Многие из тех, кто сейчас находится в статусе бабушек, в ответ на просьбу назвать произведение детской литературы о маме тут же, без всяких раздумий, с выражением прочитают: «Мамы всякие нужны, мамы разные важны!» И будут правы: михалковское стихотворение «А что у вас?» является хрестоматийным и фиксирует признанное общественное отношение к теме.

Но что это за отношение? Здесь как раз уместен вопрос «чему нас учит автор стихотворения?» – потому что автор совершенно не скрывает своих намерений учить. А учит он ребенка гордиться своей мамой. Предмет гордости – мамина профессия, та «польза», которую мама приносит обществу: «водит самолеты», «шьет трусы», «лечит от кори». Это и является основанием полагать, что «мамы всякие нужны», а вовсе не то, что в мамах нуждаются дети – независимо от их профессий. Тут совершенно незаметно и в то же время совершенно естественно для советской действительности происходит «отчуждение» мамы у ребенка, когда их собственные отношения оказываются как бы неважными.

Другой стороной этого «отчуждения» были многочисленные стихотворения разного качества, которые тоже имели функциональное значение: дети учили их к празднику 8 марта. Самым лучшим детям (послушным и с хорошей дикцией) предоставлялось право продекламировать эти стихи перед публикой на детском утреннике. Это была «декларация» социально одобренного отношения к маме: «Мамочка, я тебя люблю! И пусть все об этом знают!»

Дети, конечно, любят своих мам. Но если «любовь к маме» – это нечто вроде индикатора «хорошего поведения», то публичная демонстрация такой «любви» в каком-то смысле тоже является «отчуждением» мамы.

Такая «разработка темы», очевидно, не предполагает, что между ребенком и мамой существуют свои отношения, и, как любые отношения между двумя людьми, они могут быть отягощены самыми разными проблемами, даже если ребенок маленький. Наоборот, показательный глянец, к которому на протяжении многих десятилетий приобщают разные поколения детей, является жесткой социально-психологической коркой, препятствующей развитию умения всматриваться в себя, видеть в себе разное, в том числе сложное и даже неприятное. А если этого не видишь, то не знаешь самого себя и не понимаешь. И даже и не учишься понимать.

Учитывая наличие такой прочной культурной традиции, неудивительно, что любое отступление от «канона» вызывает раздражение и даже гнев: как так можно! Тут в людях говорит, как правило, эстетическая привычка. И дело не в том, что какая-то тема оказалась сложной для восприятия. Дело в способе видеть, в том, что тема представлена в непривычном ракурсе.

***
В свое время «Сказки про мам» Сергея Седова – первая книга послесоветского периода, нарушившая каноничность этой темы в детской литературе, – вызвала глубокое негодование у части «педагогической и родительской общественности». Но у Сергея Седова, сказочника с выраженным постмодернистским взглядом на вещи, к моменту появления «Сказок про мам» было уже много читателей и поклонников. К тому же эта книга в 2012 году была внесена в список «Белые вороны» Международной мюнхенской детской библиотеки, то есть получила международное признание.

У седовских сказок нет названий. У них есть «зачины» – как и полагается в сказках.

«Жила-была мама…» – первая часть зачина, для всех сказок одинаковая. А вторая часть – «главная характеристика» мамы:

«Жила-была мама. Она была инопланетянкой…»,

«Жила-была мама. А сын у нее был людоед…»,

«Жила-была мама. Она любила прыгать с парашютом…»,

«Жила-была мама. Она была сильная…» – и т.д.

В каждой сказке – своя мама, со своей «главной характеристикой». Сказки коротенькие, каждая описывает «случай», приключившийся с одной из мам, или ее поведение, которое мотивировано исключительно «главной характеристикой»: если мама «злая, крикливая», она злится и кричит, и это является причиной последующих событий. Если мама «жуткая пьяница», она все время пьет водку, а на детей не обращает внимания, и все дальнейшее происходит из-за маминого пьянства. Если мама была «очень смелая, но боялась мышей и крыс», это и станет причиной ее несчастий.

