Незнайка и я
Мое постижение литературы началось с книги о Незнайке.
Сначала мне ее прочитала мама. А потом я и сам начал ее читать и перечитывать. Это была первая книжка, которую я действительно полюбил. Сейчас, когда жизнь позади, мне приходит в голову такое парадоксальное объяснение: я в детстве не любил сказки. Каждого советского ребенка закармливали в раннем детстве сказками, особенно русскими народными. А они, вообще-то, очень страшные. Они ведь на самом деле являются скорее древней мистической взрослой поэзией, нежели детским чтением.
И как ни скрывай их языческое, эротическое, эпически-кровавое начало, оно все равно выпирает – в этих названиях, в этих загадочных символах, именах, действиях, оборотах, прилагательных… Есть, конечно, очень яркие сказочные сюжеты, например, про летающий деревянный корабль, – но… Но все равно. Все равно не любил. «Сказка» про Незнайку сразу показалась мне другой. Мне сразу в ней было уютно. Мне было уютно в его маленьком домике. Я понимал его дурацкие шутки. Мне нравился его дурацкий наряд. Мне с ним было хорошо. Это была моя сказка. А по сути и не сказка вовсе, а «виртуальный роман» про маленьких человечков. И я заболел им лет с пяти, наверное. И болею по сей день.

Героический антигерой
Изначально повесть о Незнайке писалась автором как дидактическое произведение. Ее герой сквернословит, сморкается, грубит, лентяйничает; если говорить откровенно, он глуповат и даже несколько отвратителен, он совсем не похож на прекрасного, идеального ребенка советской эпохи, поздних (да и ранних) сталинских лет – причесанного, светлоглазого, сообразительного, открытого душой. Незнайка – кривое зеркало, подобие человеческого существа, созданное автором, чтобы исправлять недостатки, но неожиданно зажившее своей жизнью.
Впрочем, Носов далеко не первый погрузил своего читателя в измерение маленьких человечков, до него это делали и наши авторы, и зарубежные, однако у него явно получилось что-то иное.
Носов, как сказали бы сейчас, создал «новый формат».

В одном сказочном городе жили коротышки. Коротышками их называли потому, что они были очень маленькие. Каждый коротышка был ростом с небольшой огурец. В городе у них было очень красиво.
Вокруг каждого дома росли цветы: маргаритки, ромашки, одуванчики. Там даже улицы назывались именами цветов: улица Колокольчиков, аллея Ромашек, бульвар Васильков. А сам город назывался Цветочным городом. Он стоял на берегу ручья. Этот ручей коротышки называли Огурцовой рекой, потому что по берегам ручья росло много огурцов. Коротышки были неодинаковые: одни из них назывались малышами, а другие – малышками. Малыши всегда ходили либо в длинных брюках навыпуск, либо в коротеньких штанишках на помочах, а малышки любили носить платьица из пестренькой, яркой материи. Малыши не любили возиться со своими прическами, и поэтому волосы у них были короткие, а у малышек волосы были длинные, чуть не до пояса.

Этот «формат» удивителен тем, что мир, созданный Носовым, отнюдь не является подобием нашего, человеческого, только с другими параметрами (как это может показаться по первым строкам). В том-то и дело, что мир этот совершенно отдельный, особый, мир уютный и гармоничный в своей крайней примитивности и даже идиотизме. Носов открыл именно это – уют и гармонию идиотизма. Некое счастье, которого у нас, нормальных людей, нет. Счастье бездумной легкости бытия.
Вот, например, как Носов описывает своего главного героя:

Этот Незнайка носил яркую голубую шляпу, желтые, канареечные, брюки и оранжевую рубашку с зеленым галстуком. Он вообще любил яркие краски. Нарядившись таким попугаем, Незнайка по целым дням слонялся по городу, сочинял разные небылицы и всем рассказывал. Кроме того, он постоянно обижал малышек. Поэтому малышки, завидев издали его оранжевую рубашку, сейчас же поворачивали в обратную сторону и прятались по домам.
У Незнайки был друг, по имени Гунька, который жил на улице Маргариток. С Гунькой Незнайка мог болтать по целым часам. Они двадцать раз на день ссорились между собой и двадцать раз на день мирились.

Наряд Незнайки отдаленно напоминает московских стиляг 50-х годов. Носов специально вернется к этой теме, введет в свое произведение целую группу этих грубых и невоспитанных, ярко одетых «малышей», которые всех обижают и вообще ведут себя некультурно. Но сам Незнайка раскрашен так ярко вовсе не потому, что он пародия на стилягу.
Он одет так ярко, потому что он – Незнайка, гениальное творение, человек, весь состоящий из простых, примитивных движений, из дурацких историй, из трогательно-тупых высказываний, из обаятельного идиотизма.
Незнайка – единственный в нашей литературе – и детской, и взрослой – герой-панк (герой-битник, герой-хиппи).
Я затрудняюсь объяснить, каким образом Носов пришел к божественному примитивизму – к ярким-ярким краскам, к описанию мира на языке конкретных вещей, к своему удивительному стилю, который ни с чем не перепутаешь. Это никогда нельзя объяснить. Это и есть литература. Ее чудо.

