Дружба стихов и фотографий с той поры не прерывалась, просто прежде она была не так заметна читателям: книги Сергея Махотина выходили с иллюстрациями Михаила Беломлинского, Ксении Почтенной, Кати Толстой… Но в одной из своих статей Михаил Яснов вспоминает, что в редакции «Костра», где так долго работал Махотин, вся стена около его рабочего места была увешана фотографиями: «Это были персонажи стихов и рассказов Сергея Анатольевича».

Читатели и слушатели, ставшие персонажами. Персонажи, ставшие читателями и слушателями.

В новом сборнике почти каждое стихотворение – подпись к фотографии. Хотя здесь это скорее два равноправных текста, соединенных в одну книгу. Не так давно мы уже читали такую же необычную книжку-картинку Сергея Махотина и художника Андрея Аринушкина, там текст и картинки взаимодействовали похожим образом, хотя авторы у них были разные (см. Марина Аромштам «Художник против писателя?»)

Стихи, вошедшие в книгу «Сто бумажек от ирисок», публиковались раньше в других сборниках и в журналах, но звучат они по-новому – и потому, что иначе собраны, и из-за взаимодействия с фотопортретами детей. Еще одно измерение добавляет небольшой самостоятельный текст – список названий фоторабот: возвращаешься к фотографии рядом со стихами «Вот так встреча!», а фотоснимок, оказывается, называется «А я ему как дал!». Или читаешь стихотворение «Застрял» и уже знаешь, что фотография рядом названа «Пятерка за диктант».

Первая часть сборника, дошкольная, пронизана радостью открытия: «Я открыл, что я живой!» Тоже прыжок во вселенную, не меньше гагаринского, только не такой заметный для окружающих. В этой вселенной столько всего разного: от муравьев до маминой командировки. Здесь уже есть и предвкушение будущего («Счастливо», «Хорошие профессии»), и радость слоняться без цели, непонятная занятому папе. И наоборот, непонятное удовольствие, которое мама с папой получают в зоопарке, где звери сидят взаперти:

Как плохо львом и тигром быть –
Не поиграть и не побегать…
Мне надоело здесь ходить!
Хочу домой! Хочу обедать!

На развороте рядом не детская фотография, а черная клетка, черные силуэты больших взрослых и очень маленького, тоже как будто пойманного, человечка.

Герои первой части книги переходят во вторую, как из детского сада в школу.

Они стали взрослее и сталкиваются теперь с другими проблемами:

...Звенел клинок,
Скакал стрелок,
И волновался зал.
А я все думал про урок,
С которого сбежал.

Или:

Что ему кол – роковая оценка,
Если на свете есть Люда Луценко!

После всех детских фотопортретов не ожидаешь вдруг увидеть пирата – рисунок, открывающий вторую часть. «Поверьте, пожалуйста, мне», – написано под ним. Он стоит на заглавной букве: П – пират, как в азбуке. Это персонаж той, дошкольной части, но просьба – уже совсем взрослая (сколько бы лет ни было тому, кто просит). Пират – тот же самый подросший мальчишка, который вышел из игры, чтобы решать задачки, а придя в школу, обнаружил, что забыл дома тетрадку:

Всего-то обидней, что я не соврал.
Вчера я с ребятами не доиграл –
Задачи решал,
И числа дробил,
И – надо же! –
Дома тетрадку забыл.

Забыл «доказательство». Хватит ли доверия, чтобы поверили без доказательств?..

Одна из грустных фотографий в первой части называется «Почему взрослые всегда врут?». «Всегда» – это уже от разочарования, но благодаря названию второй части потребность в доверии, в том, чтобы поняли, захотели поверить, кажется ключевой темой книги.

Вот еще интересное пересечение: фотография, документальный кадр как доказательство. «Я видел живого Юрия Гагарина! – рассказывает Сергей Махотин в самом начале: – Он жил в санатории “Россия” и спускался на пляж. А мы, накупавшись, возвращались домой. Моя соседка по дому, маленькая и тощая Светка Миронова, открыла рот от изумления. А Гагарин поднял её на руки и провозгласил, оглядывая сопровождающих: «Вот наше будущее!» Защёлкали затворы фотоаппаратов. Мы долго ждали, когда фото появится в газетах, потому что во дворе нам не верили: «Ну да! Будет Гагарин голую Светку поднимать. У неё ноги грязные». Фото, к сожалению, так и не появилось. Наверное, из-за ног. Потому что Светка была не голой – в трусах».

Мог бы быть исторический кадр, но – не случилось, не появился в газетах, осталась одна история, которую теперь, как эстафетную палочку, писатель передает дальше. «Вот наше будущее!» – цепочка плетется дальше, эта история рассказана новому будущему – слушателям, читателям этих стихов.

В анонсах и аннотациях ее уже успели окрестить «портретом поколения», и эта аналогия действительно напрашивается, когда листаешь фотопортреты. Звучит внушительно, впрочем, об этом стихи в книге тоже есть:

Петров сказал:
– Орлов – дурак!
И показал ему кулак.

– Вы не воспитаны, увы, –
Вздохнул учитель пения. –
Мы были вежливей,
Но вы –
Другое поколение...

И то, что наш
Четвёртый класс –
«Другое поколение»,
Произвело на всех на нас
Большое впечатление!

Махотин-фотограф – наблюдатель и художник. Махотин-поэт – и наблюдатель, умеющий поймать переживание, запомнить деталь, и художник, умеющий пойманное передать новым языком, и – всегда – соучастник переживания. Не взрослый, наблюдающий за детьми, а ребенок, рассказывающий взрослым о том, что с ним происходит.

Когда Сергей Махотин вспоминает о том, как он нашел свою интонацию, он именно так это и определяет: «Какое это было счастье – заговорить своим голосом! То есть голосом мальчишки, который все эти годы жил внутри меня».

Дарья Маркова