О сложном всегда можно рассказать просто. Эта мысль поддерживала меня, когда я собралась почитать «Понятную философию» с шестилетней Катей. В конце концов, если философствовать у нас не получится, будем просто разглядывать забавные иллюстрации Свена Нурдквиста…
Правда, я бы так и не решилась предложить Кате эту книгу, если бы накануне она не показала мне свой схематичный рисунок с концентрическими кругами. На нем был маленький кружочек («Это наш дом», – объяснила Катя), вокруг него еще один, побольше («Наша страна, Россия»), вокруг ‒ еще один («А это наша планета») и вокруг него ‒ самый большой («Космос!»).
– А дальше? – спросила Катя, с надеждой глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Дальше-то что?
– Ну, давай вместе подумаем, – промямлила я, в свою очередь с надеждой глядя на лежащую у меня на столе «Понятную философию». – Пофилософствуем…
– Как это?
Я раскрыла книгу, и мы тут же умилились маленькой собачке, пинающей большой апельсин. Перелистнув страницу, я пробежала глазами первые абзацы и объявила:
– Вот тут написано, что философствовать ‒ это значит задавать вопросы о себе и о мире.
На развороте разные герои размышляли над трудными вопросами: «Что есть истина?», «Что такое счастье?», «Что хорошо, а что плохо?» и многими другими. Собачка, к нашему удовольствию, там тоже была и размышляла. А меня мучил свой собственный трудный вопрос: как читать такую книгу с шестилетней девочкой? Если дословно, постранично, она все-таки заскучает…
– «Думайте и меняйте мир», – вслух прочитала Катя один из заголовков. – Если думать, можно попасть в другой мир, да?
– Не совсем, просто твой мир поменяется, – ответила я.
– А про что надо думать? – не поняла Катя.
– Ну, допустим, мы с тобой хотим испечь пирог… – я решила начать издалека.
– Ой, правда хотим? – оживилась она.
– Ну, мы пока философствуем, – поспешно сказала я. – Все начинается с мысли. С мысли о пироге, например.
– Мысли меняют мир, – продолжала я, снова заглянув в книгу. – Вот смотри, что мы видим вокруг нас, в комнате?
– Диван! Стол! Стул! Лампу! И вазу! – с готовностью перечислила Катя.
– И все это когда-то придумали люди, – подхватила я. – Какой-то человек сидел-сидел на полу, ему жестко было и холодно, и у него появилась мысль о стуле. А потом он этот стул взял и смастерил!
– А я могу придумать то, чего не было? – заинтересовалась Катя. – Или всё придумали уже?
– Точно можешь, – пообещала я.
Способ чтения «Понятной философии» для нас был найден: часть текста я зачитываю из книги, часть – пересказываю своими словами, и мы вместе это всё обсуждаем.
– «Откуда же берутся все наши знания?» – прочитала я. – «Подумайте сами, прежде чем читать дальше».
Катя тут же выдала предсказуемое:
– Из компьютера!
Подумав, к источникам знаний она добавила книги, маму, папу и тетю Таню, то есть меня. Сердце мое возликовало, конечно, но пора было двигаться дальше. Снова сверившись с книгой, я попробовала Кате подсказать:
– Это всё источники знаний снаружи, внешние, понимаешь? А как ты сама что-то узнаёшь? Ну, например, что зимой бывает снег, а летом листья зеленые…
– Я это вижу! Когда в парке гуляю.
Так мы легко и естественно перешли к чувствам, памяти и разуму. Больше всего Катю заинтересовали чувства. Мы пересчитали их («Зрение, слух, вкус, обоняние, осязание – пять!») и нашли у самих себя глаза, уши, рот и язык, нос, кончики пальцев. А потом, вооружившись тремя мисками, провели предложенный в книге эксперимент. Одну руку Катя опустила в миску с холодной водой, другую – с горячей (умеренно горячей, конечно, не с кипятком). И затем погрузила обе ладони в миску с теплой водой. Для замерзшей руки она показалась горячей, а для разгоряченной руки – холодной!
– Чувства… врут? – неуверенно заметила Катя, вытирая обе руки полотенцем.
– Иногда, – кивнула я. – Вот тут написано, что философы различают мир как таковой и то, каким мы его видим. Одно и то же каждый воспринимает по-своему.
На Катином лице на секунду отразилось непонимание, но нам тут же помогла картинка с какашкой и слетевшимися к ней мухами. Катя морщилась, а мухи на картинке восклицали: «Объедение!»
