«Папа говорит, что у каждого человека есть внутренний рост.
Я понимаю, как растут цветок или огурец – их нужно поливать.
А что нужно делать для этого роста, который внутри, я не понимаю. Гулять под дождем? Петь песни? Есть какую-нибудь полезную гадость?
Может, внутри меня растет невидимый и удивительно прекрасный огурец?
Это было бы здорово, я люблю огурцы!
А я еще я люблю рассказывать разные истории.
Наверное, мой внутренний огурец от этих историй – растет…»
Этот монолог – своеобразная «визитная» карточка героини книги Марии Бершадской «Большая маленькая девочка».
Девочка Женя чем-то напоминает Пеппи Длинныйчулок: та была необыкновенно сильной и очень любила истории (слушать и придумывать).
А Женя – такая высокая, что маме приходится вставать на табуретку, чтобы заплести ей косички. И истории она тоже любит рассказывать. «Выдающийся» рост несет на себе оттенок сказочности: родился обычный ребенок, но рос почему-то очень быстро. Как какой-нибудь сказочный князь Гвидон: «Мне рассказывали, что за ночь я ТАК вырастала, что кофточка с длинными рукавами, в которой меня укладывали спать, к утру оказывалась на мне крошечной маечкой».
Однако эта отличительная «волшебная» особенность несет на себе отпечаток родительского мифотворчества, касающегося истории взросления любого ребенка. Дети обожают слушать родительские рассказы о своем раннем детстве, и родительские рассказы часто похожи на истории о князе Гвидоне или, наоборот, о каком-нибудь крошечном Люпунюшке.
Тут довольно тонко подмечено двойственное самоощущение ребенка: он не прочь примерить на себя ту или иную сказочную роль. Но при этом остается «обыкновенным» ребенком, живым, существующим «здесь и теперь», с совершенно реальными переживаниями.
Поэтому высокий рост девочки отличает ее от остальных – и все-таки вписывается в действительность. Ну да, она ростом с высокого баскетболиста. Но баскетболисты – реальные люди, так ведь? И то, что девчонку такого роста при случае обзывают дылдой, тоже очень даже реалистично. Встречаются в нашей жизни дылды. А встречаются и такие мелкие, что иначе как горохом их не назовешь. Важно, как дылда и горох между собой сумеют договориться, как сумеют друг друга понять. Ведь они вроде бы смотрят на мир с «разных точек зрения»? Такое противоречие и лежит в основе сюжета первой книги Марии Бершадской из серии «Большая маленькая девочка». Оказывается, между очень высоким и очень маленьким есть принципиальное родство – ощущение некоторого отклонения от среднестатистического норматива и, как следствие, чуть большая уязвимость и душевная тонкость. Чуть сдвинутое восприятие реальности, делающее героев интересными.
Большая маленькая девочка недаром в самом начале сообщает о себе: «Я очень люблю рассказывать разные истории» (как Пеппи). Только в отличие от полусказочной Пеппи, в историях которой явь перемешена с фантастическим, истории Жени абсолютно правдивы. И это не просто «правда», а довольно сложная и интересная рефлексия по поводу происходящего.
Женя в своих историях описывает не только события, но и переживания – подробно, отмечая сдвиги в настроении, объясняя их. Такая умная, «словесная» девочка. Внутренне наполненная.
И еще она умеет всякие штучки придумывать. Придумала, например, «находчивое дерево»: на него можно вешать что угодно, любые попадающиеся на глаза вещи. (Это можно воспринимать как приглашение к совместной игре, спрятанное в книге.)
При всем том Женя (несмотря на свой рост) все-таки именно девочка, семилетняя.
От лица ребенка писать трудно – трудно удержаться в рамках детской «оптики», не навязать своему герою недетских обобщений, недетских впечатлений и взрослой иронии. Но здесь взрослый (писатель) нигде из-за плеча своей героини не вылезает.
Голос девочки совершенно правдоподобный, без намека на ложную интонацию. Язык книги – простой, энергичный, современный – и при этом безукоризненный с литературной точки зрения.
Поэтому читатель-ребенок, скорее всего, поверит рассказчику-девочке и отнесется с интересом и пониманием к тому, что с ней происходит.
И вроде бы не происходит с ней ничего особенного. Какие-то «бытовые» конфликты.
Но стоит навести на них увеличительное стекло для внимательного рассмотрения – и сразу выясняется, что бытовая ситуация для ребенка почти всегда исполнена драматизма. И драматизм этот по степени напряжения и содержательности мало чем отличается от того, что испытывают взрослые. То есть все очень серьезно. Такие «большие маленькие переживания».
И вся эта исполненная драматизма детская реальность, увиденная с помощью писательского «увеличительного стекла», остроумно поддержана иллюстрациями, слегка похожими на отражения в кривых зеркалах. Вгляд художника оставляет место для юмора – и это как-то правильно смягчает напряженный рассказ.
Мне кажется, в нашей литературе появилась симпатичная новая героиня, за жизнью которой с удовольствием будут следить научившиеся читать дети. А кто-то, кому еще только шесть или семь, с удовольствием послушает эту историю в исполнении взрослого.
Марина Аромштам