У короля-отца три сына. Младший – не дурак, нет (такое определение характерно исключительно для «русских народных сказок»), но лишен брутальных черт, характерных для старших братьев, и не любит традиционных мужских удовольствий, вроде охоты для забавы. Не любит, хотя положение обязывает его принимать участие в подобных развлечениях (а от решительного сокрушения устоев младший сын все-таки далек). Однако время, свободное от исполнения неприятных обязанностей, он тратит, «предаваясь сочинению песен» ‒ по большей части, про любовь. Это повод для насмешек. Но не более – младший вполне может постоять за себя.

И вот однажды король и старшие сыновья, одержимые охотничьей страстью, а с ними, в силу традиции, и младший сын, преследуют в Заколдованном Лесу белую лань, которая в критический момент, когда ее уже должны подстрелить, вдруг превращается в прекрасную девушку. (Вообще мотив оборотничества в фольклоре часто переплетается с мотивом поиска суженой. Для прекрасных девушек существует некоторый набор животных, в которых их обращают или они сами обращаются. Нередко это птица ‒ как правило, белая. Встречаются змеи, ящерицы и лягушки. Суженая в фольклоре часто оказывается сродни охотничьему трофею. Герой ее «добывает» с оружием в руках. В сказке о Царевне-лягушке тоже обнаруживаются следы этого мотива: царевич, чтобы найти невесту, выпускает из лука стрелу. Стрела – предмет охотничьего арсенала, и лягушка эту стрелу «ловит».)

Братья вступают в состязание за руку незнакомой принцессы: они должны отправиться в странствие и совершить назначенный им рыцарский подвиг. Удача, естественно, сопутствует младшему. Сказка, как и положено, заканчивается свадьбой…

Классика жанра!

Но такая «разметка» сюжета совершенно не соответствует тому, чем в действительности является «Сказка о Белой Лани». Все узнаваемые классические ходы тут словно поставлены с ног на голову и прошиты изящными стежками юмора: король то и дело приговаривает, что охота – прекрасное дело, но не дай бог кому-нибудь охотиться в Заколдованном Лесу. А почему, собственно, там нельзя охотиться? Потому что, неровен час, вместо охотничьих трофеев ты получишь… принцессу! (Это прямо какое-то издевательство!) Однако в постоянных приговорках короля ощущается странная одержимость, и при первом удобном случае он и его сыновья отправляются именно туда. В какой-то момент читателю вдруг открывается, что приговорки короля имели под собой глубокие основания. Именно это – обретение девушки вместо охотничьих трофеев ‒ когда-то произошло с самим королем, и его сыновьям неожиданно открывается правда об их собственном происхождении: оказывается, и сами они «дети лани».

Но это шокирующее открытие не подвигает старших королевских сыновей к самопознанию. А вот младшему история кажется прекрасной и романтичной. Да он и внешне очень похож на мать. Младший сын не прочь пережить нечто похожее на отцовский опыт...

Наряду с классическими персонажами сказки (король, три сына, прекрасная заколдованная принцесса ‒ в отличие от фольклорных историй, все они имеют имена), в «Сказке о Белой Лани» еще и теснятся всевозможные живописные фрики: придворный чародей, который не умеет колдовать; придворный лекарь, который не может лечить, потому что сам болен какой-то хворью; часовщик, который раньше был астрологом, но за неприятное предсказание был переведен в часовщики… Они – решают сложную диалектическую задачу, кто перед ними: принцесса-лань или лань-принцесса. (Кстати, принцессой прекрасную девушку своим указом объявляет король: сама девушка ничего не помнит и ничего не может сказать о своем происхождении.) Если это лань-девушка (а именно к этому печальному выводу приходят «в администрации короля»), то, трижды отвергнутая мужчиной, она навсегда примет образ лани. И все во дворце самым серьезным образом готовятся к такому исходу: надо вовремя распахнуть двери парадной («Растворите все двери! Дайте лани свободно уйти!» - с чувством восклицает король в ожидании непоправимого, хотя еще ничего не случилось.)

