. То домохозяйка Тути читает белке стихи Рильке и приглашает на поэтический вечер. То слепой мальчик Уильям Спивер критикует беличьи стихи, ведь «нельзя хвалить их лишь за то, что они написаны белкой»…

Но помимо смешного здесь есть и прекрасное, которое этим смешным надежно защищено и поэтому может позволить себе быть откровенно и беззащитно прекрасным. Вот, например, момент рождения поэта:

«Мир со всеми ароматами и вонью, предательством и радостью… нахлынул на Одиссея, прошил его насквозь, наполнил до краев… в голове звучат слова из стихотворения Тути: “Пламенем стой за вещами, сгорай...”

Да, ‒ думает он. ‒ Я так и сделаю. Я вспыхну, сгорю, а потом все это запишу...»

И возможно, именно благодаря стихам все и кончается хорошо. Да и люди, которые, на первый взгляд, случайно оказываются вовлечены в орбиту Одиссея, практически все так или иначе связанны с пространством культуры, что тоже влияет на благополучный исход.

При всей абсурдности и фантастичности сюжетных ходов книги Кейт ДиКамилло никогда не производят впечатления сказки. Они настолько реалистичны, погружены в узнаваемую повседневность, что порой даже кажутся чем-то выходящим за пределы литературы. ДиКамилло не боится насыщать свои тексты бытовыми подробностями, имеющими подчеркнуто нелитературную природу.

Этим же приемом пользуется в своих стихах и Одиссей, для которого мир целостен, не разделен на высокое и низкое, и одинаковым чудом кажется и любовь, и яичница-глазунья, и непрерывно расширяющаяся вселенная. Любая информация, попадающая в сознание белки поэта, немедленно превращается в стихи, будь то пончики с глазурью, строки Рильке или тоска по себе подобным.

При этом каждая бытовая деталь, мощно «заземляющая» текст, обладает не менее сильным символическим потенциалом. Кейт ДиКамилло умеет незаметно сдвигать оптику (часто ‒ внутри одного предложения) и превращать любую мелочь в метафору, быт – в бытие. Она может так сказать о сломанной лампе, которая «разбилась, но светится», что всем станет ясно: это уже не совсем о лампе. Совсем не о лампе. А о каждом из нас.

Отдельно можно было бы написать о символизме (и психологизме) имен. Так Флорабелла отзывается только на Флору, отвергая прекрасное («белла» ‒ по-итальянски значит «прекрасная») как опасное, чреватое чувствами, той самой ненавистной любовью. А Уильям Спивер ни в какую не соглашается становиться Биллом, как называет его новый муж матери. Ему даже Уильяма недостаточно, только Уильям Спивер, ведь «Уильямов много, а Уильям Спивер – один».

Но это все вопросы мастерства. А самое главное в книгах Кейт ДиКамилло – то, чего никакими приемами не достигнуть, нечто из области чистого дара. ДиКамилло – писатель, обладающий абсолютным слухом. В ее книгах нет ни одной фальшивой интонации.

Этот дар и позволяет ей говорить о таких серьезных вещах, где малейшая неосторожность грозит полным крахом. Браться за темы, с которых, как с ледяного гребня, так легко соскользнуть либо в пафос, либо в сентиментальность, либо в проповедь. И она не соскальзывает. Вообще, ни разу не оступается, что удивительно.

Во «Флоре и Одиссее» таких тем много: вера и неверие, одаренность и банальность, одиночество подростка и одинокая старость, непохожесть на других и мимикрия, дающаяся ценой потери души… О чем-то она говорит вскользь, о чем-то ‒ в лоб (но и это не вызывает раздражения), где-то использует совершенно неожиданные образы, проникающие сквозь защитные барьеры и надолго остающиеся в сознании (например, гигантский черный кальмар как символ разрушительного одиночества).

И при этом всегда остается собой: ироничной, предельно серьезной, смелой, настоящей. Собеседником, с которым неизменно интересно вступать в диалог. И детям, и подросткам, и взрослым.

Наталья Ключарева

_________________________

Кейт ДиКамилло
«Флора и Одиссей. Блистательные приключения»
Художник Кит Дж. Кэмпбелл
Перевод с английского Ольги Варшавер
Издательство «Махаон», 2015