Устраиваем домик

Тридцать лет назад, когда мне было пять лет, мы жили в 15-метровой комнате огромной ленинградской коммуналки, и я мечтала о маленьком собственном домике. И родители мне его сделали, умудрившись выгородить какой-то метр пола возле дивана и обложив его по краю подушками. Я обожала прятаться туда от всех родных и гостей и рассматривать открытки. Теперь моему сыну пять лет, и ему тоже домик оказался жизненно необходим. К счастью, помня о своем детском опыте, я заранее предусмотрела возможность его обустройства. Несколько лет назад, когда Лёня психологически дорос до сна в отдельной комнате, мы купили ему кровать-чердак. Спальное место находится наверху, под пологом со звездным небом (Лёня еще украсил его своими рисунками и витражами), а внизу – пустое пространство. Именно там Лёня и соорудил себе домик. Вытащив оттуда корзины с игрушками, он сначала вымыл там пол и вытер стенки. Постелил коврик из большого старого платка. Повесил вместо двери кусок старой шторы. Натянул ленты и скакалку – это электрические провода. Вместе с папой укрепил на стене лампочку, вставив в абажур надпись «Здесь живет Лёня».

А я достала с полки повесть Татьяны Александровой «Домовёнок Кузька», поскольку мне неизвестна никакая другая книга, которая так точно и красиво соответствовала бы детской потребности в домоустроении. Ее мы читаем уже второй месяц – так долго получилось потому, что когда мы дошли до самого конца, Лёня попросил прочитать все снова.

Татьяна Александрова сумела вписать русскую традиционную культуру в современное городское сознание. История начинается с того, как девочка Наташа обнаруживает в своей новой квартире, под веником, какого-то мохнатика: небольшой, лохматый, в красной рубахе, блестит глазами и молчит. «Может, это ёжик? А почему он одет и обут, как мальчик? Может, ёжик игрушечный? Завели его ключом и ушли. Но ведь заводные игрушки не умеют кашлять и так громко чихать!» Это оказался домовёнок Кузька, который рассказывает Наташе историю того места, где теперь стоит ее дом. А история эта полна захватывающих приключений: Кузька оказывается в доме Бабы Яги, становится другом молодого и старого Лешего, встречается с Кикиморами, теряет и находит свой сундучок со сказками…

Книга насыщена фольклорными словечками, пословицами и прибаутками, приметами. Когда мы начинали читать, я боялась, что Лёне это все будет скучно – но я глубоко ошиблась. Конечно, он не все понимает: мы с ним обсуждаем, что такое коврижки и чугуны, что значит «седьмая вода на киселе» или «пора и честь знать», почему спят на лавках. Некоторые слова переходят в активный словарь Лёни: например, фирменное кузькино «олелюшечки» в нашем доме теперь обозначает сладости с кремом, вроде пирожных или тортов.

Дома для настроения

Книга Татьяны Александровой состоит из трех частей, и одна из них называется «Кузька у Бабы Яги». Оказывается, у Бабы Яги в лесу есть дом для плохого настроения: в нем всё грязное, немытое, паутина по углам и дым вокруг - топят там по-черному. Стоит эта курная изба на курьих ножках, а вокруг поганки растут. В этом доме Баба Яга – злая, вредная, грубая, всех съесть хочет. Но есть и второй дом, для хорошего настроения. К нему ведет золоченый мост с бубенчиками, и никаких куриных ног нет – настоящий теремок, с ковровой дорожкой к крыльцу, розами, да дым из трубы бежит завитушками! Крыша из коврижек и коржиков, ставни вафельные, окна леденцовые, вместо порога пирог. И Яга здесь ласковая, добрая, всех обихаживает, закармливает. И так хорошо жить Кузьке в этом доме, что стал он настоящий «бабёныш Ягёныш»…

Мне самой так понравилась эта идея разделения домов, что я стала искать информацию о Татьяне Александровой – и нашла очень живые и трогательные воспоминания о ней, написанные ее мужем, детским поэтом Валентином Берестовым, стихи которого, кстати, мои дети очень и очень любят. Оказалось, что два дома Бабы Яги – это наследие Елены Поленовой, сестры знаменитого художника, которая в своих живописных работах добавляла к известной сказке еще одну, собственного сочинения…

Лёня тоже очень воодушевился домами для разного настроения. В свой домик он прячется и когда на всех злится, видеть никого не хочет, и когда радостен и подарки родным готовит. Но вот как-то вечером на Лёнином доме появилась надпись: «Дом для трудного настроения». Я спросила, что это значит: мне казалось, что трудное настроение – это какое-то сложное настроение, скорее плохое, чем хорошее. Но Лёня ответил: «Трудное – потому что я там тружусь. Дел у меня там очень много, работы всякой». Оказалось, что трудное настроение – это настроение трудиться.