Но кроме всех этих дворцовых «умников», есть еще и другие волшебники, «настоящие». И от них, к возмущению короля, «просто житья не стало». Волшебники, и правда, ведут себя довольно загадочно. Кажется, что их главная задача – лишить рыцарский подвиг старших братьев хоть сколько-нибудь выраженного величия. Все превращается в какой-то нелепый театр, если не сказать фарс. Потому что ни скачки, ни испытания, ни состязания странным образом не имеют никакого значения. Все волшебные силы действуют так, чтобы решающим фактором в завоевании руки принцессы стал не подвиг, а признание в любви. Способным на такое признание оказывается только младший, Милон. Только его не пугает, что прекрасная принцесса может по сути своей оказаться… «парнокопытным существом». Со стороны младшего сына это довольно смелое поведение. Ведь от чего содрогаются старшие? Проснешься однажды утром, «а рядом с тобой на подушке мохнатая мордочка с коровьими ноздрями»… В общем-то, ужас…

То есть, ужасно смешно.

Сказка Тёрбера, со сложно завернутым динамичным сюжетом, который полностью захватывает читателя, вся прошита блестящими стежками юмора и языковой игры.

И какое же счастье для переводчика – переводить такой текст! И счастье, и вызов одновременно. И как же повезло «Сказке о Белой Лани», что ее выпало перевести Григорию Кружкову!

Удачный перевод рождается не только из владения языками (тем, с которого переводят, и тем, на который переводят), но и из ощущения внутреннего «родства» переводчика и автора оригинала.

Мне почему-то кажется, что есть нечто родственное в мироощущении Тёрбера и Кружкова – с их любовью к словесной живописи и изысканному интеллектуальному юмору.

Тёрбера считают мастером шутки. В США даже существует премия его имени, которую вручают американским писателям, сценаристам и актерам за юмористические произведения. А Григорию Кружкову как переводчику удается, в числе прочего, именно сложный юмор и тонкая ирония ‒ вспомнить хотя бы такие его переводы и пересказы, как маленькая история про лягушонка Кроули из английских «Nursery Rhymes», «Пак с Волшебных холмов» Р. Киплинга, «Тысяча острых копий» Эдит Несбит, «Жизнь и удивительных приключений Пульчинеллы из Неаполя».

Если искать аналог в отечественной литературе, то юмор Тёрбера-Кружкова чем-то напоминает юмор пьес Евгения Шварца. Он растворен в репликах персонажей, в характерных для них приговорках и оговорках, в описании их пластики – поразительно точной психологически, при всей гротескности.

Король Гемот – один из самых ярких образов сказки (признаюсь, мой любимый персонаж). Он выпивает при первой возможности, он по поводу и без повода грозит всевозможными карами своим приближенным и то и дело сквернословит (в пределах, допустимых детской литературой). Но именно он своим указом объявляет прекрасную девушку, лишенную памяти, принцессой. (Зря он, что ли, и сам был когда-то женат на «лани»?) И тут король, при всей своей грубости и брутальности, проявляет пусть и неуклюжее, но благородство: «‒ Эта леди – моя гостья, истинная принцесса по речам и манерам. И пока она стоит на двух ногах, а не на четырех, извольте называть ее “Ваше Высочество”».

А чего стоит такой его перл: «Поохотиться спокойно не дадут. Того и гляди, вместо тетёрки подстрелишь чью-нибудь тётю». Или вердикт королевского лекаря: «Итак, по видимости и по всей слышимости, перед нами – разумеется, в заколдованной форме – прелестнейшее, хоть и парнокопытное существо…».

Но не все так «наглядно». По большей части юмор прячется в складках повествования, и чтобы его «выловить», нужно обладать не только большим читательским опытом, подсказывающим ассоциации, но и достаточно развитой способностью к самоиронии – этому спасительному бамперу между человеком и реальностью.

Поэтому получить высокое читательское удовольствие от «Белой Лани», скорее всего, способен только взрослый читатель. Или старший подросток, который уже умеет шутить «в разных регистрах». (Таких подростков, мне кажется, сегодня не очень много.) Так сдвигая возрастную адресацию сказки, я не делаю никаких открытий. Ведь и Андерсен считал, что по-настоящему его сказки могут понять только взрослые, и раздражался, когда его произведения пытались отнести к детской литературе.

Но это вовсе не означает, что детям будет неинтересно слушать или читать «Сказку о Белой Лани», как и сказки Андерсена, и какие-то из пьес Шварца. (Мне кажется, лучше читать ее ребенку вслух – пусть это даже и ребенок, уже умеющий читать самостоятельно). Есть такие тексты, в словах которых словно слышатся «шаги командора». И эта энергетика, эта сила повествования способна захватить по-настоящему. Что и говорить: от колдовства порой «кружится голова и урчит в животе».

Марина Аромштам