Во время каникул я часто работаю со школьными группами, приезжающими в Петербург из разных городов России. Каждый день их петербургской недели посвящен одной теме. Но наш первый разговор всегда начинается с ассоциаций: я прошу детей навскидку назвать слова, понятия, вещи, которые связаны с Петербургом. Список ассоциаций невелик и однообразен. Сибирские, уральские, поволжские, московские дети называют «Зенит», белые ночи, пиво «Балтика»… Словосочетание «блокада Ленинграда» в их сознании никак не связано с современным Петербургом; мало того, каждый третий ребенок вообще не подозревает, что Ленинград и Петербург – один и тот же город.
Блокада – как черный ящик: все знают, что там что-то страшное, а потому боятся открыть и посмотреть. Как говорить с детьми о блокаде, да и вообще о Великой Отечественной? И надо ли говорить? Со школьниками мы начинаем с чтения подлинных блокадных дневников – в последние годы петербургские историки проводят титаническую работу по их поиску и публикации. А потом мы отправляемся в путешествие по городу и проживаем один день в блокадном Ленинграде, реконструируя по дневникам пространства и события. Исследуем следы от снарядов на набережных и соборах; поднимаемся на чердаки, где тушили бомбы; слушаем блокадные записи Ольги Берггольц; смотрим музейные реконструкции блокадных комнат. И в конце этого блокадного дня я прошу каждого участника высказаться: какой новый опыт ты получил сегодня? Зачем был прожит этот день? Дети говорят о самом важном, самом сущностном. О том, что дух сильнее тела. А любовь сильнее смерти. О внутреннем стержне личности. Некоторые говорят о том, что начинают понимать страну, в которой живут. Многие плачут, и я их не утешаю. Правда, учителя и родители сомневаются: не слишком ли сильны для ребят переживания? Вдруг они не будут спать? Или начнут плохо кушать? Может быть, лучше не заниматься этим сейчас, они потом как-нибудь узнают, сами?.. Кстати, те же самые вопросы возникают и в тот день, когда «Реквием» Ахматовой ведет нас по Ленинграду 1937 года, от «Крестов» к Большому дому. Но это вопросы взрослых. У детей таких сомнений нет: чувство трагического необходимо каждому из них для полноценного взросления.
Дошкольникам подлинные блокадные дневники читать не будешь. Зато им можно прочесть «Дорогу жизни» Нисона Ходзы (1906–1978). Это книга о блокаде. Но не об армиях, генералах и сражениях. Это книга о людях, грузовиках, кораблях, об озере, зиме, обжигающем ветре, о снежных домах на льду, о детях, о повседневной жизни. Это книга о жизни. Впервые она была опубликована в 1974 году, а в 2011 году ее переиздали в «Детгизе», дополнив новыми фотографиями.
Что такое «блокада»?
Каждый разворот книги посвящен отдельной теме, причем нередко здесь помещено буквально несколько строк текста. Сотни архивных черно-белых фотографий говорят о войне больше, чем любые слова. Фотографии отлично дополняются рисунками и картами. Не каждый взрослый сможет понятно объяснить ребенку, что значит слово «блокада» и как в ней оказался такой огромный город. Нисон Ходза отлично справляется с этой задачей, попутно рассказывая, как «читать» карту, что и как на ней обозначено. Он ведет прямой диалог с ребенком: «Найди голубую ленту реки Волхов. Нашел? Видишь – по реке плывут два парохода. Их трюмы наполнены продовольствием. Его шлет голодному Ленинграду Большая земля…. Пароходы держат путь к устью – к городу Новая Ладога. Но не может речной пароход идти по бурному, как море, Ладожскому озеру…»
Люди
Это документальная книга. В ней нет ни одного придуманного персонажа, фантастического сюжета. Все, рассказанное здесь, – абсолютная правда. Правда о куске блокадного хлеба размером с детскую ладонь. О бомбежках. Об эвакуации. Конечно, это не вся правда. Нет здесь ни блокадного каннибализма, ни ждановского «пира во время чумы», ни охоты за шпионами. Но здесь есть то, что жизненно необходимо детям 5-8 лет – подлинная эмоция, настоящее чувство. История войны приходит к ребенку через сопереживание. В таком возрасте сложно соотнести себя с полководцем или маршалом. Поэтому Нисон Ходза рассказывает о самых обычных, простых людях, которые работали на Дороге жизни. Детях, женщинах, мужчинах, стариках. Некоторых называет по именам. И ребенок слышит и надолго запоминает эти имена. Вот Владимир Малафеевский, вызвавший огонь на себя и спасший баржу с мукой. Вот четырехлетняя девочка Женя, дом которой разрушен взрывом. У кого-то известны только фамилия и звание: шкипер Антошихин, который обхитрил фашистский самолет. Ледовый разведчик лейтенант Чуров, прокладывавший трассу Дороги жизни. Шофер Маков, не спавший двое суток, чтобы перевезти в город побольше муки.
