Я собираю детские книги, посвященные этой теме, – с тех пор, как она по-новому обозначилась в литературе. Классическая литература девятнадцатого века позволила себе заговорить с детьми о «встрече» со смертью ‒ вспомнить хотя бы «Гуттаперчивого мальчика» Д. Григоровича или «Детей подземелья» В. Короленко. Но там тема смерти вплеталась, по преимуществу, в тему «униженных и оскорбленных». «Лев и собачка» Толстого, наверное, стоит чуть особняком, хотя оба героя этого шедевра (потрясающего своей жесткостью и неумолимо точным описанием реальности) сосуществуют в клетке – в условиях, пренебрегающих их естеством и сокрушающим достоинство.

Современные книги пытаются говорить с детьми о смерти совершенно иначе, с иных позиций. Это ответы на детский вопрос «Правда, что я умру?» и подростковый запрос «Объясните мне, что это значит!». Речь идет не о констатации факта и не о том, чтобы читатель «помнил о смерти». Тут решается психотерапевтическая задача: нужно помочь ребенку назвать все своими словами по отношению к самому себе ‒ и помочь «преодолеть» открывшееся ему знание.

Собственно, это общая характеристика любого возрастного кризиса (в том числе, и кризисов взрослых), когда человек ощущает приступ тревожности в связи с обострением чувства собственной конечности и должен заново «договариваться» с самим собой по этому поводу.

Все детские книги, которые подступаются к этой задаче, все книги моей коллекции – это книжки-картинки. Сначала я думала, что это следствие моды на визуальное. Потом поняла, что модой объяснение не исчерпывается. Язык вербальный и язык визуальный обладают разной степенью допустимости. Художнику можно то, что автор текста себе никогда не позволит – в силу особенностей слова, его травматичности и разрушительности. И там, где автор должен молчать, художник позволяет себе шутить.

Но книга Фриды Нильсон – совсем не книжка-картинка. Это толстенный роман. И иллюстраций в нем мало.

Когда я его открыла, я испытала шок – настолько неожиданным оказалось повествование.

Я поймала себя на вопросе: «Неужели так можно?» ‒ вот так фантазировать по поводу того, как «там» все устроено?

Потом появилось ощущение, что книгу невозможно закрыть, невозможно бросить. Что она тебя затянула – своей странностью, непредсказуемостью и неожиданным поворотом в разговоре на тему о смерти.

Сюжет-то приключенческий! И при всей своей странности он отсылает к старым бродячим сюжетам о путешествии в Царство смерти. Не первый раз герой истории отправляется в иной мир, чтобы вывести оттуда любимого человека. Это же главный мотив каждой волшебной сказки (смотри Проппа).

Но если бы нужно было вписать роман Фриды Нильсон в какой-то ряд, я бы поставила рядом с ним «Синюю птицу» Метерлинка и «Снежную королеву» Андерсена. Понятно, что к ним мы уже привыкли. И нам не приходит в голову, что путешествие Герды было путешествием в Царство смерти. И Кай там сидел весь синий, холодный и складывал слово «вечность». «Вечность» в данном контексте ‒ синоним смерти, ведь земная жизнь преходяща!

Но Снежная королева, в традициях романтизма, поражает своей красотой. Как и Царица Ночи у Метерлинка.

А Господин Смерть у Фриды Нильсон… Он ужасно всем нравится. Всем, кто его окружает. Всем, кто ему подчинился и живет теперь в его владениях. И герой книги, маленький мальчик, видит и чувствует, как велико очарование этого Господина. Но он видит и то, чего не замечают другие: Господин Смерть неопрятен. Он ест руками, от этого у него липкие пальцы. И вся его одежда, издали кажущаяся богатой, в несмываемых жирных пятнах. Господин Смерть обожает сладкое и проявляет при этом жадность и ненасытность. Если честно, временами он просто отвратителен… Его называют добрым, но он может быть страшно жестоким…

И он мужского пола…

Взрослый, наверное, может воспринять это как метафоры. Но они очень точно передают сложные отношения между ребенком и… взрослым – в тот момент, когда у ребенка начинает развиваться критичность по отношению к родителям и педагогам.

В мире, где правит Господин Смерть, нет ничего романтичного. Там живут какие-то странные существа – племена антропоморфных свиней, собак и полуптиц. Они постоянно устраивают между собой разборки – разрушительные, кровавые. И все ради того, чтобы быть чуть ближе к своему Господину. Но ведь они и так живут в его владениях. И все они – бессмертны! Точнее, им не грозит умереть – ведь они уже умерли.

Владения Господина Смерть – это смесь из обрывков ночных кошмаров, где реальные детские переживания путаются с фантастическими. А они, в свою очередь, отсылают к древним языческим представлениям, полным оборотней-богов с головами животных.

Так ведь за хрупкой и тонкой гранью сознательного в каждом из нас обитают чудовища! Только не каждый способен это признать.

Однако если взрослый не хочет об этом знать, если ночные страхи и вопросы ребенка о смерти остаются за гранью его восприятия, то ребенок-то в этом не виноват!

Фрида Нильсон не зря выбрала жанр фантастического приключения. В отличие от неумолимого реализма («Потом он обнял лапами мертвую собачку и так лежал с ней пять дней. На шестой день лев умер.»), фантастическое приключение позволяет автору привести своего героя к победе.

Но Фрида Нильсон постаралась придать этой победе «понятный» и «объяснимый» характер: такое тоже случается. Пусть изредка, но случается: мама может «вернуться» из тяжелой болезни.

Автор знает, что дети пытаются выстраивать психологическую защиту от «Господина Смерть», и им нужна в этом помощь.

Возможно, они найдут ее в этой книге.

Марина Аромштам