Я в какой-то момент поняла: мне нужно с собой что-то делать, как-то этот миф превозмочь. Неправильно, если Корчак – это только икона, связанная с Холокостом, еврейский доктор, отказавшийся бросить детей на пути в лагерь уничтожения.

Получается, что история гибели вытесняет то, на что Корчак потратил жизнь, ‒ его педагогику, поистине революционную, мирового масштаба, до сих пор очень слабо осмысленную и мало кому известную.

Мне помогла книга Джин Лифтон «Король детей: жизнь и смерть Януша Корчака». В ней было то, в чем я очень нуждалась: «мифу – мифологическое, педагогам – педагогическое». И живой, очень сложный Корчак.

Мне помогло чтение работ самого Корчака: «Как любить ребенка», «Право ребенка на уважение», «Правила жизни». И, конечно, его выворачивающий душу «Дневник», написанный в Варшавском гетто (где Корчак с ужасающей иронией рассуждает над тем, что его лысина в окне – прекрасная мишень для охранника).

Что такое «педагогика Корчака»? Может, это покажется странным, но понять ее, видимо, можно в сравнении с педагогикой А. Макаренко, автора «Педагогической поэмы». (Только для этого, повторюсь, придется на какое-то время отрешиться от знания о гибели Корчака). Их педагогическая деятельность приходится примерно на одно и то же время (хотя Корчак начал раньше, еще до Первой мировой войны), оба работали с сиротами, то есть со сложными детьми и подростками. Оба пытались воспитывать детей укладом жизни. Оба вытаскивали их «из грязи». Оба писали книги о детях, о своем опыте общения с детьми. И оба отдавали работе все силы…

Но разница в понимании происходящего и в отношении к ребенку между ними была кардинальная. Макаренко видел ребенка как будущего Нового Человека, формирующегося в Коллективе. Коллектив был неким Живым Организмом, определяющим развитие, направляющим и подчиняющим судьбы своих членов, властвующим над индивидуумом. Колония Макаренко была утопией, и на ней лежала печать утопического тоталитаризма.

Корчак пытался создать для детей социальную среду, где бы они учились жить по Закону и уважать Закон. Для этого они должны понимать, как вырабатываются законы (вот почему в Доме сирот главным органом управления было Общее собрание) и на что Закон опирается – на Независимый Суд (в Доме сирот существовал Суд с выборными судьями, а подсудны были все, считая самого Корчака) и на Свободную Прессу (в Доме Сирот выпускали газету, куда мог писать каждый). А еще Закон должен быть гуманным ‒ ведь все знают, что быть хорошим трудно. Трудно собой владеть. Человек – в особенности, ребенок – часто бывает слаб (и большая часть статей Судебного кодекса Дома сирот предполагала прощение обвиняемого – даже если он был виноват).

И никаких военизированных парадов (хотя Корчак прошел войну – Первую мировую!), никакого «дружно шагать в ногу» в сторону коллективного счастья (где эмоции подконтрольны управляющим инстанциям). Строить себя каждый должен сам. Это его задача. Ему нужно помогать. Но помощь всегда имеет пределы.

Ничего утопического. Это педагогика Реальности. Точнее, педагогика очень тяжелой Реальности: дети-сироты дерутся, сквернословят, воруют, обижают друг друга. Чтобы найти в ней что-нибудь лучезарное, вдохновляющее, надо прикладывать специальные усилия. Надо постоянно помнить о том, что педагог – это миссионер. А дети – социальная группа пораженных в правах людей. Незаслуженно пораженных. Миссия педагога – в том, чтобы их защищать. Чтобы заставить мир измениться: «Ребенок имеет право на уважение!» Дети имеют право на уважение точно на тех же основаниях, что и взрослые. Это врожденное право «человека вообще». Но об этом почему-то мало кто хочет знать!

Вглядываться, понимать, проявлять терпение – бесконечное терпение, при полном отсутствии брезгливости к любым проявлениям детской слабости. «Ребенка с ночным недержанием мочи, – ребенка, которого рвет, – ребенка, который обмарался, – ребенка с сыпью на теле – воспитатель обязан посадить на горшок, умыть, сделать перевязку…» Педагог, воспитатель не имеет права бояться грязи, если эта грязь связана с детьми. Даже ко вшам на собственной одежде (у сирот часто бывает педикулез, а вши имеют способность «перемещаться») воспитатель должен относиться без тени паники и раздражения.

Ребенок – может, способен.

Педагог – должен, обязан.

Педагог не имеет права оправдывать свои слабости. От педагога требуется служение. Дети, работа с ними – это превыше всего. Это важнее всего. Важнее тебя самого…

Все очень жестко. Бескомпромиссно.

Можно ли спорить с Корчаком?

Мало кто мог с ним сработаться…

Но в этом и заключается смысл обращения к корчаковской педагогике: думать – и спорить, думать и спорить.

Смерти – подвиг и святость, жизни – размышления, спор «как с живым».


***
Я и сейчас считаю: надо чистить себя под Корчаком.

И рассказывать детям о Корчаке.

Рассказывать им о смерти старого еврейского доктора:

«– …А дети?

– Дети поедут.

– Вы думаете, все негодяи? Ошибаетесь!...»

Бывают ужасные времена, когда порядочность – это подвиг…

Но не только об этом.

Надо читать детям «Короля Матиуша Первого» – потому что взгляд Корчака-художника, может, даже глубже, объемнее и сложнее, чем взгляд на ребенка Корчака-педагога. А эта книга ‒ о том, как устроен ребенок и как устроена социальная жизнь. И какая трагическая связь существует между первым и вторым.

