Это, безусловно, правильно – наличие выбора, возможность найти книгу именно для своего ребенка с его особенностями. Более того: количество этих книг должно и будет увеличиваться, пока существует такой праздник – Новый год. Один из немногих, по отношению к которому в обществе существует консенсус. И все в общем и целом согласны: нужно создавать друг другу новогоднее настроение и дарить подарки.

Но авторам, конечно, непросто в такой ситуации. Тема-то как разработана! Некоторые образы скоро признают архетипическими. Оживающие елочные игрушки, к примеру.

И чтобы решиться оживить какого-то елочного зайца, причем – одного-единственного, нужна смелость.

Ну и на что этот заяц способен – пусть и с морковкой, но с оторванной пуговицей на лямке комбинезона?

Да его, оказывается, избрали дарителем новогоднего счастья! Только об этом мы узнаем не сразу.

Сначала мы «видим» Деда Мороза и Снегурочку рядом с елкой, на которой висит игрушечный заяц. Мы не знаем, откуда они появились и где в данной момент находятся. От них, очевидно, исходит волшебная сила, потому что заяц «вдруг» слез с елки – и оказался перед Дедом Морозом и Снегурочкой. И те ему что-то прошептали. Что именно – тоже неизвестно. Но при этом у Деда Мороза блеснули в бороде звездочки. Всего один раз! Но, может, именно поэтому звездочки оказываются для читателя такими яркими и «говорящими».

После этого заяц начинает спешно куда-то собираться и набивает свою сумку (сумка – изначальный атрибут зайца, как морковка и отсутствующая пуговица) довольно странными предметами, вроде кружочков конфетти, хвойных иголок и «серебристой дождинки». Дождинка на первый взгляд кажется чем-то романтичным. Но если вдуматься, то это, видимо, обрывок «дождика» – то есть относится к категории «мусора», как использованные конфетти и иголки.

Заяц уходит.

Снегурочка при этом всплакнула. Почему – непонятно. (Хотя взрослый, возможно, и догадается, что автор передает ему привет.)

Все происходящее описывается короткими предложениями с прозрачным синтаксисом. Каждому предложению отводится отдельная строка. В результате текст приобретает такую динамику и такой ощутимый ритм, что неудержимо стремится стать стихотворением:

Заяц качнул ногой.
Зашуршали ветки.
Посыпалась хвоя.
Зайца шатнуло вперед-назад,
а потом закрутило на месте.
Заяц засмеялся.

Попались бы эти строчки на глаза Корнею Чуковскому, он захотел бы обнять автора: вот он, «принцип глагольности», во всей своей красе и наглядности! В каждой строке описано действие. Каждую строчку можно нарисовать. Как… Как в комиксе.

Но этого Чуковский, конечно, не говорил. Однако динамичность повествованию придает именно это его качество.

И вот парадокс: текст – само действие, даже множество действий. А произошло всего лишь вот что: на елке висел игрушечный заяц. А потом он ожил и слез с елки.

Но такое изложение убивает всякую интригу. Из него улетучивается недоговоренность. А именно недоговоренность, которой наполнены простые короткие предложения, и рождает атмосферу загадочности и напряженного ожидания: что будет?

То, что случается дальше, можно было бы «предвидеть». Читатель вправе ожидать, что мусор в сказке – сродни тыкве, способной превращаться в карету. Что перечисленные предметы рано или поздно должны будут «выстрелить». Но это – опытный читатель, уже не один раз «переживший» феномен подобного превращения.

Для малыша, конечно, все несколько неожиданно. И, может, сложновато: за каждым «превращением» стоит емкая метафора. Результат есть, пусть его волшебность и не совсем очевидна. Но это с лихвой уравновешивается общим напряжением: почему-то за зайца немного боязно (зря что ли Снегурочка всплакнула?). Хотя что ему может угрожать? Но ведь он все время вынужден вступать в «отношения» с какими-то незнакомыми людьми, не без странностей. И кроме того, он такой маленький (это видно по картинкам), а встречные – такие большие…

Хорошо, что он, наконец, раздал все свои «сокровища» и может вернуться «домой». Дед Мороз и Снегурочка еще там, ждут его. Помогают забраться на елку – и…

И на этом их роль заканчивается. (Куда они деваются? Они еще «здесь» или их уже нет?)

А заяц… Он снова стал обычной игрушкой? Или остался «живым»? Неизвестно.

Но его ждет еще одно важное дело.

Важнейшее.

Заяц достает из сумки наручные часы, которые получил в подарок от одного из встречных. Эти часы, мы помним, сломаны. Но заяц их заводит! И часы начинают тикать.

Мы почти не успеваем понять, что это волшебство.

История заканчивается. Заканчивается ударной фразой:
«И настал Новый год».

Ком в горле.
Никак не могу понять, откуда он берется, этом ком.

Я такой реакции на детские книги немножко боюсь: вдруг ком в горле у взрослого – признак «недетскости» книги? Эмоциональность-то разная!

Мне книга нравится именно за этот ком. А если ребенок ощущает происходящее по-другому, что тогда?

Тогда нужно уповать на то, что повествование все же возьмет его в плен ритмом, заворожит недосказанностью и неясностью происходящего. Что ребенок почувствует сложность текста (на первый взгляд – совсем простенького, проще не бывает).

Но разве не так мы и воспринимаем нашу жизнь?

Марина Аромштам