3 июня, Петербург

Послезавтра уезжаем, готовимся: каждый собирает себе папку, в ней карандаши, ножницы, альбомы для записи впечатлений и рисования. Выбираем книги. Они должны быть а) нетяжелые; б) длинные – чтобы можно было прочесть в очередях на паспортный контроль; в) новые и интересные – замену найти в путешествии сложно. Тоше беру только что купленную «Покупал баран баранки» и сборник русских сказок, Лене (с некоторой опаской) – Карлсона, которого мы дважды начинали читать, но не осилили.

5 июня, паром Петербург-Хельсинки

Первый день путешествия. Отчалив от Морского вокзала, паром почти час плывет мимо петербургских грузовых портов. Завороженные небывалым зрелищем, дети наблюдают за происходящим с десятой палубы. Внизу снуют буксиры, лоцманы, стоят пароходы и десятки других судов. Из-за перегруженности впечатлениями перед сном читать не стали, но, глядя в иллюминатор, стали вспоминать книжки о кораблях, с которыми жили весь год. Я предложила «поздороваться» с Балтикой, вспомнив самое любимое стихотворение про море. Леня сначала заартачился, читать не хотел, но Тоша подал пример, вспомнив Барто: «Матросская шапка, веревка в руке!..» После него я прочитала «О, облака Балтики летом!» Бродского. Даже папа-художник, очень далекий от литературы, припомнил из своего детства «Плывет-плывет кораблик, кораблик золотой…». Тут и Леня решил выступить: только не со стихом, а с песней. Вдвоем с Тошей пропели «Дремлет притихший северный город…». Именно «Аврора» была первым кораблем, на котором они побывали и с которого началась их корабельная мечта. А я напомнила, что «Аврора» не раз проплывала тем путем, по которому сейчас плывет и наш паром, выходя из Финского залива в открытое море.

7 июня, паром Хельсинки-Стокгольм

Начали читать Карлсона. Обращаю внимание Лени на встречающиеся в тексте упоминания Стокгольма: завтра мы туда приезжаем. Леня дорос до Карлсона только сейчас, в 5,5 лет – в прошлом году начинали, но он слушать не стал. Теперь, после обожаемых им Эмиля и Пеппи, слушает совсем иначе, с наслаждением, не желая прерываться. Интересно наблюдать, как меняется отношение к Карлсону. Сначала, отождествившись с Малышом, Леня полностью «принимает» Карлсона, любит, ждет по-настоящему, радуется вслух: ой, ну наконец-то он прилетел! Но вот Карлсон начинает «подставлять» Малыша: портить вещи, улетать, обижаться. Леня реагирует очень эмоционально, зажмуривает глаза, закрывает лицо руками, прижимается ко мне. А в конце говорит: «Знаешь, мама, Карлсон хороший. Но его надо хорошенько научить доброте!»

9 июня, Стокгольм

Сегодня были в Юнибакене. Рассматривали памятник Астрид Линдгрен. Леня уже несколько раз спрашивал: «Правда ли, что Карлсон живет в этом городе? Или он уже умер? Это все придумано?» Сложно отвечать – не хочется ни врать, ни сказку разрушать… А когда знакомились с памятником писателю, ответ пришел сам собой: ты ведь придумываешь себе друзей, разные истории? Вот и Линдгрен так придумала.
Впечатления детей от Юнибакена совсем не совпали с моими ожиданиями. Я вела их туда, во-первых, ради виллы «Курица», воссозданной в этом музее. Леня все осмотрел, потрогал, потом заявил, что тут «плохо пахнет», ушел и больше в этот зал не возвращался. Во-вторых, ради домика Карлсона, мастерской Петсона и хутора Эмиля. Войдя к Карлсону, оба брата в один голос заявили: «Тут нет никаких паровых машин!» (этот эпизод читали накануне). Про Петсона сказали, что мастерская – как у дедушки в дачном сарае. А Эмиля в Юнибакене теперь вообще нет.
Но почти три часа дети провели в мире, который создал Jan Loof. Его зал наполнен всякими техническими устройствами из вторсырья – деревянный корабль, металлический самолет, какой-то замок-лабиринт. Я ничего не знала об этом человеке и не могла дать детям никаких пояснений. Вечером специально посмотрела в интернете – шведский иллюстратор, музыкант-саксофонист, актер, который с 1985 года ведет на шведском телевидении собственную детскую передачу. Оказалось, что он сам пишет и иллюстрирует книги для детей, которые известны далеко за пределами Швеции. Например, «Uncle Louie's Fantastic Sea Voyage» – жалко, что в России он не издан, к нашей морской теме очень подошла бы эта книга.

