Две сказки ‒ «Томтен» и «Томтен и лис» ‒ условно связаны друг с другом, хотя можно читать их и по отдельности, и это никак не помешает воспринимать тексты и иллюстрации. Сказка «Томтен» – своего рода представление героя. Наступает ночь. Мир людей погружается в сон. И тут появляется Томтен – хранитель покоя людей и животных на «вверенной» ему территории.

Томтен стар, как мир. Свидетельство того, что он «видел снега многих сотен зим» – его белоснежная борода, спускающаяся ниже колен. И в то же время Томтен мал, как ребенок. Его малость, «маленькость» – качество, которое позволяет детям-читателям почувствовать свое родство с ним.

Томтен обходит свои владения и для каждого бодрствующего и спящего у него есть специальные слова на гномьем языке, слова сродни колыбельной песне:

«Я видел, как приходят и уходят зимы,
как зимы вёснам уступают дорогу,
а лето весну ежегодно сменяет…»

Собственно, в этом и заключается весь сюжет сказки «Томтен» – в перечислении тех, кого посещает гном: коровы, конь Бьорн, овцы и ягнята, куры, пес Олаф, спящие хозяин с хозяйкой, спящие детки в кроватке, кот…
Это картина мирной жизни. Мир незыблемый, полный покоя, и в то же время подчиненный ритму постоянного обновляющего круговращения:

«Я видел, …
как зимы вёснам уступают дорогу,
а лето весну ежегодно сменяет…
Скоро к нам прилетят ласточки».

А на картинках Харальда Виберга все утопает в снегу, словно укутанное белым одеялом. Весь мир уложен спать. А в недрах мира, «под одеялом», продолжается живая жизнь: сцены в коровнике, в конюшне, в курятнике – полутемные и «дышащие». И на картинках, где изображены спящие люди, тоже ощущается тишина и дыхание.

Ласточки и цветы – это грезы Томтена. В этих грезах среди зимы тоже много белого. И белый снова становится главным на последней страницы книжки.

История про Томтена и лиса имеет условную привязку к наступающему Рождеству: автор упоминает, что «дети радуются наступающему Рождеству и играют возле новогодней елки».

Но это – замечание «вскользь». Оно создает драматическое напряжение, которого в первой сказке не было. Связано это напряжение с появлением лиса. Лис – чужак. Он является во владения Томтена, чтобы чем-нибудь поживиться. А точнее – кого-нибудь съесть. То есть лис вторгается в мирную жизнь, чтобы нарушить ее привычное течение.

Сюжет здесь строится по тому же принципу, что и в первой сказке: лис двигается по тому же «маршруту», что и домовой. Сначала он заглядывает в коровник, где спят коровы. Коровы его не боятся. И мыши в коровнике тоже его не боятся: им легко спрятаться. Тогда лис крадется в курятник. Ай!.. Куры в панике зовут на помощь. И тут появляется Томтен.

Разыгрывается сцена, которая должна очень понравиться малышу. Томтен сразу понимает намерения лиса и строго говорит, что не позволит ему трогать кур. И куры спасены!

Но старый Томтен (здесь автор специально подчеркивает, что Томтен – старый, это важно, потому что Томтен в данном эпизоде играет понятную ребенку роль взрослого) не просто не дает лису безобразничать и грозит ему пальцем. Он проявляет свойственную взрослому прозорливость – понимает «мотивы поведения лиса»: почему лис хотел съесть курицу. Лис голоден! И Томтен щедро отдает ему свою кашу.

Миску с кашей возле сеновала ему каждый день оставляют дети. Они никогда не видели Томтена. Людям вообще не дано его видеть. Но они про него знают, знают, что Томтен присматривает за хутором.

То, что эту кашу оставили дети, и то, что Томтен отдает эту кашу голодному лису (который не тронул кур), и то, что лис ест кашу с удовольствием – это такая правильная цепочка добрых дел. Ну, может, не прямо «добрых», но позволяющих миру сохранять константу добра – как ее понимает ребенок. Все должно быть устроено по справедливости. Детская справедливость заключается в том, чтобы куры были целы, а лисы сыты.

«Что за дивная лунная ночь сегодня – как раз для лисов и томтенов!»

А кончается сказка тем, что над лесом всходит утренняя звезда. Можно посчитать ее рождественской. Можно – просто прекрасной звездой, возвещающий новый день.

Марина Аромштам