– Писателю обычно говорят: «Твоя книга вышла – отпусти ее. Ты уже сделал для нее все, что мог, ‒ написал. Теперь пусть живет своей жизнью!» Но писатель часто не может удержаться от соблазна прочитать отзывы о своей книге. Заглянет он на какой-нибудь сайт, где торгуют книгами, а там… Вы ведь тоже не удержались? Как обычные читатели (не специалисты) реагируют на вашего «Кота Нельсона»?

– Да, писательское любопытство… От него никуда не деться. Иной раз нет-нет да посмотришь, что там такое написали. А иногда читательское мнение настигает тебя помимо твоей воли. Отзывы разные. Я не делю их на негативные и позитивные. Это слишком просто.

– Просто слов «мне понравилось» мало?

– Мало. Понимание гораздо важнее. Я всегда чувствую по отзыву, близка ли книга читателю по-настоящему, или нет. А если ему просто «понравились иллюстрации», если он «прочитал с удовольствием», это еще ничего особенно не значит. У такого читателя книга может и не задержаться.

– Не задержаться? Что вы имеете в виду?

– Он, например, ее кому-нибудь подарит, отдаст в библиотеку. В большей степени это касается как раз детских книг. Дети ведь вырастают… И вот тут мне всегда любопытно: оставят мою книгу в доме или нет.

– Я раньше не слышала, чтобы счастливую судьбу книги представляли именно так.

– На самом деле, мало у кого есть возможность иметь дома большую библиотеку. Зачастую для такой роскоши просто не хватает места в квартире. Дети растут. Происходит ротация книг. Издания, которые уже не подходят по возрасту, передаются в другие семьи, в детские сады. Иногда просто выносятся в подъезд: есть ли кто-то, кто не видел горки таких не нужных более книг на подоконниках лестничных площадок? Но если взрослые оставляют дома какую-то книгу, которую ребенок прочитал, из которой вырос, значит, такая книга – уже не утилитарный предмет. Значит, она – часть жизни семьи. И для писателя это победа.

– Но ведь бывает, что ты отдаешь кому-то книги, потому что они ему нужнее, а денег купить книги у него нет.

– Не вижу противоречия. Я говорю о ситуациях, когда родители как раз и делятся книгами с теми, кому они нужнее, в частности потому что таким изданиям уже не место в домашней библиотеке (какой бы большой или скромной она ни была). Так же поступают с одеждой, из которой выросли дети. И одежда, и книги в данном случае как бы стоят в одном ряду. И, конечно, кто-то другой будет с радостью этим пользоваться. Но здесь нет, как мне кажется, любви к книге, привязанности к ней, нет невозможности расстаться.

– То есть вы надеетесь, что какой-то читатель воспримет вашу книгу не как обычную вещь, а как друга?

– Каждый писатель с большой долей вероятности ждет такого читателя. Читателя, который увидит в той или иной книге друга, спутника, собеседника, который ее не раз откроет. У меня дома тоже есть такие книги. Это мои спутники жизни.

– И вот ваш «Кот…» отправился путешествовать по миру. Обрел ли он таких друзей? Как его воспринимают?

– Повторюсь, отзывы есть разные. И это отлично! Кто-то, к примеру, посчитал мою книгу депрессивной. «Минорной», что ли. Но это мое слово. В отзыве мне встретилось именно первое определение.

– «Минорная», конечно, иначе воспринимается, чем «депрессивная». Депрессия в нашем представлении – это что-то тяжелое. То есть плохое.

– Красота в глазах смотрящего. Я совершенно не предполагала погрузить читателей (тем более – юных) в какую-то мглу. Напротив, книга, как мне кажется, изначально – про надежду, про новое обретение себя.

Кроме «минорного настроения», кому-то не понравился эпизод, где коту захотелось сходить по большому, и он осуществил задуманное прямо на пальце одного из атлантов. Некоторые родители заявили, что это их шокировало.

– Ну, люди с таким утонченным вкусом и такой нежной психикой найдутся на любую книгу. Но я понимаю и вас, и кота, которому пришлось делать свои дела рядом с атлантами.

