Андрей Жвалевский (далее Андрей): По моему ощущению, осознание себя как писателя всегда приходит позже. По крайней мере, у нас так было. Ведь писатель – это, наверное, тот, кто пишет книги. Мы начали писать книги, а потом еще долго вздрагивали, когда нас называли писателями. Особенно Женя.

Евгения Пастернак (далее Евгения): Да, я не писатель, я автор, давайте как-нибудь скромнее. Очень часто приходишь в школу к детям, и они так смотрят, а потом говорят: «Нет, мы думали писатели не такие».

Андрей: Часто с облегчением говорят: «Мы думали, писатели придут, а тут вот…»

Евгения: А тут люди обычные, нормальные.

Андрей: У нас такое литературоцентричное общество, у нас слово писатель имеет какое-то пафосное значение. Это некое высокое звание, к которому относишься с уважением. Кажется, что писатель – это такой Лев Толстой с бородой, а у меня и бороды-то нет.
Поэтому нормальные люди всегда с некоторым запозданием считают себя писателями. Ненормальные есть – которые считают себя писателями, еще ничего не написав. Но они там и наполеонами себя считают...

‒ Хорошо, а чем тогда писатель отличается от автора?

Евгения: Автор – это автор, автор книги. А писатель – это писатель.

Андрей: Писатель – это в учебнике.

‒ Получается, вас пугает значимость самого этого слова?

Евгения: Скорее пугает не значимость слова, а пугает ответственность.

Андрей: Да, потому что если ты писатель, ты должен нести истину, «глаголом жечь», деепричастием выжигать... Автор что-то себе написал, потому что автор так видит. А писатель должен уже...

Евгения: ...транслировать мировые ценности!

Андрей: Да. Литературоведов почитать – у них там все написано, что должен делать писатель.

‒ А как автору (пока еще не писателю) приходит идея написать книжку?

Евгения: Да случайно приходит. Мы никогда не стремились стать писателями. Мы никогда не считали, что писательство – это что-то такое важное, необходимое, к чему надо прийти. И когда мы начинаем писать книжку, мы, конечно, не думаем, что мы, писатели, сейчас сядем, замыслим замысел и потом это все запишем – нет. Я скажу сейчас фразу Андрея: «Мы рассказываем историю». Нам интересна какая-то тема, и мы в эту тему ныряем. Думаем: «Вау, интересно!»

Андрей: А раз нам интересно, может, еще кому-то будет интересно. И мы эту идею начинаем разжевывать. Она обрастает какими-то подробностями. Допустим, если это историческая книга, мы накапываем множество каких-то интересных деталек.

Евгения: А потом она, как пазл – тут кусочек, здесь кусочек, – складывается в повествование. Мы ее не пишем, она сама пишется, эта книжка. Вообще писатель – это не ремесло, это не профессия. Я не знаю, что это.

– Получается, что писателями становятся «сами собой», так же, как сама собой складывается книжка?

Евгения: Да-да.

Андрей: Ну, в таком грубоватом или, наоборот, пафосном определении писатель – это некий рупор Бога, рупор мироздания. Там это все уже есть, а писатели это просто считывают и переносят на бумагу – вот и вся их функция. Никто ничего не придумывает. Нам так кажется, по крайней мере. И мы уже стали спокойно называть себя писателями, когда познакомились с большим количеством людей, которые писатели. Тогда-то мы и догадались, что нет, они бывают разные, и не все «глаголом жгут», а есть просто нормальные люди. Кто с бородой, кто без.

‒ Значит, есть два разных понимания слова «писатель»: писатель как высокое призвание и писатель как профессия?

Евгения: Понимаете, писательским мастерством невозможно овладеть. Если ты хочешь стать столяром, ты идешь и учишься что-нибудь строгать. А писательству научиться невозможно. Писательство – это не ремесло. Невозможно закончить литературный институт и стать писателем. Конечно, нужно учиться, бесконечно редактировать текст, выстраивать сюжет.

Андрей: Фразы продумывать, чтобы они были живые.

Евгения: Да, очень много чему нужно и можно учиться. Мы сами постоянно учимся...

Андрей: Но нет такого момента, когда ты закончил ПТУ, получил диплом и стал писателем.

Евгения: Почему, наверное, я и боялась себя писателем назвать, потому что я абсолютно не уверена, что то, что мы делаем, – это совершенный продукт. Мы что-то рассказали – книжка получилась. Она такая как есть. Если ее ругают – ну ругают, хорошо. Кому-то она нравится, кому-то она не нравится. Это абсолютно живой продукт.
Андрей: Хуже всего, когда молчат. Вот это тогда большой удар по всему, в том числе по самолюбию.

‒ А когда не молчат? Когда, наоборот, дают премии, а книжки пользуются популярностью и выходят большими тиражами, – тут уже можно говорить о писателе?

Евгения: А это уже другой момент. Когда книжка выходит, она как твой ребенок. Моему ребенку вручают на сцене грамоту. Что я при этом чувствую?

Андрей: Конечно, приятно.

Евгения: Мне очень приятно, я горжусь.

Андрей: Но это не мне, это ему.

Евгения: Это ему. Вот и с книгами то же самое. Любят книгу «Время всегда хорошее». Прекрасно, мы очень за нее рады, очень-очень. Но я всегда не очень соотношу в голове, что это я.

Андрей: Мы очень скромные люди, мы вообще самые скромные люди в мире (смеются), но свои книги мы хвалим с удовольствием. Потому что мы понимаем, что мы все-таки не себя хвалим, а то, что объективно сложилось. Мы и ругаем их – иногда. Иногда приходится заниматься обрезанием текста. Но это все-таки редко и по каким-то особым поводам. А так, книга сложилась, и мы уже не лезем в нее руками. Она такая, как есть. Женя права.

Беседу вела Татьяна Каражас

Книги Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак: