– Дарья, повлияло ли ваше детское чтение на желание стать иллюстратором?

– Рисовать я начала раньше, чем читать. Как, наверное, все дети: сначала они рисуют, потом их учат буквам, учат читать. Рисовала я с детства очень много. У меня рисующая семья: мама – художник-дизайнер, дедушка с бабушкой – художники-реставраторы, а до этого много поколений – иконописцы. Поэтому мой ответ на вопрос «кем быть?» во многом был определен еще в детстве, поскольку это семейное дело.

– Вы рисовали иллюстрации или это были картинки из головы, фантазии?

– Это были и картинки из головы, но уже в детстве мне очень нравилось делать маленькие книжечки. Текста в них почти не было, в основном рисунки. Могу сказать, что я счастливый человек: я с детства четко знала, чем хочу всю жизнь заниматься – лет, наверное, с шести я хотела быть художником-иллюстратором. Мне это нравилось, мне этим хотелось заниматься.

– Какой была первая книга, которую вы проиллюстрировали?

– После школы я с первого раза не поступила в Полиграфический институт. Время было сложное, начало девяностых годов. Папа потерял работу, у мамы тоже начались проблемы, потому что рассыпалось производство, на котором она работала дизайнером. И встал банальный вопрос зарабатывания денег. Я пришла в издательство «Миф» и принесла портфолио, те рисунки, которые у меня были. Редактор Марат Закиров сразу предложил вставить два моих рисунка в виде форзацев в книгу японских сказок, которую он сам иллюстрировал. Поэтому первые рисунки у меня даже не были сделаны специально под книгу, они просто взяты из тех, которые я принесла. Следующая книга была «Турецкие сказки». Это была черно-белая книга, и сейчас я никому ее не показываю.

– Почему?

– Потому что когда человек в семнадцать лет рисует книгу, многого еще толком не умея и не очень понимая, что он делает, тут, естественно, бывает много накладок. Лучше, конечно, сначала получать образование, а потом уже работать.

– Дарья, вы ведь не только иллюстрируете книги?

– Да, я пишу маслом картины, делаю станковую графику. Еще я работаю как художник-постановщик и уже сделала шесть мультфильмов. Причем мультфильмы удачные, они получают призы на российских и международных фестивалях: «Две принцессы» по английской сказке, потом мы делали мультфильм по итальянской сказке «Маттео и Мариучча», он назывался «О любви». Только что мы закончили мультфильм «Петрушечка», тоже по итальянской сказке. Он будет очень необычный, потому что там все персонажи и фоны не нарисованы, а выложены из разных овощей и фруктов.

– Кем вы себя больше ощущаете: иллюстратором, художником, мультипликатором?

– Художником. Мне кажется, художник – это подход ко всему, не важно, в какой области. Моя бабушка всегда говорила: «Какая разница, как готовить ‒ плохо или хорошо? Надо готовить хорошо, потому что времени на хорошую и плохую готовку уйдет одинаково». Так и тут: одинаково интересно рисовать и мультфильм и книгу. Главное, чтобы то, что ты делаешь, приносило тебе самому радость и удовлетворение, что ты сделал все что мог, на пределе того, что умеешь. В идеале – чтобы каждый раз возникали какие-то маленькие открытия, достижения, радости, и не важно, будут они замечены только тобой лично или их отметит кто-то еще.

– Как вы относитесь к компьютерным иллюстрациям?

– Компьютер – это просто инструмент. Вот есть инструменты – карандаши, пастель, масляные краски, а есть инструмент компьютер. Это отнюдь не ускорение процесса, это просто другой инструмент. Поэтому я абсолютно не против компьютерной иллюстрации. Сейчас есть художники, которые мастерски ею владеют и могут сделать какие-то очень необычные эффекты или что-то еще, что руками не сделаешь. Еще компьютер позволяет художнику обработать рисунок, довести, доделать. Современный художник, я считаю, должен владеть компьютером обязательно. Хотя бы одну-две программы он должен знать.

– Дарья, какие, на ваш взгляд, задачи у детской книжной иллюстрации и что в иллюстрациях для детей должно быть обязательно?