– Мне хотелось показать город – его красоту и «изнанку». Показать двойственность Петербурга. Это ведь, с одной стороны, город духовной силы, а с другой – город змея. Достаточно вспомнить памятник Петру I на Сенатской площади («Медного всадника»). Если обратите внимание, змей там еще не убит. Змей, воплощающий зло, шевелится. И в этом, пожалуй, главная особенность мифологии Петербурга: сочетание добра и зла, света и тени, духовного и телесного. Как бы банально это ни звучало, но ничего не поделаешь: в жизни есть и дворовый кот, и величественные атланты, и радость бытия, и представление о его конечности.

– Состояние мальчика очень тонко описано. Поэтично и живописно. В книге много воды и солнца. И в этом есть что-то психотерапевтическое.

– Спасибо. Многие тоже это подметили. Одна учительница литературы на каком-то сайте написала, что непременно будет читать эту книгу на уроках с детьми. В частности, из-за ее психотерапевтического эффекта.

Но хуже всего не отрицательные отзывы. Хуже всего, когда сплошь хвалят или когда отзывов нет вовсе.

– Когда нет отзывов, это плохо?

– Конечно. Значит, к тексту отнеслись равнодушно. Сейчас книга конкурирует со всем на свете. Многое от нее отвлекает. Книгу легко не заметить, легко пройти мимо. И это самое страшное. Поняли или не поняли – это уже следующий момент. Сначала надо, чтобы прочитали. Потратили свое драгоценное время на то, что ты написал.

– Понимающий читатель – это постоянный читатель? Тот, кто следит за вашим творчеством? У некоторых писателей есть настоящие фан клубы. Их читает «свой круг». Это, наверное, хорошо для писателя?

– У меня есть постоянные читатели. Но есть и новые. Хорошо, когда движение не прекращается, когда что-то меняется, в том числе, круг читателей. Всегда интересен новый взгляд, взгляд со стороны.

– Есть у вашего читателя возрастные характеристики?

– Непосредственно историю про кота читают люди разного возраста – пятилетки и даже трехлетки. И взрослые тоже. Это очень приятно. Я ценю и люблю взрослых читателей.

– А когда вы писали «Кота…», вы внутренне к кому-то обращались? Вы держите читателя в голове?

– Я всегда представляю себе читателя, общаюсь с ним, вижу его, слышу его голос. Это может быть воображаемый читатель, а может быть и вполне реальный. Я постоянно в диалоге. Но, с другой стороны, если я буду писать и все время думать, а понравится ли история трехлетнему/пятилетнему/десятилетнему ребенку, – текст рискует стать утилитарным. А это значит, он потеряет в художественности. Я убеждена, что как раз таки художественный текст будет интересен читателям разных возрастов. Мне, по крайней мере, хотелось бы моим книгам именно такой судьбы. Но если я знаю, что книгу будут читать дети, некоторых тем я касаюсь с опаской или вовсе обхожу стороной.

– О ком вы больше думали, когда писали «Кота…», ‒ о взрослом, о ребенке, о подростке?

– О ребенке 7‒8 лет. Это возраст героя книги. Он переживает первую утрату, осознает пустоту, которая возникает после ухода близкого человека. В нашей истории – дедушки. Хочется взять его за руку – а его нет. Хочется вместе погулять – а его нет. Хочется поесть с ним мороженого. Но – и мальчик это чувствует, хотя вряд ли понимает, – никто ему больше не купит то самое мороженое – вкуснее которого нет в целом мире.

– Вы думаете, в 7 лет ребенок сможет самостоятельно прочесть «Кота…»?

– Безусловно. И я таких детей знаю. Они понимают в книге больше, чем иные взрослые. Один мальчик (как написал об этом его отец) прочитал «Кота» и пошел обнимать своего дедушку. Судя по всему, он осознал, что дедушка старый и может уйти навсегда. Возможно, кстати, в подспудной мысли о смерти и усматривают ту долю «депрессивного», о котором пишут. Все же люди склонны гнать от себя любую мысль о своей конечности… Как бы то ни было, отзыв отца этого мальчика оказался для меня одним из важных.

– То есть вы все-таки ставили перед собой педагогическую задачу?

