В поисках книжек со счетом я натолкнулась на подаренную дочери книгу «10 моих первых картин» Мари Селье. Репродукции Пикассо, Клее и Ван Гога выглядывают через одно, два, три и так далее отверстий в страницах. Дочери книгу дарили с образовательной целью: она отрицает нефигуративное изображение и с презрением нянечки из районного сада комментирует рисунки брата. «Каля-маля, купил коня», ‒ говорит дочь. А также отчетливо предпочитает розовый всем остальным цветам – несмотря на то что в младенчестве родители-нонконформисты одевали ее исключительно в серое и в зеленое.

Выяснять цветовые предпочтения – одна из самых интересных и доступных с раннего младенчества игр. Особенно увлекает возможность найти любимый цвет ребенка до того, как он начнет говорить. Интересно наблюдать, как человек вступает в личные отношения с организующими мир элементами, давая ему на выбор карандаши, игрушки для ванной, обрывки бумаги и тряпки. Зеленый, который мы так и не смогли навязать дочери, теперь любит сын, добавляя к нему для разнообразия фиолетовый. Он рисует ими, рассказывает про них истории. Когда играет в кота, его кот обязательно фиолетовый. Или зеленый.

С книгой «10 моих первых картин» все происходит не по моему плану. Я собираюсь считать дырки на каждой странице. Сын же увлекается стихотворными загадками в переводе Михаила Яснова и, не отвлекаясь на цифры, ищет отгадку. Сквозь каждую дырку-глазок виден фрагмент картины. Это может быть портрет, пейзаж, абстракция. Что ждет тебя впереди? Попробуй-ка, угадай! ‒ дразнится книжка.

На странице с цифрой 1 сын радуется котику на картине Жерико (кажется, котики ‒ это какое-то чрезвычайно стойкое увлечение, которое уже пережило вычисления, цвета, барби, пиратов и космические корабли). Ему нравятся дети Гогена (на странице с цифрой 3), которые вот-вот начнут есть, не дожидаясь мамы. Текст под картинкой: «Но мы настолько проголодались, что, пожалуй, сейчас без нее начнем», он переделывает в людоедское «…что, пожалуй, сейчас ее начнем», – шутит эту шутку каждый раз, и каждый раз смеется бармалеевым смехом.

Обычно сын склонен повторять все за старшей. Но на странице 8, с картиной Пикассо «Футбол», они болеют за разные команды. «Интересно, кто победит», – озвучиваю я вопрос со страницы. «Вот этот!» – дочь решительно тычет пальцем в человечка с пятном синей краски, которое изображает его форму. «Вот этот», – тихо поправляет ее сын, тыча в человечка в красном.

Меня радует ритмическое разнообразие перевода. Стих Михаила Яснова волен отходить от рифмовки сколь угодно далеко, но в конце великодушно разворачивается и возвращается к читателю, напоминая, чем закончилась предыдущая строчка. Движение звуков вольное и сложное, на грани с белым стихом. Я рада, что дети слушают. Это не чеканный шаг Михалкова и не стремительные скороговорки Хармса. Яснов помогает слышать стих там, где, на первый взгляд, его будто бы нет.

Читая нараспев загадки, перелистываю страницу с отгадкой и вижу, как жадно сын рассматривает яркие цвета разворотов с текстом. Эти цвета, на мой вкус, не всегда дружественно соседствуют с репродукциями ‒ чаще отвлекают, толкаются и кричат о своем. Не понимаю, ощущает ли сын нежность щек «Человека-весны» Джузеппе Арчимбольдо, вставленного в ядовито-розовую раму? Гогену, кажется, повезло. Его «Трапеза» утопает в оранжевом, счастливо подсмотренном авторами книги у самого художника. Рауля Дюфи пощадили, окружив едва различимым сероватым лиловым. Но щурящийся от желтизны разворота ночной мрак Ван Гога? Потускневшие птицы Клее? Но Руссо – зачем его таинственным джунглям этот откровенный черничный йогурт? Я охаю, а сын доволен. На этой странице фиолетовый и зеленый встретились.

Софья Сапожникова

_____________________________

Мари Селье
«10 моих первых картин»
Перевод с французского Михаила Яснова
Издательство «Клевер Медиа Групп», 2013