Очень сложно делать выводы о том, как дети воспринимают поэзию. С прозой всё намного проще. Хотя мы с детьми читаем и поем стихи почти ежедневно, я не рискую обсуждать их сразу после чтения. Возможно, я не права. Но очень уж пугает меня риск «скатиться в прозу» и убить всю прелесть стихотворения. Поэтому судить о том, какие стихи нравятся моим детям, я могу только по косвенным признакам.
Первый такой признак – запоминаемость. «Мама, подожди, подожди, еще раз прочти!» – просит Платон, я читаю еще и еще, обрываю концовки фраз, он подхватывает, и вскоре уже сам читает стихотворение наизусть. Особенно радуется он тогда, когда мы читаем вместе – я по книжке, а он по памяти.
Самоваро-паровозо-ветролёт,
Он летит, свистит, пыхтит и чай даёт,
Он летит себе по небу и свистит,
И чаёк для Дуси с Васей кипятит,
Самоваро-паровозо-ветролёт! <…>
Много краников имеет и колёс
Самоваро-ветролёто- паровоз,
Паровозо-ветролёто-самовар.
Машет крыльями, пускает тёплый пар,
Греет публику, танцует и поёт
Самоваро-паровозо-ветролёт!
Читая, я заменила «Дусю с Васей» на «Тошу с Лёней». Тоша тут же расправил руки-крылья-краники и полетел по комнате, изображая, как он всем наливает чай.
Второй признак – рисунки. Сложно сосчитать, сколько раз Тоша нарисовал самоваро-паровозо-ветролет – на листах больших и маленьких, карандашами и красками. Даже пытался вылепить его из пластилина. На первых рисунках Платон максимально точно копировал иллюстрацию Евгения Антоненкова: подсчитывал количество вагонов и колес, повторял изгибы труб и краников. Но постепенно он стал все дальше уходить от «оригинала». Рисует и декламирует на всю квартиру: «Он летит себе по небу и свистит…» И на всех его рисунках обязательно присутствуют краны самых разных размеров.
Включение стихотворного сюжета или персонажа в игру – третий признак, по которому я могу сделать вывод о том, что текст произвел на ребенка сильное впечатление. Из магнитного конструктора Платон построил вертолет, приделал к нему колеса («ну это же паровозо-ветролет!») и краны. Эта конструкция катается по всей квартире, а водитель Тоша предлагает всем отведать земляничного, клюквенного и брусничного чая, да поскорее, а то он вот-вот улетит.
Ну а четвертый признак – словотворчество. По примеру Юнны Мориц, Платон составляет два или три сложных слова, чтобы назвать тот или иной предмет. Два осенних листика получают имена Клёно-Кружи и Клёно-Лети, плавающий автомобиль – Водо-Машина, а ящик для хранения всего игрушечного транспорта – Порто-Гараж. Конечно, такие словесные конструкции Платон сочинял и до знакомства со стихами Юнны Мориц, но теперь они стали у него гораздо более сложными и изощренными.
Анна Рапопорт