История посвящена чуду. Но у чуда есть предыстория. И авторы как бы вынесли ее за «границы» повествования.

Предыстория начинается с панорамного черно-белого (а по ощущению – серого) разворота: по серой улице мимо невысоких серых домов бредут немногочисленные прохожие. На первый взгляд улица выглядит вполне благополучно – если не считать ее однотонности. Но прохожие именно бредут – ссутулившись, опустив плечи. Все они в буквальном смысле обременены жизненными заботами – в виде сумок, мешков, тележек. Большинство из них мы видим только со спины. И если бы не усилия, заставляющие их двигаться, они бы сливались с домами, заборами и столбами: одежда на них такого же цвета, как и все вокруг.

На втором развороте, также предшествующем титулу, – две разных картинки. Левая – черно-белая, как и предыдущая. Но в ней уже много белого фона. Белое спорит с хмурым серым домом, словно пытается его отодвинуть. Перед домом на бревнышке сидит мальчик в кепке и пиджачке и рисует прутиком на земле какую-то большую птицу с круглыми глазами. А к мальчику приближается человек, которого уже видели на предыдущем развороте – правда со спины. Этот человек отличался от окружающих своей прямой спиной. И шел по проезжей части, нарушая общий тягостный ритм движения. Под мышкой у него была приставная лестница, на плече ‒ скатанный коврик, сбоку – дорожная сумка. А теперь он идет нам «навстречу», и за его спиной – белый фон: как будто бы человек пришел из другого мира. Мы видим, что он в очках и у него большие густые усы. Кто это?

Правая картинка – неожиданно цветная. Правда, цвет здесь ‒ по ночному приглушенный, изумрудно-серый. Но все-таки это цвет, и сияние белой полной луны усиливает атмосферу таинственности. В центре картинки крупным планом – тот же человек, в шляпе и с усами. Его лестница приставлена к дереву, перед ним на коврике разложены садовые секаторы и ручная пила. Глаза человека закрыты, на лице сосредоточенное выражение. Он что-то пытается рассмотреть внутри себя… Слов на этих картинках нет.

Третий разворот ‒ это титульный лист. Весь разворот выдержан в том же изумрудно-сером «ночном» колорите, и на этом фоне имена авторов и название книги ‒ «Ночной садовник» ‒ словно выписаны белым лунным светом. Большую часть разворота занимает двухэтажный кирпичный дом с вывеской: «Приют для сирот». В левой части картинки ночной садовник, стоя на лестнице, обрезает густую листву на дереве, которое растет прямо перед окнами приюта. Всего три разворота, всего четыре картинки, история еще и не началась, но повествование уже достигло драматического напряжения.

На следующем развороте господствует белый фон, а история обретает главного героя и текст: «Уильям выглянул в окно и не поверил своим глазам…». Уильям выглядывает в окно, а мы смотрим на него снаружи и узнаем в нем мальчика, который рисовал прутиком птицу. (Внимательный читатель отметит, что его серый пиджачок приобрел здесь смутный зеленоватый оттенок.) Что он увидел и что заставило его выбежать из дома, мы узнаем только на следующем развороте: крона большого дерева перед приютом приобрела очертания огромной птицы, «мудрой совы». И дерево неожиданно стало цветным пятном в сером мире, который окружает Уильяма. Понятно, почему он «целый день простоял, глазея на это чудо». И теперь мы догадываемся, что именно этим чудесным отсветом окрасился пиджачок мальчика, когда он увидел в окно птицу-дерево.

Потом наступает ночь. Все опять становится серым. Уильям вернулся в дом, но не может отойти от окна. И не может заснуть. На подоконнике стоит маленькая фотография. На ней можно различить фигурки мужчины и женщины. Мама и папа Уильяма? Эта деталь, скорее всего, ускользнет от ребенка-читателя. Для него важно, что Уильяма поразила птица. Уильям встретился с тем, что кажется ему чудом.

