Естественно, эти изображения сделались предельно «глагольными»: картинки Бернер буквально «гудят» от движения. Если там и есть персонажи в «состоянии покоя», то они по контрасту лишь усиливают общую круговерть: все куда-то бегут, перемещаются, едут, копают, несут, машут руками и ногами. Если на странице нарисована собачка, то это бегущая собачка. Если птичка, то летящая. Или птичка, которая что-то держит в клюве и явно собирается куда-то двинуться.

Кроме того, картинки «Городка» потеряли свойственную классической иллюстрации четкую композицию, предполагающую разделение на главное и детали. Здесь нет содержательного центра – того, на чем глаз в первую очередь должен, обязан задержаться. Того, ради чего создавалось изображение. Того, в чем кроется главный смысл, на прояснение и дополнение которого работают детали. Здесь всё – детали, и все детали – одинаково главные.

Похоже на вид из окна поезда, медленно проезжающего через город. А за окошком поезда – человечки, такие яркие, живописные «фрики», как теперь говорят. Много-много персонажей, которые тоже – «детали» и уравнены «в правах» с предметами. Человеческие лица нарисованы по принципу «точка, точка, два крючочка». При этом у каждого лица – свое выражение. Просто удивительно, что точками и крючочками можно изобразить такое количество разных выражений на лицах. Предметы (машины, игрушки, платья в магазине, посуда, воздушные шары, пищевые продукты), как и люди, живут своей «полноценной» жизнью. Они существуют на грани «одушевленности» и нередко вступают с персонажами-людьми в игровое общение.

На картинках Бернер все – и человечки, и предметы – чем-то заняты. Какими-то мирными делами, но при этом так, как это свойственно фрикам – множеству маленьких чарли-чаплинов. Для всего происходящего нет более точного слова, чем «прикольно».

Ты же (тот, что «в поезде») на что хочешь, на то и смотри. Возможности наблюдать еще и расширяются за счет изображенных в разрезе зданий и больших окон.

Такой изобразительный демократизм, доведенный до предела. Абсолютное доверие к зрителю.

Понятно, почему на книгу западают взрослые.

Понятно, почему им нравится на все это смотреть.

При более тщательном рассматривании оказывается, что «гул» на картинках Бернер имеет вполне сюжетный характер. Большинство персонажей существуют не ситуативно, а внутри сюжетов, развивающихся от страницы к странице (и от книги к книге). Только сюжеты эти без четко обозначенного начала и с довольно условным концом. (То есть опять-таки увидены «из окна поезда», который ездит, судя по всему, по одному и тому же маршруту раз в сезон.)

Сюжетов много. Отследить их все при первом (и даже втором) просматривании невозможно. Более того, у зрителя может возникнуть иллюзия, что он сам эти сюжеты придумывает. Хотя на самом деле – переводит в слова условия задачи, заданные автором рисунков: найди сюжетную линию! Автор, конечно же, придумывал и продумывал истории своих персонажей. Просто и здесь Бернер верна принципу художественного демократизма: задача может решаться не единственным способом, у нее может быть несколько ответов. Это как мы захотим. Как сумеем увидеть. Как сумеем вычленить и связать подмеченные детали.

Многообразие сюжетных линий и их сложное переплетение позволяет считать книги Ротраут Бернер «романом в картинках». Причем романом, в котором разные сюжетные линии являются зрителю без всякого чередования, одновременно и имеют открытый конец.

А что же с возрастной адресацией?

Много-много движения на картинках. Птички, собачки, игрушки, машинки – то, что должно привлекать совсем маленьких, только начинающих говорить. Малыши не могут не чувствовать этого общего движения, и главная задача для них – вполне себе «развивающая» – выделять из общего движения какие-то знакомые предметы: кошку, попугая, мальчика на велосипеде, воздушный шарик. Очень похоже на то, как маленькие дети ведут себя на улице. Только здесь, в книге, они «опознают» предметы в знаках – в маленьких изображениях.

Но событийная сторона от них, конечно, скрыта. Дети постарше, возможно, смогут обнаружить несколько знакомых сюжетов: собачка убежала, птичка улетела. Но то, что создает насыщенную жизнь «Городка» – взаимоотношения между персонажами, между персонажами и предметами, происходящие здесь события – тоже остается за гранью их понимания. Нет дошколят, способных осилить этот «роман» даже с помощью взрослого. У «романа» слишком сложная структура. И любое его толкование для малыша будет адаптацией, обеднением, а порой и уничтожением тех художественных достоинств, которые и составляют собственно «романную» ценность.

А романические ситуации рисуночного повествования Бернер еще и замешены на юморе. Способность к восприятию юмора не дается от рождения. Она развивается с возрастом (и то при особых благоприятных обстоятельствах). Дети «от двух до пяти» способны воспринимать юмор в формате «жабы по небу летают». Но не в формате «Марта дружит с пингвинами». Последнее требует слишком изощренной расшифровки: Марта – монахиня. Она одета в черно-белое. Марта нашла пингвина (игрушечного!), в котором обнаружила «родственную душу», потому что он (прости, Господи) тоже черно-белый. И т.п.

«Городок» – это увлекательная сюжетная игра. Однако ребенок от трех до семи не сможет в нее играть именно в силу «беспредельного демократизма» рисунков: он не сможет ухватить смысл целого.

А ему, в отличие от двухлетнего, эта целостность очень важна. Период от трех до семи – это время, когда ребенок осваивает самостоятельное построение сюжетов в игре. И ему для этого нужны понятные модели – с четко заданной структурой, с началом и концом. Это период, когда он учится действовать по правилам, когда учится выделять главное и второстепенное, отличать живое от неживого, и т.д. А созданный Ротраут Бернер мир не то что не помогает ему в этом, но в некотором смысле даже сбивает с толку. Это не значит, что книги могут как-то неправильно сказаться на развитии ребенка, нет. Это значит, что он, скорее всего, окажется к ним равнодушен. Закроется от них. А при возможности выбора предпочтет им классические «веселые картинки».

Другое дело – подросток. Особенно – «начинающий подросток», лет десяти-одиннадцати. Перед ним открывается увлекательная перспектива сокрушения усвоенных основ. Ему нравится нарушать правила (о которых он уже имеет ясное представление), ему нравится отменять границы и видеть мир сквозь призму «приколизма» – потому что это смягчает острые углы реальности. И ему – если это читающий подросток – уже открывается жанровая природа романа. А если он не читающий, то можно предложить ему книги Бернер как способ приобщения к книжному миру.

Иными словами, «Городок» Бернер все-таки адресован подросткам. Ну, и взрослым, конечно же, поскольку они сегодня и есть «главные потребители» детских книг. И издательство «Самокат» оказалось верным самому себе, выбрав эту книгу, – не изменило своей аудитории.

Марина Аромштам