Делаем домового

Вчера на прогулке Лёня полчаса собирал клевер, листья, траву, раскладывал их по кучкам, а затем положил в большой пакет. Я поинтересовалась, зачем ему все это надо. «Секрет. Дома увидишь», – ответил он. А дома я увидела вот что. У нас на балконе хранится стопка ненужных коробок самых разных размеров – от обуви, конфет, игрушек, техники. Детям часто требуется что-то куда-то спрятать, устроить коллекцию, вырезать домик или гараж, и в этих случаях коробки оказываются незаменимы. В этот раз Лёня вытащил одну из них, среднего размера, и стал туда аккуратно укладывать свои листья. Оказалось, это кроватка для домового: из травы Лёня сделал матрас, из клевера – подушку, а листики – одеяло. Саму коробку обклеил упаковочной бумагой, которая осталось от недавнего подарка бабушки.

«А где же сам домовой?» – спросила я. Грустно покачав головой, Лёня ответил, что нет у него пока домового, вот он и сделал ему кроватку – вдруг придет откуда-нибудь? Я предложила использовать в качестве домового любую мягкую игрушку. Лёня отказался: новому дому нужен новый домовой. И тогда я предложила ему самому сделать домового. Глаза у Лёни загорелись, и мы начали подготовку к шитью. Из мешка с лоскутками он выбрал самую незаметную ткань (объяснив, что домового должно быть не видно), подобрал нитку под цвет ткани. Нарисовал на картоне силуэт домового, сам вырезал, я помогла ему перенести этот силуэт на ткань и вырезать уже из ткани. Затем мы начали сшивать две части: Лёня сделал половину, устал, я закончила. А затем начался самый интересный этап, в котором активное участие принимал Платон, – дети набивали фигурку ватой. В книжке часто подчеркивается, что Кузька – очень упитанный домовой. Мальчикам очень нравилось это слово – упитанный, и, заталкивая вату, они всё спрашивали меня: а теперь он упитанный? А теперь? Еще упитаннее?
У Кузьки есть целая куча родственников-домовых с самими невообразимыми именами. «Как же будут звать твоего домовёнка? – спросила я. – Вуколочка? Сосипатрик? Афонька?» «Его зовут Подарочек!» – твердо заявил Лёня. И вырезав из бумаги буквы, приклеил их к крыше кроватки.

«Чадушко мое бриллиантовое, драгоцунчик мой яхонтовый…»

Домовёнок спит в своей кроватке, которая установлена в уголке лёниного домика. Мне иногда кажется, что Лёня давно забыл про Подарочек – из коробки тот не вылезал уже несколько дней. Но Лёня поясняет: домовята мамам не показываются! Они только по ночам выходят и домик берегут-стерегут. Я замечаю, что каждый вечер перед сном Лёня заглядывает в коробку с Подарочком и что-то тихо говорит…

А еще перед сном мы читаем – конечно, про Кузьку. И после книжки Лёня устраивается у меня на коленях и просит: поласкай меня, пожалуйста, только говори не так, как обычно, а как в книжке написано. А в книжке-то Баба Яга здоровается с Кузькой и его другом лешим Лешиком: «Здравствуй, внучек мой бесценный! Яхонт мой! Изумрудик мой зелененький! Родственничек мой золотой, бриллиантовый…. Такой красивенький, ну прямо малина, сладка ягода. Ах ты, ватрушечка моя мяконькая, кренделёчек сахарный, утютюшечка драгоценьнький!» До этого вечера я была убеждена, что уж чем-чем, но телесными ласками, обнималками-целовалками Лёня точно не обделен. Видимо, я была не права: такого счастья много не бывает. И какими бы приторными и наигранными ни казались мне «ласковости» Бабы Яги, ребенку они зачем-то необходимы. Спасибо за урок, Баба Яга.

Анна Рапопорт