– В книгах, мне кажется, всегда должна быть в первую очередь какая-то структура. Чтобы был очень четкий, хорошо продуманный макет. Чтобы внутри книги складывался хороший ритм из текста и иллюстраций. В первую очередь я смотрю на структуру книги и только потом начинаю рассматривать иллюстрации. А вот тут уже для меня важно, чтобы у художника была индивидуальность, свое видение мира. То есть, чтобы я открывала авторский текст через видение художника. А стиль, способ рисования может быть очень разный. Мне могут нравиться книги абсолютно непохожих друг на друга художников. Яркая индивидуальность всегда привлекает.

– Бывают иллюстрации великолепные с художественной точки зрения, но малышу непонятные. А бывают довольно простые, но в которых для ребенка все узнаваемо. Есть ли тут какая-то золотая середина? Какими должны быть иллюстрации для самых маленьких?

– Знаете, это очень сложный вопрос. В том числе и потому, что в нашей стране за последние лет пятьдесят или даже больше не проводили серьезных исследований, связанных с детским восприятием рисунка. Последний раз подобные психологические исследования проводились в сороковые-пятидесятые годы. Потом это никому не было интересно. Конечно, возможно, что я ошибаюсь, поэтому буду благодарна, если кто-то пришлет мне ссылки на серьезные современные научные исследования.

Взять, к примеру, такой простой вопрос: с какого возраста ребенок начинает понимать, что на рисунке изображено движение? Никто из родителей об этом не задумывается. Они все говорят ребенку: «Вот это крокодил, он пошел». А с какого возраста ребенок понимает, что нарисованный статичный крокодил именно «пошел», или что мальчик на санках именно «скатывается» с горки? Вот из-за незнания таких важных моментов каждый художник сам изобретает, какими должны быть иллюстрации. Должны ли они быть плоскостные, декоративные, или они должны быть суперреалистичные? А как они воспринимаются именно с психологической точки зрения? И вообще, воспринимаются ли они? Этого никто научно не изучает. Ведь это нужно изучать не просто на основе своих наблюдений за конкретными детьми. Да, каждый из нас может целую лекцию прочитать на тему «Как мой ребенок воспринимает иллюстрации». Кто-то будет с пеной у рта доказывать, что ему нравится Токмаков и что Токмаков – это для детской книги идеально, а кто-то возразит, что Спирин. И они никогда в жизни друг друга не поймут. А как оно с точки зрения науки? Я же еще и кандидат искусствоведения, и меня всегда очень интересовал именно научный подход. И мне его в современных статьях о детской литературе крайне не хватает. Именно чтобы это были не просто голословные утверждения: одна тетенька сказала, одна мамаша рассказала, еще кто-то что-то сказал. А вот опросите тысячу детей вот от такого возраста до такого. Тысячу детей тут, тысячу детей там. С учетом того, из каких они семей, какие книги видят. Вот это даст нам какой-то ответ на вопрос. А разговор на уровне «нравится – не нравится» слишком субъективен.

– Получается, пока дети маленькие, выбор книг зависит только от вкуса родителей?

– От вкуса родителей, конечно. Что дает родитель, то и будет нравиться ребенку. Потому что, допустим, взяли вы какую-то книжку (может быть, она и дурацкая), но в этот момент вы ребенка обняли, приласкали, к вам пришел котик. И ребенку запомнились хорошие ощущения, которые связаны именно с этой книгой. Он потом ее возьмет снова просто потому, что у него она ассоциируется с чем-то еще хорошим помимо чтения. Но это хорошее не относится к качеству иллюстраций. Мне вообще кажется, что восприятие любой книги может быть очень субъективным еще по целой куче причин. Допустим, если эта книга нравится маме, то она будет читать ее ребенку чаще. Или какая-то книга маме не нравится, и она ее уберет на полку, читать ребенку не будет, хотя ее какая-нибудь любимая тетя подарила. То есть в доме книга будет, а ребенок с ней контактировать будет мало. Или, допустим, бабушка будет рассказывать ребенку истории из своего детства. И у ребенка вдруг отложится в голове какая-нибудь литература из другой жизни, из другого времени. Как у меня, например, были «Сказки дядюшки Римуса» с иллюстрациями из двадцатых или тридцатых годов, дедушкина еще книжка осталась. Я помню, мы приезжали к бабушке с дедушкой, дедушка ее доставал и нам перед сном читал. У меня четко ассоциировались «Сказки дядюшки Римуса» не с Калиновским, как у моих сверстников, а вот именно с каким-то старым, на желтой бумаге, репринтом американского издания. Это очень субъективный, как мне кажется, момент, который на самом деле тоже очень интересно изучать с научной точки зрения.