А чудеса продолжаются. Каждую ночь то в одном месте городка, то в другом кроны деревьев приобретают формы живых существ – кошки, слона, дракона. Это так необычно и так красиво, что побуждает жителей города собираться вокруг преображенных деревьев. Без всякой цели – исключительно, чтобы полюбоваться на них. И вместе порадоваться. До этого каждый из них, как мы знаем из предыстории, обычно смотрел только вниз, под ноги, и был занят только тяжестью собственной сумки. А преображенные кроны деревьев вынуждают людей поднять головы – и удивиться. А кого-то ‒ и улыбнуться. Удивление оказывается общим переживанием. «Каждое новое чудо-дерево собирало все больше людей». И все чувствовали, что с ними происходит «что-то очень хорошее». (А мы видим, как рядом с «оживающими» деревьями в их жизни тоже понемногу «проявляется» цвет.)

Очевидно, что ночные чудеса – рукотворные. Но кто это сделал? Ни Уильям, ни остальные жители городка, в отличие от читателя, не знают ответа на этот вопрос.

Авторы вынуждают читателя страстно желать, чтобы тайна открылась мальчику, который соприкоснулся с ней самым первым. Но в тот момент, когда напряжение достигает пика и тайна должна наконец открыться, Ночной садовник поворачивается к Уильяму и говорит… Что он говорит? «Давай, мой друг, вместе творить чудеса»? Или «Давай нести свет людям»?

Нет, он говорит: «В парке так много деревьев. Мне потребуется помощь».

Как читатель, я испытываю огромную благодарность к авторам за эти прекрасные в своей рабочей прозаичности слова, и мне хочется их повторять: «В парке так много деревьев. Мне потребуется кое-какая помощь».

Эта история вроде бы в точности соответствует жанру «волшебной сказки»: маленький мальчик-сирота встречает волшебника, способного превращать обычное в необычное. Их встреча происходит ночью, волшебник берет мальчика в ученики и дарит ему предмет, обладающий волшебными свойствами…

Но что волшебного в секаторе? То же, что в любом инструменте, за который берется художник или скульптур. С помощью секатора можно преобразовывать материал, придавать ему новую форму. Это реальность, а не волшебство. И обрезка деревьев – совершенно реалистичное дело. Даже если это художественная обрезка. Нет ничего невозможного…

Романтический прозаизм – самая замечательная черта этой книги.

В ней нет никакого ликующего конца, где объявлялось бы о наступлении всеобщего благоденствия: через некоторое время пришла осень, а потом и зима, листья с деревьев облетели, и теперь даже «трудно было поверить, что в Гримлох-парке побывал Ночной садовник». Искусство как будто бы уступило природе, естественному ходу вещей.

Но жители маленького городка «стали другими». То, что они испытали, оставило свой «живописный» след у них внутри. И предпоследний разворот книги ‒ многоцветный. Мы видим огромное теплое предвечернее небо над уютным и полным зелени маленьким городком, жители которого в эти часы с удовольствием проводят время на улице. Кажется, можно почувствовать, как чист здесь воздух, как его много.

Тем не менее никакого буйства красок тут нет, все очень спокойно и много-много зеленого. Зеленый ‒ цвет мира? Миролюбия?

Для многих из нас характерно желание жить именно в таком мире. И это желание вынуждает задержаться в границах книги.

А на последнем развороте мы снова видим Уильяма – в ночной зеленоватой тиши, с секатором в руках. Он обрезает куст, превращает его в лисичку. Уильям тоже стал другим: для него началась новая жизнь, в которой он хорошо понимает свое место.

Но это – для взрослых. Для детей Уильям теперь тоже умеет превращать обычное в необычное. Он – талантливый ученик волшебника, или художника.

Нельзя не признать за романтизмом психотерапевтических свойств.

Марина Аромштам

Послушать книгу Терри и Эрика Фэн «Ночной садовник»