Мой Хармс

«Меня интересует только “чушь”; только то, что не имеет
никакого практического смысла. Меня интересует жизнь
только в своем нелепом проявлении…»
                                                             Даниил Хармс

Хармс был всегда со мной, сколько себя помню, и даже когда не помню.

Я, например, не помню себя в два года, а стихи Хармса помню, они гремели с бесконечными повторами по всей квартире: я просил родителей еще и еще включать диск с его стихами.

«Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре,
Сорок четыре
Веселых чижа…»

Я не знал, что такое поварешка, кочерыжка, коромысло и решето, но сорок четыре чижа летали по квартире, и это было весело. А еще были «Веселый скрипач», «Веселый старичок», «Бульдог и таксик» и многое другое.

Тогда же я узнал и имя автора, оно было необычно, но очень сразу запоминалось: Хармс, Даниил Хармс. Он мне представлялся мудрым добрым дедушкой, который знал большой секрет, как написать смешные стихи для маленького мальчика.

Оказывается, секрет был прост: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьется».

Со временем, прочитав другие стихи Хармса, я был заинтригован их необычностью и непохожестью на произведения иных авторов, таких как Барто, Маршак и даже мой любимый Корней Иванович. Хармс был не похож хотя бы тем, что разговаривал с детьми на равных, не сюсюкая и не смотря на них сверху, как дядя Степа, а вываливая на них несметное количество случаев, ситуаций, деталей и заставляя раз за разом разгадывать очередной ребус, загадку.

Читая с мамой и папой «Иван Иванович Самовар», я задавался вопросом, почему самовар зовут как взрослого дядю?

Или: Иван Топорышкин пошел на охоту, а его пудель то тонет как топор, то ходит как топор, а еще перепрыгивает или проваливается в забор. А человек выходит из дома с дубиной и мешком, идет неизвестно куда и исчезает так же таинственно. Все это было необычно, странно, загадочно и все равно смешно. Как-то по-взрослому смешно, не по-мультяшному.

Спасибо, Даниил Иванович, что подарили мне тогда чувство юмора и самоиронии, которое теперь всегда со мной. Хотя порой с ним трудно, особенно с учителями.

На мой недоуменный вопрос о стихах, а позднее о рассказах Хармса моему высшему авторитету ‒ папе: «А так бывает?», я получал неизменный ответ: «Конечно бывает». Это потом я узнал, что отец давний фанат Хармса и собрал все его издания.

Теперь я знаю, что Даниил Хармс действительно умел сотворить чудо в своих стихах и маленьких рассказах. Для детей и взрослых. Этим он занимался всю свою короткую, искрометную творческую жизнь. Но сам он этого не знал, в том числе потому, что не увидел ни одного своего опубликованного взрослого произведения.

Поэтому думал: «Есть ли чудо? Вот вопрос, на который я хотел бы услышать ответ». Или догадывался?

«Я такой же, как и вы все, только лучше».

Как всегда, ироничен.

Следующий флэшбэк. Я в третьем классе, стою на сцене в школе. Обычный концерт для родителей.
Отчаянно жестикулируя, громко читаю любимое:

«…Пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! ‒ И облысела. Вот и все…». И длинная пауза.

Родители учеников и учителя были, мягко говоря, удивлены моим выступлением, самим рассказом, полным абсурдных событий и поворотов. Конечно же, выбор такого произведения учеником начальной школы был необычен для всех присутствовавших. «Симфония № 2» ошеломила зал и стала моим номером «на бис» на разных школьных и классных мероприятиях.

Я был доволен. Наверно так же Хармс провоцировал публику, надевая на улицу цветные гетры, короткий клетчатый пиджак, желтые ботинки, кепку и трубку а-ля Шерлок Холмс.

Оглянувшись, я увидел своих родителей. Папа сиял. А в дальнем углу, на последнем ряду, я заметил высокого мужчину. Мне показалось, что он весело мне подмигнул, затем встал и незаметно для других вышел из зала. Я узнал эту фигуру, хотя никогда до этого не видел этого человека. Это был автор моего произведения. А почему нет? Ведь он писал: «Человек не один раз живет. Недоконченное закончится в следующей жизни. Так и любовь».