Однажды он гулял по городу и забрел в поле. Вокруг не было ни души. В это время летел майский жук. Он сослепу налетел на Незнайку и ударил его по затылку. Незнайка кубарем покатился на землю. Жук в ту же минуту улетел и скрылся вдали. Незнайка вскочил, стал оглядываться по сторонам и смотреть, кто это его ударил. Но кругом никого не было.
«Кто же это меня ударил? – думал Незнайка. – Может быть, сверху упало что-нибудь?» Он задрал голову и поглядел вверх, но вверху тоже ничего не было. Только солнце ярко сияло над головой у Незнайки.
«Значит, это на меня с солнца что-то свалилось, – решил Незнайка. – Наверно, от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове».
Он пошел домой и встретил знакомого, которого звали Стекляшкин.
Этот Стекляшкин был знаменитый астроном. Он умел делать из осколков битых бутылок увеличительные стекла. Когда он смотрел в увеличительные стекла на разные предметы, то предметы казались больше. Из нескольких таких увеличительных стекол Стекляшкин сделал большую подзорную трубу, в которую можно было смотреть на Луну и на звезды. Таким образом он сделался астрономом.
«Слушай, Стекляшкин, – сказал ему Незнайка. – Ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове».

Привычные сказочные «сюси-пуси» превращаются у Носова, таким образом, в свою противоположность. «Сюси-пуси» становятся тем грубым и абсолютно самодостаточным материалом, из которого соткан величественный мир. Мир благородных и разумных идиотов. Мир, в котором мы все хотели бы жить, до того он величественен и органичен, – но не можем. Может быть, не умеем, а может быть, не хотим.

Прочтение 1998 года
В 1998 году Носову исполнилось 90 лет. Тогда о нем писали (и я в том числе) исключительно как о человеке, который предсказал русский капитализм. В то время делать это было легко: открывай любую страницу и цитируй. Вокруг бушевали (или только что отбушевали) МММ и «Хопер-инвест», всякие там «Олби» и «Властилины», вокруг шла бурная добыча сырья и растущая на этом роскошь, вокруг завертелись в бешеном вихре совершенно новые и очень похожие на носовских «маленькие человечки».
В своей сказке «Незнайка на Луне» Носов действительно все это описал. Но вот что важно: описывая это, он нигде не перешел грань вкуса и мастерства. Нигде его герой не скатывается в убожество обличения или социально-классового анализа. Нигде он не ханжествует, не пытается противопоставить разумное, доброе, вечное – неразумному, недоброму и невечному. Нет. Незнайка попросту переживает удивительное приключение. Он весь, целиком отдается этой новой реальности, пытаясь в ней выжить, пытаясь ее освоить, и постепенно она затягивает его в себя. Все эти проделки игрушечного в «Незнайке на Луне» капитализма мы тогда, в советское время, воспринимали с иронией: ну да, мол, рассказывай, дядя Коля. И дядя Коля (родившийся, кстати, в 1908 году и прекрасно все помнивший про царя и про НЭП) не скрывал от нас своей наивной веры в то, что «тот мир» – это какая-то Луна, где люди ходят вниз головами, как антиподы, что это аномальная реальность, в которой «нельзя жить». Но оказалось, что можно. Хотя грустный Незнайка, который устал бороться за существование, это в целом довольно похожий портрет современного россиянина, но, с другой стороны, а разве мы не с его, незнайкиной страстью набрасывались на эти новые, яркие, сверкающие вещи, разве не пробовали свои силы и так и эдак? Разве не раскрывались душой к этим новым удивительным возможностям?

Незнайка как характер
И вот здесь я немного хочу сказать о характере Незнайки.
Это странный характер. Он не похож на характер «обычного» маленького человечка. Хотя, конечно, характеры у разных писателей разные, но Незнайка в этом ряду стоит особняком. Он загадочен. Он, как я уже сказал, и хиппи, и панк, и битник, и московский хулиган в одном лице, но при этом – абсолютно раскрытый, человечный и невероятно органичный. Мужской характер, подвергшийся странной «деформации». Все понимающий, все принимающий – и отвечающий действием, поступком. Непонятная притягательность, обаятельность, харизматичность Незнайки именно в этом: он отвечает вызовам мира своим действием, своим личным поступком, отношением, которое никогда не бывает взвешенным, разумным, предсказуемым. Оно всегда берется откуда-то изнутри, из логики его личности. Эта цельность Незнайки сродни цельности того мира, который выстроил Носов и в Цветочном, и в Солнечном, и в Лунном городах. Мира, в котором нет лишних деталей и подробностей. Их мало, этих деталей, но все они пригнаны, собраны так, что представляют собой волшебную картину законченного, определенного, живого мира.

Борис Минаев
Фотопортрет Тамары Корнильевой