Тема того, что все относительно и истина субъективна, продолжилась и в следующем разделе – «Что такое время?». Катя вспомнила, как накануне в садике, во время прогулки, ждала своих родителей (они должны были забрать ее пораньше, чтобы вместе поехать в гости), и прогулка тянулась ужасно долго. Хотя обычно, когда она вместе со всеми играет и бегает, прогулка пролетает быстро и заканчивается всегда раньше, чем хочется.
Далее шел раздел о морали, и там я, признаться, пропустила фрагменты «Ложь во спасение» и «Можно ли воровать». В книге к этим непростым темам подход тонкий и деликатный, с открытыми вопросами типа «А вы как думаете?». Но, принимая во внимание Катин возраст, я все же решила: подрастет – разберется с нюансами, а пока оставим ей незыблемые «врать нельзя» и «брать чужое нельзя».
Зато мы толково, подробно поговорили о правилах.
– Дорогу переходить на зеленый свет, руки мыть, здороваться… – по моей просьбе вспомнила Катя.
– А есть еще и моральные правила, – продолжила я. – Знаешь, что такое мораль?
Полушутливо обменявшись разными вариантами ‒ от «это когда кто-то сильно измазался» (имелась в виду некая «мараль», видимо) до «это в баснях в конце», ‒ мы сошлись на формулировке из книги: «Что такое хорошо, а что плохо». Заодно я продекламировала Кате хрестоматийные стихи Маяковского, которых она, как оказалось, раньше не слышала. Я опасалась, что мне придется искать какой-то простой способ объяснить слово «октябрята», но мою слушательницу неожиданно заинтересовали строчки: «Если ветер крышу рвет, если град загрохал, каждый знает – это вот для прогулок плохо». Дело в том, что Катя обожает гулять под дождем (в соответствующей одежде и обуви, разумеется) и особенно любит, если повезет, собирать и разглядывать градины. Так наша беседа все же вырулила от незыблемости правил к их относительности.
Следующая мысль из книги, прочитанная мною вслух и заставившая нас с Катей надолго задуматься, звучала так: «Надо совершать такие поступки, чтобы в мире стало как можно больше счастья».
– Что бы мы с тобой сделали, чтобы наши друзья, например, порадовались? – спросила я у Кати вслед за автором Петером Экбергом.
– Может, все-таки пирог испечем? – неуверенно предложила она.
Художник Свен Нурдквист на первый взгляд был с нами солидарен: на картинке женщина держала в руках блюдо с тортом.
– А почему они не радуются? – удивилась Катя, имея в виду троих сидящих за столом.
– А они, наверно, не любят сладкое, – предположила я.
– Точно! Надо у человека спросить, что он любит, и потом уже его осчастливливать! – сделала Катя свое собственное открытие ‒ по-моему, одно из важнейших в области человеческих отношений.
Еще больше, чем тема чужого счастья, озадачил нас следующий философский вопрос, вынесенный на отдельную страницу: «Чего нельзя сделать с мыслью об апельсине?».
Мы вопросительно уставились друг на друга.
– Спать нельзя? – предположила я. – Когда мы спим, мы же не думаем ни о чем. И об апельсине тоже.
– Нельзя есть лимон! – выдвинула свою версию Катя. – С мыслью об апельсине нельзя есть лимон!
– Подожди, подожди, – пробубнила я, глядя в книгу. – Мы с тобой не поняли вопрос! Мысль об апельсине – в смысле, воображаемый апельсин. Тут написано, что его нельзя очистить, попробовать, кинуть…
– Можно! – решительно возразила Катя. – Только воображаемо!
– Да, у себя в голове. Но вынуть его из головы и по-настоящему все это проделать не получится, – продолжила читать я. – Потому что мысль нематериальна. И она существует не так, как физические предметы – стол, стул, вазочка…
– Она существует в мозгах! – радостно согласилась Катя, кивая на картинку с мозгом и подсоединенными к нему проводками. И вдруг придвинула к себе свою собственную картинку с кругами, почему-то именно сейчас вспомнив о ней.
– Ну так что дальше космоса? – повторила Катя первоначальный вопрос, с которого у нас всё и началось.
Я нервно перелистнула страницу, но оказалось, что книжка кончилась. «Думайте сами! – сообщила нам надпись на последней странице. – Удивлению и любопытству нет предела!»
Татьяна Бобрецова
_______________________________________
Петер Экберг
«Понятная философия с Петером Экбергом и Свеном Нурдквистом»
Художник Свен Нурдквист
Перевод со шведского Елены Серебро
Издательство «Альбус корвус», 2018