‒ «Давай поедем в Уналашку» – запоминающееся название. Сразу хочется заглянуть в книгу и узнать, что это за Уналашка такая и почему туда надо ехать. Эта книга – совсем другая, чем ваша дебютная повесть «Три четверти» – и по читательской аудитории, и по объему...

‒ «Три четверти» получилась немножко случайно. Я с детства мечтала написать книгу. И однажды в очередной раз стала ныть своему другу, что, мол, никак это не сделаю. А он мне ответил: «Ну, может, ты просто ее никогда не напишешь». Тут я испугалась и стала уже предметно думать о том, что это могло быть. С одной стороны, я уже начинала (но бросила) книгу о рубеже 80–90-х и о том, как это время представлялось ребенку. С другой – я поняла, что у меня есть сюжет. Как раз тогда я училась в довольно необычной, по тем временам, школе. Это была крошечная частная, домашняя школа с уклоном в православие, но при этом наш класс оказался довольно жуткий – с буллингом, драмами, жестокостью и так далее. В каком-то смысле «Три четверти» стала способом эти драмы пережить. Конечно, «Уналашка», которая выросла не из какого-то сильного переживания, а скорее из любви, получилась совсем другой – гораздо менее резкой, гораздо более теплой и нежной.

‒ Но, тем не менее, смысловой центр новой повести – жизнь ребенка между двумя семьями, так как его родители в разводе. В отечественной детской литературе об этом не очень-то решаются разговаривать с читателями, а ваша «Уналашка» маркирована «6+».

‒ Если судить по знакомым мне семьям, многие дети сегодня живут между двух разведенных родителей. Это случается и в шесть лет тоже. Это реальность и такая же норма, как полная семья (впрочем, по-моему, как раз второе скорее редкость). Так что ничего удивительного и «криминального» в такой возрастной маркировке я не вижу.

– Некоторые родители считают, что книга должна непременно учить ребенка «разумному, доброму, вечному», а не давать ему в качестве образцов «искаженные» модели поведения. Большинство считает развод все-таки не нормой, хотя и частью повседневности. И ни за что не купят своим детям книгу, где взрослые герои в разводе, и где у кого-то из детей цветные волосы и железо в лице...

– Мне кажется, что у всех свои представления о норме и что на самом деле никакой нормы нет, границы очень подвижны. Если думать о какой-то условной советской норме, то все современные семьи покажутся странными (я говорю о том круге людей, в котором я живу). Мне хотелось описать жизнь такой современной семьи без выводов и нотаций. Я не думаю, что книга обязана кого-то чему-то учить – ребенка в том числе. Есть такой, я бы сказала, иерархический подход к детству: я – взрослый, ты – ребенок, мы стоим на разных ступеньках, и я, конечно, выше тебя, опытнее, умнее. А у моего поколения родителей, мне кажется, все-таки другое восприятие себя: как не до конца выросших, не окончательно повзрослевших, продолжающих во многом чувствовать себя детьми. В «Уналашке» не мальчик Марк разговаривает со своей мамой, а я разговариваю с собой. Я люблю дурачиться со своими детьми, шутить и говорить на любые темы. Возможно, кому-то эта модель поведения покажется искаженной, возможно, кто-то не купит книгу про развод. И это все довольно логично, потому что моя книжка уж точно не для таких людей писалась.

– Когда я читала повесть своим младшим детям, не было ощущения, что читаешь книгу. Ваши герои получились не просто правдоподобными, а такими, которые учатся в одном классе с моими детьми, которые сидят рядом с нами в кафе за соседним столиком. Шустрый гугл-ребенок Марк, который по любому вопросу знает, где найти ответ. Токсичная бабушка, воспитавшая маму без мужа и теперь воспитывающая внука без отца. Мама – словно с психолого-педагогических сайтов, такая вся правильная, эмоционально реагирующая на сына, но при этом и немножко отстраненная и самоутверждающаяся за его счет. Реальные люди, мы с ними знакомы.

– Мне совсем не кажется, что бабушка токсичная. Скорее, она тревожная и зацикленная на том, что с ее точки зрения правильно. И мне не кажется, что мама такая уж правильная. И потом, разве она самоутверждается за счет Марка? Я совсем этого не вижу. Вообще я сначала придумала ее совсем другой. Вернее, не придумала, а она сама получилась – очень нервной, раздраженной и довольно злой. Потом я ее отредактировала и сделала гораздо спокойнее и теплее. А бабушка сразу получилась бабушкой, и я ее как будто видела и слышала.

– Ваши собственные дети, их жизнь вдохновляли вас во время работы над повестью, «подкидывали материал»?

– Да, конечно. Марк похож на моего сына Петю, а некоторые истории, происходившие с ним, это истории из Петиной жизни – в частности, мистер Желудь и мистер Умный камушек действительно существуют. Марк говорит какими-то Петиными фразами, которые я записывала, а Девица – фразами моей 14-летней дочери Сони.

– А почему все-таки Уналашка?

– Сначала я думала, что герой будет бродить по гугл-мэпс и зависать на Лисьих островах, а мама поэтому будет называть его Лисенком. Потом я начала гуглить эти Лисьи острова и обнаружила там Уналашку. Ну, и стало понятно, что гораздо прикольнее будет, если предметом географической аддикции Марка будет место с таким странным и смешным названием.

– В конце книги вы приводите список благодарностей тем людям, которые помогли вам в работе над книгой. Там я с изумлением обнаружила Ульфа Старка, который «изменил мое отношение к детской литературе». А в чем и как оно изменилось?

– Когда я писала «Уналашку», у меня было довольно много вопросов о том, как писать, о чем писать и о чем не писать. Старка я прочитала, уже когда дописала свой текст, и у меня было довольно удивительное ощущение, как будто это очень близкий мне человек, что вот он пишет ровно так, как я хотела бы писать. И он как бы ответил на мои вопросы и подтвердил мою мысль о том, что детская книжка может быть полноценным разговором о взрослых вещах, о том, что писать можно о чем угодно, что запретных тем нет. Ужасно жалко, что он уже умер и что мы никогда не встретимся и не поговорим.

Правда, Старку повезло жить и писать в Швеции, где нет разных драконовских законов и где ты можешь не думать о том, что тебя привлекут по статье о пропаганде гомосексуализма или по какой-то другой. Вообще мне очень нравится современная скандинавская детская литература, не только тексты Ульфа Старка, но и Марии Парр. У них есть какой-то культурный код, которого у нас нет, и не могло быть в условиях советской жизни, когда на многие темы было наложено табу. Наверное, это даже не культурный код, а свобода.

Беседу вела Елена Литвяк
Фото Василисы Соловьевой

________________________________________

Книги Анны Красильщик:

Три четверти »

Анна Красильщик

Давай поедем в Уналашку »

Анна Красильщик

Анна Красильщик о книге «Три четверти»