– Арттури, насколько мне известно, вы билингв. Расскажите о своем детском опыте.

‒ Когда я был маленький, мы жили в Советском Союзе, и политика там была такая, что нельзя было свободно говорить по-фински. Но в моей семье говорили по-фински, потому что моя бабушка, которая родилась в Финляндии и попала в плен во время Зимней войны в тридцать девятом году, так и не выучила русский. Так что финский язык в нашей семье передавался устно. К нам даже приходили стукачи подслушивать, на каком языке мы говорим. А каждое лето я проводил в Эстонии, куда переехали другие мои бабушка и дедушка – родители мамы. Это была маленькая деревня, где говорили только по-эстонски. С двухлетнего возраста я «впитал» в себя этот язык и спокойно говорю на нем. Мой дедушка родился в Америке, он американский финн, и он учил меня английскому языку. Так что это уже даже не билингвизм, с четырьмя-то языками! (Смеется.)

– А какие ещё языки вы знаете?

– Мой отчим – профессор германской филологии, и немецкий сопровождал меня с детства. В ленинградском университете, где я учился на историческом факультете, в советское время преподавали такой особый «гэдээровский немецкий», который я терпеть не мог. Однако потом мне повезло: в 1989 году к нам в университет приехала группа студентов из гамбургского университета во главе с профессором Гюнтером Траутманном, и немецкий у меня пошёл. То есть получается: немецкий, шведский, итальянский, французский. В университете нас как историков заставляли на первом курсе учить латынь. Мы ее не любили, потому что ее преподавали по субботам, а в субботу хотелось в Эрмитаж, который работал, по-моему, до двух часов. То есть мы терпели несколько пар, а после этого быстро собирались, чтобы успеть перебежать через Дворцовый мост и попасть в Эрмитаж, пока он не закрылся. В 1985 году в СССР приехал с гастролями мой любимый исполнитель Тото Кутуньо. И когда он заговорил по итальянски, я вдруг понял, что понимаю всё. Оказалось, не зря нам три месяца эту латынь навязывали.

– Расскажите, как вы стали профессиональным переводчиком.

– Я занимался переводами сколько себя помню. Как устными, так и письменными. У нас в школе в Петрозаводске была учебно-производственная квалификация, и в 15 лет меня определили в переводчики. Занятия проходили в Карельском филиале Академии Наук СССР, и мы переводили научную литературу с финского на русский. Помню, что это было связано с лесным хозяйством.

Моя мама тоже переводчик. Она почти всю жизнь работала в издательстве «Карелия» редактором. В 1998 году я в сотрудничестве с ней перевел повесть Сергея Довлатова «Заповедник».

Но я не могу сказать, профессиональный это перевод или нет, потому что всё всегда получалось как-то само.

– Вы сейчас работаете в школе. Есть ли в ней билингвы и отличается ли как-то ваше общение с ними?

– В Финляндии структура населения очень разная, и в столичном регионе, как и во всех странах, очень много иностранцев. Билингв тоже очень много. Иногда меня спрашивают: «А ты настоящий финн? Совсем-совсем финн?»

На самом деле, когда я прихожу в класс, я сразу вижу кто есть кто. Бывает, что в классе есть русскоязычные дети, которые не знают финский. Но я не говорю с ними по русски, потому что в классе могут быть дети разных национальностей, и если перейдешь на русский, то тогда другие спросят: «Почему ты не говоришь с нами на нашем языке?» Это очень важно для учителя – чтобы не было никаких преференций.

– Ваша собственная семья тоже билингвальная?

– Да, моя бывшая жена наполовину русская староверка, наполовину коми, и родной язык у неё коми, поэтому наш сын Даниэль тоже билингв, а может, даже и трилингв. Но я с ним принципиально разговариваю по-фински.

– Сколько ему лет?

– Одиннадцать.

– Любит ли он читать книжки и на каком языке читает в основном?

– У него на первом месте Туве Янссон. Это уже как религия даже. Из русских писателей он читал, например, Николая Носова. А на финском читает в общем-то все подряд. Часто я рассказываю ему про те книги, которые прохожу со своими учениками в школе, и потом смотрю, нравятся они ему или нет.

– Есть ли, на ваш взгляд, какие-то явные отличия между русской детской литературой и финской?

– Конечно есть, но я бы не стал подходить к литературе с точки зрения её национальной принадлежности. Я подхожу только с точки зрения автора. У нас, как я заметил, любят некоторых русских писателей. Например, у преподавателей в школе Эдуард Успенский стоит, про кота Матроскина. Эти книги пользуются успехом. Хотя, возможно, не все знают про их русское происхождение.

– На что вы больше всего обращаете внимание в переводе, зная оригинал произведения?

– Если говорить о детской литературе, то все очень толково переводится. Да, иногда что то приходится изменять, как-то адаптировать под сознание воспринимающей стороны. Существуют некоторые понятийные аппараты, принятые в культуре. То, что называется «культурные коды». И в рамках этого кода нужно передать то, что хотел сказать автор.

– Что бы вы посоветовали начинающим переводчикам, которые участвуют в конкурсе?

– Я бы посоветовал прочитать вышедшую в прошлом году книжку «Sata makkaralaatua ja yksi idea: 11 venäläistä kirjailijaa kertoo» Кирсти Эра (Kirsti Era), переводчицы с русского на финский. А мой главный совет ‒ внимательно читать и слушать, не торопиться и быть очень, очень внимательным, потому что даже одно слово или запятая могут изменить смысл на прямо противоположный.

При переводе могут происходить ошибки, без этого никуда не денешься. Иногда бывают такие слова или выражения, которые можно трактовать по-разному. Поэтому необходимо внимательно смотреть весь контекст, пытаться уловить мысль и потом уже идти шаг за шагом, чтобы в конце концов объединить все в одну общую картинку.

Беседу вела Арина Винниченко,
студентка Института лингвистики РГГУ (Москва)