В одной психологической книжке я как-то прочитала: ребенок переживает развод родителей тяжелее, чем смерть одного из родителей. Трагичнее и с более разрушительными последствиями для самоощущения. Видимо, уход одного из родителей неизбежно воспринимается ребенком как предательство. С точки зрения родителей это может выглядеть совершенно иначе. Родитель может тысячу раз повторять себе, что ребенка он по-прежнему любит, что он и дальше будет участвовать в его воспитании, материально поддерживать, что так – на расстоянии – все будет даже лучше. И это может быть правдой – и поддержка, и «лучше», ‒ потому что если папа с мамой все чаще ссорятся, это мало способствует нормальной атмосфере в семье. И тут невозможно посоветовать: любой ценой сохраняйте семью. Это было бы неправильно.

Но ребенок будет переживать развод. Это надо иметь в виду.

Книга Уте Краузе как раз об этом – о том, как это бывает. О детской реакции, о детских попытках вернуть заваливающемуся куда-то набок семейному миру вертикальное положение – своими силами.

В нарисованном мире, где «обитают» разбойники, первым делом бросаются в глаза длинные раздвоенные шипы. Такими шипами увенчаны черные шляпы разбойников – и взрослых, и детей. Шляпы никогда не снимаются, и кажется, что острые шипы растут прямо из голов персонажей, символизируя их тотальную агрессивную тревожность. Детки-разбойники, конечно же, и ведут себя так, как полагается маленьким разбойникам: они очень активны и при первой возможности переворачивают все вверх дном.

У принцев и принцесс колющая остротá головных уборов несколько притуплена за счет венчающих их маленьких корон с шариками. Соответственно, они более «воспитаны» и пассивны.

Слово «любовь» отсутствует в книжке. Как и слова «ревность», «развод», «неприязнь». Маленькие разбойники, от лица которых ведется повествование, еще не умеют называть вещи «взрослыми» именами. Они просто описывают то, что им приходится делать – ходить туда-сюда с чемоданчиками (из дома мамы в дом папы и обратно), играть с противными принцами и принцессами. Иногда они могут вскользь обозначить и свои чувства: «день не был таким прекрасным», «хотелось побыть с папой наедине», «нам стало очень скучно». Иногда эти чувства проявляются через описания быта: «У нас всего стало в два раза больше. Новый год мы справляли дважды, и день рождения – тоже. У каждого было по две тарелки, по две зубные щетки, по две кровати. И за баловство наказывали в два раза чаще». Две тарелки, две щетки – это такое дурное удвоение, из которого рождается ощущение неправильности происходящего.

Маленьким разбойникам кажется, что исправить ее довольно просто: надо просто избавиться от «конкурентов» за папино внимание. И они так и поступают, проведя «удачную операцию» по выживанию принцев и принцесс из их королевского дома, где теперь живет отец-разбойник. Идея гениально проста в своей жестокости: в спальне королевских детей выпускается куча предварительно наловленных лесных мышей – и принцы с принцессами в ужасе бросаются вон из дома. А мать-королева – за ними. Маленькие разбойники уже готовы праздновать «освобождение»: теперь все станет как раньше! Папа, хоть и живет отдельно, будет только их папой.

Однако после этого всем, включая самих маленьких разбойников, почему-то становится только хуже.

Папа «страшно огорчился. И никто не мог его утешить... Он от горя совсем не вставал с постели. Ему даже разбойничать не хотелось!»

Это папино чувство, его горе в результате «утраты близких», заставляет маленьких разбойников пережить настоящую внутреннюю трансформацию. Они понимают, что должны все исправить. Точнее то, причиной чего на этот раз стали они. И они отправляются на поиски принц и принцесс. Это совсем другой вид активности. Она позитивна, не связана с разрушением.

Выражаясь языком психологии, маленькие разбойники решаются выстроить правильные отношения с другими в неправильных условиях. И у них это получается.

Папа радуется не только возвращению королевы с принцами и принцессами, которых маленькие разбойники вытащили из болота. Еще больше он рад тому, что все помирились.

И, видимо, чтобы закрепить эту событийную и эмоциональную победу, а заодно увеличить число участников семейного триумфа, мама разбойников… вышла замуж за дракона.

О том, что вместе с драконом мама приобретает еще и выводок драконят, мы узнаем из картинок.

Эта, конечно, авторская шутка. Такое абсурдное нагнетание «неправильностей», что они в конце концов начинают восприниматься как норма.

А что тут можно поделать? Только шутить.

И перестраивать мир на новых основаниях:

«В конце концов нам надоело бегать туда-сюда с чемоданчиками и мы просто построили новые дома недалеко друг от друга. И теперь время от времени мы устраиваем большой праздник на полянке между домами – и взрослым, так и быть, разрешается безобразничать с нами!»

Читаешь последние слова – и возникает полное ощущение «мира и дружбы», и даже какой-то странной гармонии в мире изменивших обстоятельств.

Слово «семья» («семь-я») привычно трактуется в традиционном ключе: мама, папа, трое детей и две пары дедушек с бабушками. К такой модели возникает много вопросов. Главный: где вы в последний раз видели такую семью? А что если бабушки и дедушки живут отдельно? А вдруг в семье нет папы? (А ведь случается и так, что нет мамы.)

Однажды я участвовала в каком-то круглом столе в московском Центре лечебной педагогики. Там обсуждались вопросы, казалось бы, очень далекие от темы книги Уте Краузе: что надо делать для преодоления проблемы сиротства в России?

И ответ был такой: всеми силами поддерживать семью – в том виде, в каком она существует. Но для этого нам сначала нужно внутренне согласиться с тем определением семьи, которое записано в Конвенции о правах ребенка, ратифицированной нашей страной. В этой Конвенции семья определяется так: это ребенок и воспитывающий его взрослый. То есть это далеко не «семь-я». «Воспитывающим взрослым» может быть даже не мама-одиночка, а, к примеру, бабушка или опекун. Такие пары порой встречаются, когда ребенок – инвалид детства. И не только в этих случаях. Но и это тоже семья.

И семья, пережившая развод, остается семьей. И ее членам надо каким-то образом обретать себя и выстраивать свою жизнь. И лучше все-таки, чтобы папа не исчезал навсегда. Пусть он будет – даже с таким «отягощением», как принцы и принцессы.

Оказывается, что главное (по мысли Уте Краузе») – не лелеять в себе агрессивность.

Я же говорю: эта книга ‒ про любовь.

Марина Аромштам