Этап рассказывания, импровизированного общения «над книгой» предшествует собственно чтению.
Значит, в начале «книжного пути» малыша нужно выбирать те книжки, которые могут стать – внимание! – источником нашей собственной, родительской речевой импровизации. Книжки, по картинкам которых мы, взрослые, сможем рассказывать ребенку. Книжный текст, даже если он существует, может лишь задавать направление нашей речи.
Но книжек, которые создавались бы специально для этого – т.е. для рассказывающих взрослых, – очень мало. Издатели никогда не формулируют себе цель таким образом. Они создают книжки для малышей «от года до трех». А это самая бессмысленная адресация, которую можно придумать. (Она заимствована из САНПИНов, но вряд ли наш головной институт здравоохранения, разрабатывающий разные санитарные нормы, можно считать главным экспертом в области психологических особенностей детей.)
Между годовалым и трехгодовалым – пропасть, которая измеряется в единицах развития речи.
Существуют три разных человечка: неговорящий, начинающий говорить и хорошо говорящий.
Неговорящему или только начинающему говорить мы по преимуществу рассказываем, говорящему – уже читаем. И критерии «подходящих» по возрасту книжек здесь совершенно разные.
Пока малыш не начал говорить, мы можем не утруждать себя поисками текстов, которые он «поймет».
Смысловая составляющая текста – каким бы простым, коротким, выразительным он ни был – на этом этапе все равно приносится в жертву. Повторюсь: нужно искать такие книжки, рассматривая которые мы можем с удовольствием общаться с малышом.
Лучше всего для этого, казалось бы, подходят книжки-игрушки. Они предполагают со стороны «смотрящих» какое-то действие: дернуть за веревочку («дверь и откроется»), нажать кнопочку, сдвинуть клапан, покрутить колесико, погладить нечто мохнатенькое. Вроде, верный ход: малышу предлагается то, что для него органично и привлекательно. Но если таким действием исчерпывается все общение, мы не можем отнести его к разряду «книжного». Оно ничем не отличается от манипуляций с другими предметами. Если мы хотим, чтобы ребенок производил какие-то «развивающие» действия – и только, то гораздо эффективнее использовать для этого специальные игрушки, а не книжки.
В книжном общении действие (открывание-закрывание, верчение колесика, ощупывание и т.п.) может быть только вспомогательным: его функция – удержать внимание ребенка на картинке, помочь ему сконцентрироваться.
Такое действие должно легко встраиваться в нашу речь, в наш рассказ, помогать ему.
Если так происходит, значит, книжка-игрушка сделана правильно. Если же действие самодостаточно или избыточно по отношению к книжке в целом, значит, если «игрушечный» элемент перевешивает книжный и не помогает, а скорее мешает малышу смотреть книжку.
Наша цель – помочь малышу накопить опыт рассматривания. Мы почти не отдаем себе отчет в том, насколько важен этот опыт и насколько далеко идущие последствия он имеет. Ведь что такое «смотреть картинки»? Особенно в раннем возрасте, когда речь только развивается, когда малыш в буквальном смысле «входит в культуру» – поднимается на две ножки, делает первые шаги, осваивает мир предметов? Смотреть на картинки – значит видеть знаки.
Вот пятно (набор линий), которое взрослый называет «кошка». Но ведь это не «натуральная» кошка, не та, которую мы показывали малышу во дворе. Это изображение кошки, или знак кошки. А знак кошки – это результат конвенции, соглашения между представителями одной культуры – узнавать кошку в пятнах и линиях на плоскости по набору каких-то признаков. Точно так же в нашей культуре существует договоренность обозначать звуки. Для этого тоже есть знаки – буквы, алфавит.
Иными словами, когда мы рассматриваем с малышом картинки, он получает первый опыт «прочтения» знаков. Это своего рода подготовка к овладению чтением в будущем. Причем не только техникой чтения. Мы не случайно показываем ребенку картинки, а не «голые» знаки. Картинки – это художественные образы. Они не просто обозначают какой-то предмет, но и выражают к нему эмоциональное отношение художника. Это отношение заразительно (в этом и заключается воздействие искусства). Когда мы говорим «выразительная картинка», «яркий образ», мы имеем в виду, что образ обладает свойством воздействовать на наши эмоции.
Эмоции ребенка, с одной стороны, еще очень просты и укладываются в формулу «мне хорошо – мне плохо». Им предстоит развиваться, усложняться, ими нужно учиться управлять. С другой стороны, малыш – существо, движимое эмоциями. Эмоция – это локомотив, доставляющий в «центры обработки» самую различную информацию.
Картинка, которую мы показываем маленькому ребенку, должна вызывать у него эмоции – положительные эмоции, стимулирующие его познавательную активность. А это значит, что картинка, ее образы должны обладать чем-то таким, что соотносится с опытом ребенка, поскольку самый главный эмоциональный «привод» – это узнавание.
Но дело здесь не в том, что ребенок должен видеть на картинках знакомые ему реалии. Что мы можем показывать ему только кошку, а крокодила, к примеру, не можем, потому что он никогда не видел живого крокодила.
Он много чего не видел в реальности. И, главное, он еще видел очень мало «нарисованного». Дело в другом.
Узнавание основано на опыте переживаний. А главные переживания в раннем возрасте связаны с действиями, с движениями. Ребенок раннего возраста – «субъект действующий». Движение – это источник его развития в самых разных сферах (физического, умственного, эмоционального и т.п.).
Движение и есть то, что будет привлекать внимание малыша к картинке. Собственно, на этом и основано внедрение в книжку игровых элементов. Однако это движение «внешнее». А еще должно быть движение, которое кроется в самой картинке. Нарисованные персонажи детских книжек непременно должны совершать какие-то действия. А мы, зрители, должны легко угадывать эти действия и движения.
Если мы, взрослые, можем назвать эти действия словами, если этих действий много, значит, книжка нам подходит. Иными словами, чем больше глаголов «видно» на картинке, тем лучше. Ну, и картинки должны быть хорошо нарисованы.
Марина Аромштам