После выученных наизусть почти всех стихов Хармса пришла моя настоящая любовь к нему, которая возникла при чтении его взрослых рассказов, полных провокации и черного юмора. Я был в полнейшем восторге от их абсурдного реализма. Чего только стоили вываливающиеся из окна старухи из одноименного рассказа или посаженная за кассу мертвая кассирша из миниатюры «Кассирша»!

А еще они прекрасно учились наизусть, целиком. Это какая-то магия слова. Поэтому после «Симфонии № 2» в следующем году была сценка из рассказа про Мышина, когда я снимал пиджак, бросал его на пол, и он изображал лежащего Мышина, а я говорил за нескольких героев. Реакция зала была та же. Сдержанно-неодобрительная.

Объяснение ситуации я нашел в следующем афоризме Хармса: «Стоять страшнее чем лететь. Я мелкая пташка, залетевшая в клетку к большим неприятным птицам». Практика жизни в старших классах, с ее всё большей упорядоченностью, блестяще подтвердила данную метафору.

Рассказы Хармса не несут никакого смысла в его традиционном понимании, а также морали или назидательности. Поэтому они ‒ не для каждого.

Позже я узнал, что литературоведы относят Хармса к основоположникам литературы абсурда. Но для меня особенность его стиля состоит в обилии совершенно ненужных, на первый взгляд, обыденных деталей, которые отчетливо характеризуют героев, их поступки, эмоции и т.д. При этом описываемые события и ситуации необычны, а порой и абсурдно парадоксальны. Это сочетание несочетаемого провоцирует читателя. Если к этому добавить традиционное ожидание ясного логического или психологического объяснения происходящего, чего Хармс всегда сознательно избегает, возникает тот эффект, которого, очевидно, и добивается автор: вовлеченности в игру, доведенной до игромании, хармсомании, ‒ либо ее активного неприятия.

На мой взгляд, многие не поймут его замысла и, возможно, даже выбросят книжку после первого же рассказа. Но тот, кому нравится игра в чепуху и бред, кому не нужны пафосные образы героев и психологические портреты «со смыслом», тот, безусловно, оценит гениальность Хармса.

Последнее мое воспоминание о Хармсе связано с Петербургом.

Пару лет назад гуляя по городу, я узнавал знакомые по его произведениям места. Улица Бассейная, Фонарный переулок, Мальцевский рынок. Его улица Надеждинская, ныне Маяковского, где теперь есть мемориальная доска. Хармс никогда не называл город Ленинградом.

Я невольно представил себе случайную встречу с ним на улице его города.

Конечно, я бы сразу его узнал.

– Здравствуйте, Даниил Иванович.

– Здравствуй, мальчик. Я вообще детей не люблю и хотел бы, чтобы в центре города вырыли яму и тогда я бы их туда бросал. Поэтому говори быстрее, чего тебе надо, и иди отсюда.

– Какой совет Вы мне можете дать?

– Покупая птицу, смотри, нет ли у нее зубов. Если есть зубы, то это не птица.

– Расскажите о Вашем самом лучшем наблюдении в жизни.

– За забором долго бранились и плевались. Слышно было, как кому-то плюнули в рот…

– Спасибо, Даниил Иванович. До новых встреч.

– Пока. Надеюсь больше никогда тебя не увидеть…

В чем же актуальность творчества Даниила Хармса для моего интернет-поколения эпохи социальных сетей?

Со своим блестящим умением провоцировать аудиторию, иронизировать, каламбурить, «троллить» и выставлять на посмешище, он сегодня мог бы стать известным блогером, а возможно, и известной медиаперсоной или резидентом «Комеди клаб». Абсурдистский юмор становится все актуальнее, и, на мой взгляд, творчество Хармса – настоящий его кладезь.

И последнее, Хармс, все его творчество – это интеллектуальная игра, а сегодняшняя молодежь – это поколение игроманов.

Читайте Хармса, и вы будете играть в умную игру.

_____________________________

Антон Емекеев, 14 лет, г. Казань.  Победитель первого этапа конкурса «Книжный эксперт XXI века» (второй сезон)