Я не знаю, что побудило экспертов из Мюнхена отметить седовскую книгу. Возможно, они приняли ее за остросоциальную литературу – в силу наличия «мамы – жуткой пьяницы», например. Хотя такая «остросоциальная» заточенность сюжета присутствует только в одной сказке. Но и она, как и остальные тексты, носит пародийный характер. И в некотором смысле их можно считать пародийным парафразом не только так называемых «народных сказок» (Сергей Седов использует характерные приемы «сказывания» – от устойчивых выражений и интонаций до алогичности и непредсказуемости сюжетных поворотов и «выводов»), но и классического советского стихотворения для детей ‒ про то, что «мамы всякие нужны, мамы всякие важны». Да, бывают самые разные мамы. Черт-те какие мамы бывают. И общее между ними лишь то, что у всех есть дети. Не бывает мамы без детей. Но отношения между мамами и детьми могут быть очень странными. Точнее, они только и могут быть странными. Если мама «жила-была», то уже все непросто.

Я считаю, что это был первый и довольно ощутимый удар по глянцевой корке темы «мама».

Правда, понять, с какого возраста можно читать детям «Сказки про мам» Сергея Седова, довольно трудно. Подросткам эта книга, видимо, придется в самый раз. А вот маленьким ‒ к примеру, пятилетним? Пародийный пласт они, скорее всего, не снимут. А это ведь самое главное в седовских сказках.

Тем не менее, если ребенок дошкольного возраста вдруг будет слушать «Сказки про мам», значит, что-то его зацепило. А все, что захватывает внимание ребенка, все, что ему интересно, отвечает его внутренним запросам. Пусть мы и не всегда понимаем, что за этим стоит.

Зато малышам четырех-пяти лет, скорее всего, будет интересно слушать историю французской писательницы Элизы Роси «Куда торопится мама?» (с иллюстрациями Эстель Меенс).

В книге до болезненного точно описывается работающая мама. Не просто работающая, а, видимо, успешная. Но «успешная» не означает, что ей просто живется на свете. Эта мама «всегда ужасно торопится», «не ходит, а бегает», «все делает одновременно». Не один ребенок узнает в такой маме свою, узнает описанные ситуации. И вспомнит, что он чувствует, когда мама опаздывает, нервничает и из-за этого ругается на ребенка. Так что чувства персонажей-детей из этой книги читателю дошкольного возраста будут хорошо понятны. Но дело здесь не только в «типичности» происходящего.

Главное в книге – способность мамы «останавливать время», находить способ «увидеть» своих детей, удивиться им, побыть вместе с ними и ради них, поиграть, вместе пережить какие-то замечательные события. И это «волшебное» умение мамы, эта ее трансформация невероятно радует ребенка, слушающего книгу. Это то, о чем он мечтает. Ему так важно, чтобы мама к нему «возвращалась»! И в книге показано, как это бывает, как это должно быть – когда можно разделить с мамой все, что видишь и чувствуешь. Когда мама на это настроена, когда мама существует только ради тебя и для тебя.

«Мамин ключ» Изабель Флас (с иллюстрациями Анник Массон) – история гораздо более драматичная. Хотя никаких особых ужасов в ней, вроде бы, не происходит. Мама выходит в магазин и забывает ключ. А три ее сыночка (самый старший, видимо, уже учится в школе) решают, что это повод с ней поиграть, и не открывают ей дверь, когда она с тяжелыми сумками возвращается домой. Мама в буквальном смысле бьется под дверью, требуя, чтобы дети открыли ее. А злые детки делают вид, что она – не их мама:

«Наша мама никогда ничего не забывает!»

«У нашей мамы руки розовые и мягкие, а твоя рука – красная и обветренная».

«У нашей мамы голос нежный и ласковый. Она никогда не кричит так громко!»

Мама трех заигравшихся сыновей должна испытывать ужас: к ней как бы бумерангом возвращается образ идеальной мамы, на котором, вполне возможно, она сама и настаивала, желая казаться детям совершенной (а может быть, и французских детей заставляют учить к какому-нибудь празднику стихи о безусловных достоинствах мам?).