Но, к сожалению, у нас в стране вообще проблема с наукой. У нас уходит старое поколение ученых, в моем поколении мало кто пошел в науку, больше в бизнес. И возник некоторый пробел между поколениями. Потому что и в девяностые, и в двухтысячные, то есть уже больше двадцати лет, получается, в науку шло очень мало молодежи. Этот пропуск у нас в любой области – в физике, химии, где угодно. И восполним ли он – непонятно.

– Дарья, а чего, по вашему мнению, не должно быть в детской иллюстрации?

– Я считаю, что в иллюстрации детской книги не должно быть пошлости и слащавости. Ведь когда мы говорим с ребенком, мы же не сюсюкаем, а произносим слова правильно, чтобы ребенок их запомнил правильно. Так и в детской книге – какие-то вещи должны быть без сюсюканья, и нужно, чтобы ребенок видел какое-то чуткое, точное рисование, без пошлости.

– Считается, что если над страшным посмеяться, то оно перестанет быть страшным. Некоторые художники рисуют, допустим, лешего или Бабу-Ягу совершенно комичными. Правильно ли это?

– Меня больше привлекает, когда художник идет не по пути комичности, а по пути недоговоренности. В детстве для меня самой страшной картинкой была иллюстрация Трауготов из книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Я с детства помнила, что там такая страшная, жуткая колдунья в каком-то жутком лесу. Когда я во взрослом состоянии посмотрела на эту иллюстрацию, то была крайне изумлена. Потому что лицо колдуньи, которое мне казалось безумно страшным, было изображено буквально пятном, линиями, и так же слегка был намечен лес. Все остальное дополняло мое воображение. Такая недоговоренность иногда воздействует сильнее, чем какая-нибудь детально прорисованная Баба-Яга. Мне кажется, недоговоренность ‒ это какой-то другой путь, верный и очень интересный путь, по которому, к сожалению, крайне редко сейчас кто-то идет. Потому что путь комического ‒ это очень простой путь, он очевиден. То есть нарисуй смешную Бабу-Ягу – и все. А пойти по чуть более сложному пути уже не каждый отважится.

– Дарья, ваши рисунки такие нежные, задумчивые. Вы пробовали что-то страшное иллюстрировать?

– Художник чаще всего не выбирает, что ему иллюстрировать. Он иллюстрирует то, что ему предлагает издатель. Страшные темы мне никогда не предлагали. И что значит страшные? Ведь страшное – это не про Бабу-Ягу. Страшное – это про войну. Страшное – это про смерть, в первую очередь. Это страшное, а все остальное – фигня. Если книга – про смерть кого-то близкого или про войну, то это страшная книга. У ребенка есть глубинное понимание, что про смерть ‒ это серьезно. А Баба-Яга – она и есть Баба-Яга.

– Кто ваши любимые иллюстраторы?

– Я люблю иллюстрации Трауготов, Токмакова, Монина, Васнецова, Ники Гольц. Из западных художников люблю Эрика Карла, у моих детей его книги были еще до того, как их перевели на русский язык. Мне нравятся рукодельные книги Элизы Клевен и декоративные решения Эзры Джека Китса, математические книги Митсумасы Анно… но тут можно еще много имен называть. И очень хорошо, что сейчас, постепенно, книги с иллюстрациями многих интересных иностранных художников переводятся на русский язык и становятся доступными для детей в нашей стране.

Беседу вела Алёна Васнецова
Фото Галины Соловьевой

___________________________

Книги с иллюстрациями Дарьи Герасимовой

Безвыходный сад »

Наталия Волкова

Парад Пуговиц »

Александр Ткаченко

Кошка, которая боялась темноты »

Анна Трофимова

Азбука превращений »

Дарья Герасимова

Наш кот - инопланетянин »

Олег Кургузов

Фыфрики и бубрики »

Сергей Георгиев