Сказка японской писательницы – о жизни, любви и смерти, и это щемящая душу, доводящая до слез история.

Всего о шести жизнях и шести смертях – из миллиона – повествует нам сказка.

Каждая жизнь – отдельная новелла, изложенная лаконично и емко, простыми предложениями с тщательно отобранными точными словами. Каждое предложение начинается с новой строки и похоже на движение кисти художника. Три, шесть, восемь мазков – и картина готова. Все картины вроде бы разные: кот живет то у короля, то у вора, то у фокусника, то у девочки, то у старушки... У хозяев кота разные заботы, разные дела. Один сражается, другой ловит в море рыбу, третий ворует.

И все-таки шесть этих жизней похожи одна на другую и, видимо, на девятьсот девяносто четыре тысячи других жизней: в каждой из них кот – собственность человека, которого он НЕ любит. Не любит без всяких причин, а может быть, именно потому, что человек им владеет. Человек – не важно, моряк, король или фокусник, – «использует» кота по своему разумению, и думает, что любит его. По крайней мере, кот всюду сопровождает своих хозяев (короли они или воры), хозяева втягивают его в свои по сути нелепые человеческие дела. И в конце каждой истории кот умирает – нелепо-трагической смертью, очень часто – по вине хозяина.

От этого постепенно накапливается ощущение странной бессмыслицы: зачем все это коту? К чему была его жизнь?

Кот вновь и вновь «оживает», чтобы начать все сначала: буддийское Колесо Сансары – бесконечных воплощений – вращается и вращается.

Но однажды – в миллион первый раз – кот рождается диким и вольным, НИЧЬИМ. И живет так, ничей. Пока не встречает белую кошку.

Эту белую кошку кот ЛЮБИТ. Он любит ее и своих котят больше, чем самого себя. И этой жизни, исполненной счастья, посвящается целых пять «картин» – в пять раз больше, чем каждой его предыдущей пустой жизни.

Пять картин, нарисованных все теми же простыми и емкими предложениями-мазками.

Белая кошка в конце концов умирает от старости – и кот первый раз за миллион своих жизней плачет. А потом тоже умирает – от горя.

И больше уже не «оживает».

Колесо воплощений перестает крутиться: коту уже больше нечего делать в жизни. Он постиг ее смысл.

Рассказывают, что Юрий Коваль, переводчик сказки, часто читал ее вслух своим студентам, но последнюю фразу – «Больше уже кот никогда не оживал» – никогда не мог произнести, из-за кома в горле.

Этот ком в горле ощущает каждый, кто читает сказку Йоко Сано.
Короткий текст (чтение занимает десять-пятнадцать минут) возносит читателя на вершину очищающего душу переживания, подобно древнегреческой трагедии.

И вот ведь что странно. В сказке говорится о самых сложных вещах. Но сказитель и не думает «адаптировать» их для детей. Не думает утешать их счастливым или хотя бы «спокойным» концом. Сказка предельно откровенна: да, жизнь и смерть не существуют одна без другой. Да, любовь и утрата связаны между собой. С этой точки зрения «Сказка про кота, который жил миллион раз» – не совсем даже сказка. Ведь она рассказывает правду, которую сами мы почти никогда не можем рассказать ребенку – просто потому что не в состоянии взять правильную интонацию и боимся его «расстроить».

Но ребенку очень нужно, чтобы тревожащие его вопросы – часто очень смутные, плохо сформулированные – обретали форму, озвучивались, обретали «материальные контуры» в слове.

Вопросы жизни и смерти начинают тревожить детей в возрасте пяти-шести лет, хотя родители не всегда об этом знают. Зато все знают, что в предшкольном возрасте ребенок заметно «умнеет», или, выражаясь языком психологии, начинает овладевать «рациональным мышлением». Но за это ему приходится расплачиваться потерей «бессмертия»: ребенок начинает «чувствовать» время – запоминает названия его отрезков, начинает смотреть в календарь, на часы. А любой временной отрезок, как известно, имеет начало и конец.

В этом возрасте ребенок как раз и нуждается, чтобы с ним говорили о ГЛАВНОМ, но – парадокс – языком сказки. Таким, как язык сказки Йоко Сано, – простым, понятным, но при этом невероятно музыкальным и прекрасным. Собственно, чувство соприкосновения с прекрасным, которое возникает во время чтения, и позволяет принять те сложные истины, о которых нам рассказывают.

А еще в книжке есть картинки, нарисованные Йоко Сано. Они нарочито «детские» и своей наивностью и веселой живописностью смягчают трагическую философию текста.

А сам кот пушистый, почти ощутимо мягкий – «прекрасный, великий полосатый кот». И невозможно глазастый. Глаза кота смотрят прямо нам в душу.

Марина Аромштам