И только когда мама перестает требовать и ругаться, когда она «сдается», принимает свое поражение и решает пропеть песенку козы из сказки: «Ребятушки, козлятушки, ваша мама пришла, молочка принесла!» – «пароль» срабатывает, и дети протягивают маме в щель почтового ящика забытый ключ.

Дети делают вид, что ничего не произошло. Но автор сообщает нам, что их наказали…

История очень сложная. Совсем не такая понятная, как про занятую маму. И видно, как во время чтения пятилетний ребенок мучительно пытается понять, на чьей же он стороне. Ему, очевидно, не нравится поведение детей. Но… Но разве он сам порой не изводит родителей своим поведением? Ой, как же трудно находить в себе силы не соглашаться с тем, что делают дети, когда ты угадываешь в них себя!

И как полезно эти силы находить.

Книга Маркуса Зауэмрана «Малыш и чудовище» (с иллюстрациями Уве Хайдшёттер) – тоже про отношения ребенка и мамы. И она, как и сказки Сергея Седова, тоже без четкого адреса. А это почти всегда означает, что в детские одежды нарядилась книжка для взрослых. Книжка только прикидывается детской – часто для того, чтобы не испугать взрослого темой и ее трактовкой, закамуфлировать сложные, даже ужасные метафоры под «доступные детям образы» ‒ ведь взрослые тоже хотят снисхождения и «сказочности».

«Малыш и чудовище» – история про развод. Но рассказана она не прямо: слово «развод» вообще не употребляется. Читателю просто сообщается, что мама героя, маленького мальчика, превратилась в чудовище – с этого история начинается. И мальчику теперь приходится жить с чудовищем – некрасивым, невнимательным, раздражительным и несчастным. В их отношениях много такого, о чем мы знаем из старой сказки «Красавица и Чудовище». Но здесь у героя нет выбора: он обречен любить чудовище и существовать рядом с ним. А есть ведь еще одно чудовище – папа, «приходящий»…

Если ребенок не знает, что такое развод (особенно – маленький ребенок), он не поймет причину всех этих превращений. Но, вполне возможно, притягательным для него окажется образ мамы-чудовища (а нарисован он «со вкусом» и в подробностях) – в его ужасности, «отрицательности», и с его потребностью в жалости. Ведь главное и удивительное, о чем рассказывают авторы книги читателю – это именно о жалости ребенка к родителям, о том, что ребенок их принимает, какими бы они ни были. И это, мне кажется, неожиданно и важно.

Собственно, родственный мотив звучит и в сказках Сергея Седова, только он там не акцентирован, даже ослаблен: в родителях, в мамах много странного, нелогичного, непонятного. И не только потому, что они взрослые или мамы. А просто потому, что во всех людях много странного, не всегда понятного.

И любить такого взрослого непросто. И проявлять свою любовь непросто. Вряд ли можно ограничиться чтением стихотворения на утреннике. А если у тебя плохая дикция? Или ты стеснительный?..

Мне кажется, это правильно, когда любовь к маме, к родителям предстает не автоматически заданным набором эмоций и поведенческих клише, а сложным, даже проблемным чувством.

Но эти проблемы – твои собственные. И ты сам должен учиться их решать.

В этом и заключается новый сдвиг в банальной и понятной теме «мама».

Марина Аромштам

_________________________________

Сергей Седов
«Сказки про мам»
Иллюстрации Татьяны Кормер
Издательство «Самокат», 2012

Элиза Роси
«Куда торопится мама?»
Иллюстрации Эстель Меенс
Перевод с французского Алины Поповой
Издательство «Поляндрия», 2017

Изабель Флас
«Мамин ключ»
Иллюстрации Анник Массон
Перевод с французского Алины Поповой
Издательство «Поляндрия», 2017

Маркус Зауэрман
«Малыш и чудовище»
Иллюстрации Уве Хайдшёттера
Перевод с немецкого Марии Юнгер
Издательство «Поляндрия», 2016

Послушать сказки Сергея Седова «Жила-была мама. Она была инопланетянкой» и «Жила-была мама. А сын у нее был Мальчик-с-пальчик»