Я переводила «Невозможное путешествие Мило» Нортона Джастера, и меня не отпускала мысль: как мы жили без этой книги? Она могла бы стать для нас такой же культовой, как в свое время кэрролловская «Алиса…». Ведь именно с «Алисой в Стране чудес» сравнивали американские критики «Невозможное путешествие Мило» в 1960-е годы, когда книга только что вышла, – за языковую игру, приверженность парадоксам, яркие неожиданные образы, созданные по принципу «материализованных метафор». Однако при всем сходстве с «Алисой…» сказка Джастера сильно отличается от произведения британского математика XIX века: это «слово», сказанное уже после «после Хиросимы», когда человечество с ужасом узнало, что мышление, не обремененное ответственностью и самопониманием, может привести к катастрофе.
Поздновато она до нас добралась – эта книга о силе и опасности Мысли и о языке как инструменте мышления.
В Америке на этой книге выросло несколько поколений. И среди них были дети, впоследствии ставшие выдающимися писателями. О том, что «Невозможное путешествие Мило» повлияло на них и на их отношение к языку, к воплощению себя в речи, говорили и Джинни Бёрдселл, автор бестселлера «Пендервики», и Сюзанна Коллинз, автор «Голодных игр», и Филип Пулман, автор «Золотого компаса», и Мо Уиллемс, автор замечательных книжек-картинок про собак на деревьях...
Джинни Бёрдселл было 10 лет, когда в руки ей попала книга Нортона Джастера. Тогда, в 1961 году, «Невозможное путешествие Мило» еще не считалось классикой, не входило в списки лучших художественных произведений для детей и не было рекомендовано к чтению в школе. Девочке казалось, что она вообще первый в мире человек, открывший эту книгу. Джинни «нырнула в нее» ‒ и книга сразу и навсегда «вплелась в ее жизнь», «стала частью того главного, что составляет ее суть»…
Мартин Шейбон, обладатель Пулитцеровской премии, автор романа «Удивительные приключения Кавалера и Клея» и других бестселлеров, вспоминает: мальчиком он прочитал в биографии какого-то великого человека, как тот перочинным ножиком надрезал себе палец и написал кровью на обложке прочитанной книги свое имя – настолько книга ему понравилась. Мартин решил, что когда-нибудь тоже непременно так сделает, но только один раз в жизни. Среди всех книг, которыми он восхищался и дорожил, единственной стоящей «крови», по его признанию, оказалось «Невозможное путешествие…» Нортона Джастера. Восьмилетний Мартин прочел ее пять или шесть раз…
Сюзанна Коллинз, автор книжного сериала «Голодные игры», открыла для себя Нортона Джастера в 11 лет. И когда через много лет ее, уже состоявшуюся известную писательницу, представили Джастеру, Коллинз сказала: «Можно, я вас обниму? За то, что вы написала “Невозможное путешествие”!..»
Сравнение «Невозможного путешествия…» с «Алисой…» – первое, что пришло в голову американским критикам 60-х годов, ‒ было высочайшей из возможных оценок, писал Морис Сендак, другой создатель прекрасных детских книг и близкий друг Джастера, хотя сам автор «Невозможного путешествия…», по мнению Сендака, предпочел бы сравнение с «Ветром в ивах» Кеннета Грэмма.
Но что точно роднит книгу Джастера и с «Алисой…», и с «Ветром в ивах», так это абсолютное выпадение из привычных рамок жанра.
На первый взгляд, «Невозможное путешествие…» ‒ волшебная сказка. Мальчик Мило, полагая, что ему предлагают новую игру, оказывается в отсутствующей на картах стране. Там он неожиданно понимает: в стране происходит нечто неладное, и ему придется взять на себя миссию по ее спасению. Кроме него просто некому! Мальчику приходится отправиться на край света в сопровождении волшебных помощников…
Но такой взгляд на «Невозможное путешествие…» был бы чересчур упрощенным. Волшебной сказкой эта история может считаться в той же степени, что и назидательной притчей. Здесь на удивление много практически однозначных моральных сентенций: нельзя позволять своему разуму спать; надо научиться видеть то, что тебя окружает, и пытаться понять, как устроен мир; любовь к познанию несовместима с равнодушием; путь к счастью лежит через умение учиться.
Однако все это было бы плоско и назидательно, если бы книга Джастера не открывала «путешествующему» самой природы познания – в ее сложности и противоречивости, в ее бесконечности. Выполняя выпавшую ему миссию, мальчик сталкивается с Силой Мысли во всей ее парадоксальности: оказывается, Мир Мыслимого неразрывно связан с тем, что Невозможно Помыслить. На каждом новом повороте пути (и при каждом сюжетном повороте) мальчик Мило, а вместе с ним и читатель, сталкивается с очередным парадоксом: ведь мышление часто парадоксально! Не думать вообще – плохо, но и думающие часто заходят в тупик. По количеству разнообразных нелепостей в рассуждениях и поведении героев «Невозможное путешествие…» вполне могло бы считаться абсурдистской историей, не чуждой по духу не только Кэрроллу, но и Хармсу. А чего стоит галерея совершенно невероятных персонажей, являющих собой ожившие предрассудки, буквально понятые благие намерения, бюрократические термины и даже научные «истины»! Неудивительно, что это невероятно смешно и местами приобретает отчетливый пародийный характер.
А еще автор затягивает читателя в водоворот бурлящей и радостно искрящейся языковой стихии. Привычные слова «остраняются», метафоры «опредмечиваются», «устойчивые выражения» теряют свою устойчивость… Мартин Шейбон признавался, что автор «Невозможного путешествия…» заставил его влюбиться в английский язык – «с той же страстью, которой, очевидно, страдал мистер Нортон».
Современный российский читатель, конечно, может ощутить на себе «магическое» влияние книги Джастера только в ослабленной форме: перевод он и есть перевод.
Но неподражаемые образы «Невозможного путешествия…» (и как такое можно придумать!), искрометный юмор и на удивление мягкая ирония (ни капли злости нет в этой книге) остались при ней.
Наверное, лучше всего читать эту книгу вместе с ребенком – с младшим подростком: меняясь ролями (слушателя и чтеца), перечитывая отдельные главы, чтобы можно было смаковать особо понравившиеся выражения и шутки.
Все это дарит читателю какое-то невозможное счастье – счастье «пребывания» в книге. Как будто ты и впрямь очутился на пиру у короля Алфавитуса, где гости едят слова, где слова и есть «пища».
Пища для души.
Марина Аромштам