И надо рассказывать детям о корчаковском Доме сирот. Что такое эти «сироты», как они могли драться, сквернословить, воровать ‒ и при этом учились быть людьми и уважать друг друга. Учились у Корчака. Корчак их этому учил.


В 2010 году в издательстве «Текст» вышла книжка-картинка «Защитник детей. История жизни Януша Корчака», которую написал и нарисовал Томек Богацкий. Это хорошая, важная книжка – содержательная и горькая. Большая ее часть посвящена легенде о смерти доктора. И на обложке над головой Корчака магендовид, шестиконечная звезда Давида, – как нимб. Нимб, оказывается, не обязательно имеет форму диска…
Но в этой книге много и про жизнь: о детстве и юности Корчака и о том, как был устроен его Дом сирот ‒ вот как раз про Суд и Газету.

А в 2021 году в издательстве «Лес рук» вышла еще одна книжка картинка – «Дневник Блюмки» Ивоны Хмелевской. В этой книге (сложно поверить) – ни слова о смерти. И совсем другая оптика: ничего «объективного». И ничего «мифологического». О «Доме сирот» и о докторе Корчаке мы узнаем от девочки Блюмки, которая живет в Доме сирот. Блюмка ведет дневник. Пишет так, как могла бы, наверное, писать маленькая девочка, – простыми коротенькими предложениями. Каждая «запись» – рассказик про какого-нибудь ребенка. Про него сообщается самое важное, самое «характерное». Вся книга – двенадцать «портретов» детей (именно двенадцать детей – случайность ли это? – и пана Доктора мы видим на одной из «фотографий», которые Блюмка вклеивала в свой дневник, а всего в Доме сирот, как сообщает нам автор книги, их было двести). И в каждом рассказике непременно есть одно два предложения о том, что сказал или сделал пан Доктор в ответ на поступок или слова кого-нибудь из детей.

Двенадцать коротких «портретных рассказиков» занимают полкниги. Другая половина – рассказ о пане Докторе. Непривычный рассказ, состоящий из своеобразных «стихотворений в прозе»: 

«Пан Доктор говорит,
что у каждого ребенка
есть право на свои
секреты и свои мечты.

И что детям надо
говорить правду.»

«Пан Доктор чистит
наши башмаки. Он очень любит
это занятие и показывает
нам, как это делается.»

«Пан Доктор разрешает нам отдыхать
и говорит, что расти – это тяжелый
труд. И что сердцу надо поспевать
за ростом костей.»

«Наш пан Доктор ввел правило:
если кто-нибудь у нас в доме
что-нибудь украдет, побьет кого-то
или обидит, то его дело будет
разбирать детский суд. Мы все
учимся справедливости.»

Такого отточенного до афоризмов изложения корчаковских взглядов я еще не встречала. И это «теория в действии» – не случайно в первой части книги Блюмка рассказывает о пане Докторе «в жизни», о том, что он делает и как ведет себя по отношению к детям.

«А потом, ‒ вдруг сообщает нам автор в самом конце, – пришла война и унесла с собой дневник Блюмки. Откуда тогда мы знаем, что в нем написано? Мы помним…»

Это конец «истории». И вроде – ни слова о смерти…

В книге нет ничего о смерти, если не думать о том, как она нарисована.

В картинках есть что-то от фотографий, «вызванных» из небытия. Они проступили – но проступили не полностью. И что-то с ними не так. Все дети, все взрослые, даже все вещи словно услышали слово «замри!» и замерли в разных позах: кто-то в покое, а кто-то в движении: подпрыгнул – и завис в воздухе. Кто-то радостный, кто-то задумчивый, кто-то чем то расстроен. Если в рассказиках нам сообщались живые подробности о детях, то на картинках живых персонажей нет. Есть только «воспоминания» – о «настоящем» детей и утраченном прошлом. В «Дом сирот» попадали дети сложной судьбы…

А автор-художник Ивона Хмелевская очень хотела восстановить то, как оно «действительно было». Но у нее не так много возможностей – фрагменты «тех самых» фотографий и пожелтевшие листочки из школьной тетрадки. А бумага – такой ненадежный материал. И бумажные полоски в клеточку по большей части остаются пустыми. Их не успели заполнить. Могли бы, но не успели…

Перелистываешь страницы – и невозможно избавиться от нарастающей, разрастающейся, накатывающей тревоги. О чем здесь не договаривают?

О чем, помимо слов, говорят страницы «Блюмкиного» дневника?

«Дневник Блюмки» оттягивает, откладывает столкновение с тяжелой «вестью»: у читателя есть возможность полюбить пана Доктора, как любили его дети из «Дома сирот». Полюбить, проникнуться уважением, удивиться его справедливости и тому, как он все понимал. И только потом, потом задать тот вопрос, который не может не возникнуть: а что же случилось? Куда «унесло» дневник Блюмки?

Мне кажется, это очень правильно. Это гуманно, по-корчаковски: ведь читатель – ребенок. А детей, по возможности, надо беречь от страхов. Или хотя бы учить их справляться со страхами. Иначе зачем нужны взрослые?..

Марина Аромштам

____________________________________

Книги Януша Корчака:

Право ребенка на уважение. Как любить ребенка »

Януш Корчак

Правила жизни. Когда я снова стану маленьким »

Януш Корчак

Лето в Михалувке. Лето в Вильгельмувке »

Януш Корчак

Книги о Януше Корчаке:

Дневник Блюмки »

Ивона Хмелевская

Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака »

Бетти Лифтон

Защитник детей. История жизни Януша Корчака »

Томек Богацкий