«Ничего не читает! – жалуется одна мама. – Я его и уговариваю, и заставляю. И “игрушки” от него прячу. И телевизор выключаю. А отец даже за ремешок пару раз брался… Ничего не меняется! Вот и в школе дела хуже некуда».

«Целый день сидит, уткнувшись в планшет. Хоть бы книжку взял почитать…» – рассказывает другая.

«Он читает какую-то дрянь! Это недопустимо! Мы в его возрасте читали совсем другое!» – возмущается третья.

В ответ на реплику первой мамы хочется воскликнуть: пуcть не читает! Не надо! Только уберите подальше ремень! Представления этой мамы о «прекрасном» содержат явный диссонанс: чтение, вроде бы, культурное занятие, а к нему принуждают насильственными методами, которые принадлежат «другой жизни».

Кроме того, эта мама явно подменяет одну проблему другой: ее волнует не чтение. Ее волнуют школьные проблемы ребенка. «Хорошие» дети обычно читают книги – и хорошо учатся. Видимо, существует какая-то связь (не без мистического оттенка) между чтением и успеваемостью. И маме кажется, что превратить ребенка в «хорошего» можно механически, путем некоторых простых и понятных действий: выпороть, потом усадить на стул (если он после порки сможет сидеть на стуле) и всучить ему в руки книгу. И пусть читает, зараза! Пусть набирается знаний. Пусть только попробует принести очередную двойку!

Чтение – действительно фундаментальный навык, лежащий в основе обучения. Без умения читать невозможно школьное обучение. Но не всякий «грамотный» ребенок читает книги. Самостоятельное чтение – это некая важная «побочная» деятельность ребенка, напрямую не связанная со школой и требующая специального взращивания.

Вторая мама тоже использует фразу «ничего не читает» как камуфляж другой проблемы. Что-то ее не устраивает в поведении ребенка. Возможно, ребенок, с ее точки зрения, не выглядит достаточно успешным. Этой маме тоже хочется, чтобы ребенок изменился – хотя бы внешне. Мама знает, что «чтение развивает» и что «надо читать». Но когда ребенок последний раз видел ее саму с книгой? Никто не спорит: она ужасно устает. И после работы единственное, на что ей хватает сил, плюхнуться в кресло перед телевизором – и ни о чем не думать. И папе (если он есть) тоже не до чтения. Папа расслабляется с помощью компьютерных игр. Почему же ребенок должен расслабляться как-то по-другому? Он всего лишь берет пример со взрослых. Он тоже устает. Его тоже «достают школьные проблемы». Все ссылки на то, что в его возрасте родители якобы читали, не работают. У родителей «в его возрасте», возможно, не было других способов расслабляться. Да и почему он должен верить, будто бы они когда-то (сто лет назад) что-то там читали. К тому же, если чтение – исключительно «детское занятие», вряд ли можно испытывать к нему уважение.

На вопрос: «Читаете ли вы сами?» – какая-то мама ответила: «У меня нет времени. Выйду на пенсию – буду читать». Но тогда оставьте такую же возможность ребенку. Вот он выйдет на пенсию – и тоже будет читать.

Если чтение не является частью уклада семьи, родительское желание видеть ребенка читающим чаще всего носит утопический характер. Конечно, бывает, что у нечитающей мамы вырастает читающий ребенок. А бывает и наоборот. Но это скорее исключения из правила.

Третья мама как вроде бы должна радоваться: ее дочь читает. Однако маме этого мало. Маме хочется, чтобы девочка не просто читала, а читала определенные книги, «мамины». Но может ли мама поручиться за каждую книгу, прочитанную в детстве, что та соответствует ее собственным сегодняшним высоким литературным критериям? Неужели среди прочитанного ею в детстве не было того, что она сегодня расценила бы как «литературный мусор»? Или как вещь безнадежно устаревшую? Мне кажется, поколение времен «советского застоя» читало очень много книг, сегодня канувших в лету и преданных абсолютному забвению. Мама скажет, что речь идет не об этом, а том, что теперь причислено к разряду «классики». Но ведь нельзя отрицать, что литературный вкус «причисляющих» сформировался, в частности, и на том, что сложно не назвать «дрянью». А вдруг они где-то ошиблись, и через поколение список «классических произведений» будет переосмыслен?