Вот фельдшер Ольга Писаренко – героиня одного из самых пронзительных и самых больших (целых четыре страницы!) рассказов «Много чего за зиму было…» Всю зиму Ольга живет в палатке на льду Ладоги и спасает раненых водителей. Весной начальник вручает ей орден Красного Знамени. И только в самом конце рассказа мы узнаем: «Это ласковое слово напомнило Ольге ее пятилетнюю дочку. И мужа. Убили их фашисты в самом начале войны».
В книге множество безымянных героев. Солдаты тащат на спине мешки с драгоценным луком через ледяное крошево тающей Ладоги. Водолазы поднимают затонувший танк. Подростки работают на заводах… Удивительно, но в книге «Дорога жизни» нет ненависти. Здесь вообще очень мало говорится про врагов, фашистов. Внимание ребенка-читателя полностью сосредоточено на «своих», на тех, с кем он может и хочет соотнести самого себя.
Машины, корабли и поезда
Но если бы «Дорога жизни» состояла только из рассказов о людях, вряд ли она производила бы на детей такое сильное впечатление. Трасса через Ладожское озеро – сложнейшее инженерное сооружение, и автор книги подробно и очень доступно, с множеством необычных деталей, описывает ее работу. Почему ледовую трассу приходилось передвигать каждые две недели? Зачем плывут из Ленинграда по воде десятки пустых цистерн? Как работали на льду автослесари? Ребенок, которому читают эту книгу (или который читает ее сам), с удовольствием слушает о полуторках и трехтонках, о баржах и зенитках. Вся эта техника существует не сама по себе, а в теснейшей связи с людьми, она в буквальном смысле слова дает им жизнь.
Нисон Ходза мастерски выстраивает композицию своей книги. Начав с сентября 1941-го, когда фашисты окружили Ленинград, он шаг за шагом ведет своего маленького читателя к ленинградскому Дню Победы – 18 января 1943-го. «Блокада прорвана! И по Ладожскому берегу, отвоеванному у немцев, всего за 17 дней был проложен железнодорожный путь, позже названный Дорогой победы! И 7 февраля в Ленинград на Финляндский вокзал после шестнадцати месяцев перерыва пришел первый поезд с Большой земли. Смотрите! Он уже прибывает! Московское время: 10 часов 9 минут. Движение открыто! Здравствуй, Ленинград!»
* * *
Недавно моего шестилетнего сына попросили назвать любимую книгу. Лёня, не задумываясь, назвал «Дорогу жизни». Он часто просит прочитать ее – то целиком, то отдельную историю: «Мама, я забыл, как там баржу из-под воды достали?» Каждый раз, когда я начинаю читать, у меня появляется комок в горле и слезы на глазах. Сначала я старалась сдерживаться – ну не плакать же взрослой тетеньке перед детьми! Потом перестала. Потому что для детей не бывает «объективной» истории цифр и городов. Только через сопричастность, через сопереживание, через реальных людей и их эмоции ребенок приближается к большой истории.
Мы с Лёней ищем на черно-белой книжной странице тот грузовик, на котором уезжает из города десятилетний мальчик-дистрофик – мой дед, Лёнин прадед. Я объясняю своему сыну, что он едет без родителей, с другими детьми – потому что его папа и мама не могут оставить Ленинград, они работают в военном госпитале, лечат солдат. «Понимаешь, Лёня, если бы не вот эти водители, автослесари, фельдшеры …» Лёня понимает. Он хочет знать, куда едет этот грузовик, куда везут ленинградских детей. Их везут в Уфу, Пермь, Ижевск, Свердловск. Там на «Уралвагонзаводе» работает другой Лёнин прадед. Он делает танки, которые пойдут освобождать Ленинград от блокады. «Мама, а есть книжка про этот завод, про то, как там делали танки?» Нет, Лёнечка, пока нет. Но, может быть, скоро напишут?
Анна Рапопорт