10 июня, Стокгольм

Читать почти не успеваем – дети и так перегружены впечатлениями. Сегодня допоздна гуляли по старому центру Стокгольма. Дома с черными крышами и мансардами – идеальное обиталище Карлсона. Леня ходил, запрокинув голову – вдруг за трубой притулился маленький домик? Вспоминал такой домик на крыше нашего петербургского театра Karlsson-haus, в котором он неоднократно бывал. Сегодня наконец решился попробовать знаменитые шведские «тефтельки», которые так любил Карлсон. Эти тефтельки с пюре – основное детское блюдо во всех кафе Стокгольма, но Леня его наотрез отказывался есть, хотя Тоша уплетал за обе щеки. Сегодня отведал и Леня. Понюхал, съел маленький кусочек, поморщился и сказал: «Фу, Карлсон, как можно есть такую гадость!»

13 июня, паром Стокгольм-Таллин

Опять плывем. Обследовав новый паром, Леня отказался играть в детской комнате: мамочка, ну давай еще почитаем про «Васу»! Собственно, «Васа» (единственный в мире аутентичный корабль XVII века) и была основной целью нашего путешествия – мы говорили о ней задолго до начала плавания, рассматривали фотографии. Леня полюбил «Васу» заочно, а уж при личной встрече с этим удивительным кораблем был в восторге. За шесть стокгольмских дней в музее «Васа» мы побывали три раза, причем второй и третий раз вел нас по музею Леня. Ему надо было еще раз рассмотреть скелеты моряков, найденные при подъеме, деревянные украшения кормы и носа, макет «Жизнь на борту», а самое главное – посидеть на реконструированной батарейной палубе с пушками. В музее купили книжку о «Васе» на русском языке. Обычный туристический путеводитель по музею, совершенно не детский, но хорошо иллюстрированный и грамотно составленный. Теперь «Карлсон» ждет в чемодане, Леня требует только «Васу» – и сам пытается читать, но текст взрослый, много неясного, поэтому читаю в основном я. По несколько раз перечитываем, обсуждаем непонятное, сравниваем книгу с собственными музейными впечатлениями.
Вдруг Леня замечает:
– Мамочка, по-моему, в этой книге больше написано, чем ты нам рассказывала.
Я соглашаюсь:
– Конечно, больше. Я сама многое впервые узнаю.
Леня молчит и думает. И делает важнейшее для себя открытие:
– Так вот зачем надо читать книги! Чтобы знать то, что еще не знаем!

14 июня, Таллин

Очень интересно наблюдать, как слова и выражения из книг проникают в детскую речь. Иногда Леня начинает разговаривать на придуманном языке – оказывается, это веселянский язык, с острова Веселии, на котором царствовал Эфраим Длинныйчулок. Там, на Веселии, Пеппи забиралась по отвесным скалам – и это слово, «отвесный», почему-то очень понравилось и запомнилось Лене. У него теперь и стены отвесные, и лестницы. А в финских шхерах он пытался забраться на валун, комментируя: «Как Пеппи на отвесную скалу».
Карлсоновское «пустяки, дело житейское» – постоянный рефрен и Лениной, и Тошиной речи. А еще Леня часто просит «что-нибудь на благотворительные цели», как Карлсон собирал конфеты при выступлении с ученой собакой.

15 июня, Таллин

В только что открывшемся таллиннском Морском музее есть гидросамолет, подводная лодка, ледокол, зенитные морские орудия, инсценировки морского боя. Тоше страшновато, но Лене все интересно. Вечером он сочиняет сказку, я за ним записываю дословно, ничего не исправляя и не комментируя. «Дзынь-дзынь-дзынь – начало сказки. Утром подводная лодка “Трубочка” стояла у воды. Ее номер 82. К ней пришел Леня, сел в нее. Потом пришли его рабочие, тоже сели в нее. Сильные краны оттолкнули подводную лодку от берега, и она быстро поплыла. Сначала она опускалась потихоньку. Потом быстрее. Когда она опустилась под воду, тут же подняла желтые фонарики – это означало, что она включила выхлопной дым. Когда она отплыла далеко от берега, она выключила выхлопной дым, погасила свои фонарики, спустилась на дно, и ее стало невидно». Дальше две страницы о встрече с другой подводной лодкой, которая чуть не села сверху на Ленину подводную лодку, но все закончилось благополучно.

