Книги на русском языке для моих детей – это в первую много трудных и непонятных слов. Читаю я обычно по-русски, а обсуждаем мы прочитанное на двух языках. Недавно мы читали две книги Марины Аромштам – «Желудёнок» и «Жил-был Шорох», и в каждой книге столкнулись с непонятным названием. Что за «Желудёнок?» Что такое «шорох»? Пришлось разбираться. Прочитав «Желудёнка» в первый раз, пошли искать желуди, для наглядности. У нас как раз есть один знакомый дуб, он живет рядом с тропинкой, по которой мы ходим в школу. Пятилетний Алик набрал полные карманы желудей и дома стал рассматривать, у кого какие шапочки, хвостики и что у желудей внутри. А моя дочь (ей 9 лет) стала давать имена своим желудям и решать, кто мальчик, а кто девочка. Мальчиков было значительно больше и разговаривали они с заметным французским акцентом (сказывались «береты» на желудях).
Уже точно зная, что такое желудь, мы прочитали книгу еще раз и решили ее обсудить. Я спрашиваю, что им понравилось. Сын, не задумываясь: «Шапочка! Потому что у нее хвостик есть». Нашел у себя «шапочку с хвостиком» и стал падать на пол желудёнком. А дочка ответила уже более серьезно: «Мне понравилось, что это история о жизненном цикле и здесь в деталях написано, как вырастает дуб».
О жизненном цикле! Она сказала это по-английски, но мне кажется, что суть уловила верно.
С «Шорохом» дело обстояло сложнее. В книге он рождается, растет, находит друзей и новый дом, живет себе вполне обычной жизнью. По всем признакам это должно быть какое-то дикое русское животное. Я не хотела просто переводить на английский слово «шорох» и все пыталась произвести «шуршащий» звук с помощью того, что было под рукой: одеяла, книжки и даже детских волос. Дети вроде поняли, что это такое. Читаем дальше. Шорох ушел от ежихи: «Куда податься?» Сын кричит: «На речку!» Дочка: «На море! Если есть лес, значит где-то должно быть море». Это, видимо, сказывается, что мои дети выросли в Северной Калифорнии. Но и звук уловили точно, и почти угадали место – Шорох попал в камыши на прудике.
На странице с камышами дети радостно начали изображать удивление камышей. Для моих детей «озвучивать» иллюстрации – это в первую очередь языковая практика, ведь камыши говорят только по-русски. Варя говорит за одного: «Ничего себе!», а Алик за других: «ООО!», «Давай жить с нами!». Заодно выяснили, что такое «камыши».
Мой пятилетний сын только начал учить русский алфавит, и с особой радостью везде выискивал букву «Ш». Тут Варя подметила, что на странице с камышами много слов с буквой «Ш»: и камыШи, лягуШка, сам Шорох, а потом еще коШка и мыШонок. И даже в моем имени есть немного «Шороха», я же МаШа. Я спрашиваю, будут ли мышонок и Шорох друзьями. Дети решили, что наверняка да. У них же так много общего! Буква «Ш», например. Алик сказал: «Мне нравится, как Шорох помогает мышонку, потому что надо помогать, если кто-то в беде».
Но тут моя дочка не выдержала: «Нет, я все-таки не понимаю, что это за животное такое? Как оно по-английски называется?» Я сдалась и объяснила по-английски, что это не животное, а такой звук. Она даже расстроилась, что нет такого симпатичного русского животного, похожего на букву «Ш». «Значит, это точно сказка, раз он не живой, а разговаривает, как настоящий», – подытожила Варя. А я поймала себя на мысли о том, что для меня вот это и есть признак мастерства и успешного сотрудничества автора и иллюстратора – когда история и ее персонажи становятся совершенно настоящими и нет сомнения, что «Шорох» – это живое существо.
…На следующее утро Алик проснулся, а волосы все в разные стороны. Он ко мне подходит с объяснением: «Это ко мне Шорох приходил». Оказывается, у нас тоже живет Шорох, он еще тот шалунишка.
Мария Бостон,
штат Висконсин, США