– Прямо-таки педагогическую? Скажем так. Читатель потратил на меня, на мою книгу свое время. А время, как всем известно, – самое ценное, что у нас есть. И мне непременно хочется дать читателю что-то взамен…

– А на заказ вы можете писать?

– Могу. Как любой (я надеюсь!) выпускник Литературного института, я в той или иной степени являюсь профессиональным литератором. Человеком, который работает со словом. Как переводчик я могу воспроизвести на русском что угодно – начиная от инструкции к стиральной машине и заканчивая философским романом. Соответственно и писать я могу на заданную тему. Но если я беру какой то заказ, он должен быть мне по душе. Должен быть интересен. Политика, например, мне совсем не близка.

– А что вам интересно?

– В данный момент я адаптирую для детей северокавказский Нартский эпос. И это очень занятно – своя система богов, самобытная мифология. Правда, мифы у них довольно кровавые…

– Как любые мифы.

– Да. И это настоящий вызов для меня – пересказать их для детей. Но я вообще поклонник мифологии и фольклора.

‒ Это чувствуется по вашим книгам. Но я хочу вернуться к «Коту…». И к читателю, который, предположим, не знает вашего имени. Он увидел вашу книгу в магазине. Потянется ли к ней его рука?

– Если не знает, может, и не потянется. Люди, как правило, покупают те книги, о которых что-то слышали или которые им посоветовали приобрести. Человек редко берет с книжной полки что то совсем для себя неизвестное. Особенно это касается детской литературы.

– То есть кто-то должен читателя «навести» на ту или иную книгу.

– Тут важная роль отводится библиотекарям, блогерам, критикам. Это они создают сегодняшнего читателя.

– Вы считаете, современному читателю интересно мнение критиков? Вы считаете, у нас есть критики, которые интересны «широкому кругу читателей»?

– Безусловно, у нас есть книжные критики, и любой любитель книг легко назовет несколько имен. Ну одно так точно. А вот что касается критиков именно детской литературы, то здесь дела, как мне видится, обстоят несколько иначе. Их мало. Я бы сказала, чудовищно мало. Но, смею надеяться, будет больше!

– Почему вы так думаете?

– Я вижу, как растет интерес к детской литературе в среде профессиональных критиков. Те, кто до последнего времени занимались взрослой литературой, теперь обращают внимание на книги для детей. Это во многом связано с тем, что у них самих появились дети. Более того, я знаю, что, например, в Петербургском педагогическом университете есть целый, если можно так сказать, «кружок» студентов, заинтересованных непосредственно в создании критических текстов о современной детской литературе. И Петербург в этом смысле не единственный пример, а потому в скором будущем я жду серьезных, осмысленных статей.

– Мне кажется, что серьезная, осмысленная статья о книге может рассчитывать только на ограниченный круг читателей. Наверное, ее автор что-то делает для книги, но это совсем не то, что понимается под словом «продвижение».

– Ну если вы об этом… В таком случае, вероятно, нужен критик, который мог бы стать центром притяжения детской литературы. Само собой, интеллектуальный, яркий, харизматичный, что ли. Такой шоу критик! Который любит публичные выступления, словом, почти артист. Но и объективный при этом. Звучит как-то невероятно.

– Пытаюсь себе представить… Но, возможно, мир детской книги выработает новые способы «оповещения» читателей о том, что в нем происходит. Что бы вы хотели пожелать вашему «Коту…» в заключение разговора?

– Совсем недавно в петербургском «Городском театре», что на Литейном, по моей истории поставили спектакль. Я желаю книге счастливой сценической судьбы. И пусть Нельсону будет не одиноко в его девятой жизни.

– А я желаю «Коту…» побольше дедушек, которых обняли после того, как прочитали книгу.

Беседу вела Марина Аромштам

_________________________________

Книги Анастасии Строкиной:

Кит плывёт на север »

Анастасия Строкина

Бусина карманного карлика »

Анастасия Строкина

Чайковский. Торжество света »

Анастасия Строкина

Татьяна Маврина. Много всего кругом »

Анастасия Строкина

Держиоблако »

Анастасия Строкина