Никто не спорит: книги, читаемые из поколения в поколение, играют важную роль связующих нитей. Через них передается определенный набор переживаний, ценности и язык, который мы хотим разделить со своими детьми. Но ведь дети принадлежат своему времени. И книги для них – средство общения не только с родителями, но и друг с другом. А у каждого поколения свои знаковые книги. Прочитать ту или иную книгу часто важно, чтобы тебя опознавали как своего в подростковой среде.

Правильно ли, что взрослые узурпируют право выбора и оценки книги? Почему не сделать допущение, что мироощущение другого поколения выражается с помощью других книг? Тех, которые родители не читали? Просто потому, что этих книг во времена их детства еще не было?

Выясняется, что в слова «мы хотим, чтобы дети читали» каждый из нас вкладывает свой смысл.

Я хочу объяснить, почему для меня важно, чтобы ребенок читал.

В 2006 году на русский язык перевели сборник статей французских ученых «История чтения в западном мире». Описанные в ней исследования и открытия поражают воображение – просто переворачивают наши привычные представления о мире.

Всем нам известно, что в течение миллионов лет люди жили без письменности – без книг и без чтения. Но даже когда письменность появилась, даже когда ее существование уже исчислялось веками, люди читали совсем не так как сегодня. Это очень сложно представить. Сложно представить, что древние греки, например, не знали того способа чтения, который известен нам. Для них умение читать не являлось чем-то необходимым. Даже для философов. И чтения «глазами» для удовольствия в течение нескольких веков не существовало. Это были времена «устной культуры». Греки обучались наукам «с голоса». И многое со слуха заучивали наизусть. Древнегреческое письмо не знало пробелов между словами, знаков препинания, заглавных букв, деления на абзацы. «Разделить» текст на смысловые элементы можно было только с помощью голоса, с помощью «озвучивания». Этим умением – разбирать написанное и воспроизводить его вслух – владели некоторые специально обученные рабы. Они и читали своим господам вслух.

Древние греки в период поздней античности, и тем более римляне уже не гнушались читать тексты самостоятельно. Но тоже вслух и непременно в каком-нибудь публичном месте. В римской бане, к примеру. Собравшиеся делили друг с другом удовольствие от купания, от напитков и яств – и от чтения. Чтение вслух было формой совместного эстетического переживания.

Чтение «глазами», или «чтение про себя», возникает в эпоху христианизации Европы и развития монастырской культуры. Для монахов чтение Священного Писания приравнивалось к молитве. Это была форма индивидуального, интимного общения с Богом. Сначала монахи тихо «бубнили» текст: способ письма еще не позволял перейти к беззвучному чтению. Тем не менее, такое чтение было уже «чтением для себя», которого прежние эпохи не знали. Со временем письмо (способ фиксации текста) подстроилось под нужды читающих «для себя»: появились пробелы между словами, абзацы и знаки препинания. И монахи стали читать беззвучно: возникло «чтение про себя», или беззвучное «чтение глазами».

К началу эпохи Возрождения чтение вышло за пределы монастырских стен. Теперь оно стало индивидуальным занятием, способом личной беседы с великими людьми прошлого, формой индивидуального размышления и индивидуального интеллектуального наслаждения. Чтение стало не просто чтением «для себя», оно получило статус «личного дела», творящегося в индивидуальном пространстве. То есть чтение глазами изначально связано с формированием представлений об индивидуальности и ценности внутреннего мира индивидуума.

Детское чтение – для культуры явление относительно новое. Но смысл его состоит, как мне кажется, ровно в том же, что и во времена эпохи Возрождения, – создавать и структурировать внутренний мир ребенка, способствовать развитию его индивидуальности и человеческой сложности. И при этом чтение нельзя понимать иначе, чем личное дело ребенка. То есть эта «материя» тонкая, не поддающаяся прямому и грубому манипулированию.

Книги, с которыми мы вступаем в общение, открывают нам сложное устройство мира и нас самих. Чем больше людей ценят человеческую сложность, тем меньше ужасных действий совершается вокруг нас.

Других причин, побуждающих меня «бороться» за детское чтение, я не вижу. Но эта причина кажется мне достаточно веской.

Такой взгляд на детское чтение, как мне кажется, и должен служить исходной точкой педагогической стратегии.

Марина Аромштам