Мне чрезвычайно понравилась идея «письма за ребенком», о которой Марина Аромштам рассказала в статье «От смысла к букве». Леня сказки сочинял давно, но вот записывать за ним я начала только после этой статьи. За месяц в Лениной тетради накопилось почти сорок сказок, и очень любопытно наблюдать за внутренней эволюцией ребенка-рассказчика. Первые сказки были посвящены игрушкам, которые Леня сам рисовал или делал из конструкторов или из бумаги – грузовику, кораблю, самолету. Сейчас уже в сказках действуют вымышленные устройства, их материальное воплощение перестало быть обязательным. Очень долго сказки строились по одинаковой схеме: как Леня сделал себе игрушку (встретился с ней), как она утром проснулась, как потом работала и как вечером ложилась спать. Сейчас схема усложняется, появляются циклы из нескольких сказок. В сегодняшней сказке, например, нет обязательной ранее концовки «Леня закрыл на ключик и отправился спать».
В первых сказках вообще не было прилагательных, только существительные и глаголы. Нынешние тексты уже наполняются цветами, формами, тактильными ощущениями, звуками. Появляются не только прилагательные, но и наречия, причастия, сложные предложения.
Каждая сказка обязательно имеет название «Как кто-то делал что-то». У нее обязательно есть дата (мы весь год отмечали дни на календаре, отслеживая смену месяцев и сезонов), и перед началом рассказывания Леня по календарю проверяет, какую дату поставить.
Во время рассказывания Леня всегда сидит рядом и смотрит, как я пишу. Ему очень нравится начинать сказку с чистой страницы и полностью заполнять лист, не оставляя пустоты в конце. Он всегда проводит черту в начале сказки и в конце, отмечая границы, а на полях ставит номер сказки и обводит в кружок. И непременное условие – прочитать сказку в конце. Его завораживает звучание придуманного им текста из моих уст, он исправляет неточности, подсказывает конец фразы. Однажды он дал свою тетрадку бабушке – и был очень рад, что и бабушка прочла сказку! Он научился диктовать, не торопясь, спрашивая, успела ли я записать.

16 июня, Таллин

Накануне я прочитала детям легенду о церкви Олевисте из старой советской книжки «Таллин в легендах», которая сохранилась в семейной библиотеке еще со времен моего детства. О том, как таллинцы строили церковь, чтобы ее видели корабли в море, как строитель Олев сорвался со шпиля и, ударившись о землю, окаменел, а изо рта его вылезли змея и лягушка. И вторую легенду – о юном стрелке Тоомасе и его изображении на флюгере ратуши.
Сегодня мы идем в Олевисте, и первым делом Леня ищет каменного Олева – действительно, на алтарной апсиде есть барельеф со скелетом и трудно угадываемой змеей. Лягушки не нашли, Леня расстроился. А на смотровую площадку на шпиле подниматься отказалась наотрез – а вдруг мы оттуда упадем, как Олев.
На обратном пути Леня продолжает свою недавнюю мысль о пользе книг: вот не прочитали бы мы вчера про Олева – и не знали бы, как опасно на шпиль подниматься!

17 июня, паром Таллин-Петербург

Последний день путешествия, за окном дождь, на палубу не выйти. Сидим в каюте, Леня рисует в своем корабельном альбоме, а мы с Тошей читаем сборник «Покупал баран баранки». Тоша еще и еще раз просит прочесть стихотворение Эммы Мошковской: маленький слонишка был маленький врунишка, а потом стал большим слоном и большим вруном. Пытаюсь объяснить Тоше, что значит «врун» и «врать». На помощь приходит Леня – он предлагает сыграть в фантазеров (благодаря «Фантазерам» Носова мы очень полюбили эту игру – придумывать все подряд). Леня фонтанирует: «А я сегодня съел десять тортов!», «А я плавал на “Васе”»!», «А я летал с Карлсоном над морем!». Тоша сначала не понимает, пытается остановить Леню: не надо! Не надо! Но увидев реакцию взрослых, которые смеются над Лениными выдумками, тоже начинает: а я… а я… Съел пять тортов! – Теперь ты врунишка? – спрашиваю его.
– Нет, я Тоша! А врунишка – Леня!

Анна Рапопорт

Фото автора