Когда я заметила, что номера страниц в книгах интересуют ребенка чуть ли не больше картинок, то задумалась над подбором соответствующей литературы. Очень кстати в доме нашлась тонкая книжка Самуила Маршака «От одного до десяти. Веселый счет», с иллюстрациями Конашевича ‒ купленная давным-давно в букинисте и точно такая же, как в моем собственном детстве. На ее страницах обитают гибкие длинноногие ожившие цифры, советские школьники и загадочные крохотные человечки. Крошечные мальчики и девочки в ярких юбках катаются на двойках, мирят поссорившиеся друг с другом единицы и тайком пробираются в детские комнаты, таская детские, весьма достоверно изображенные, чулки и башмаки.

В свое время меня пленяло в иллюстрациях Конашевича сочетание осязаемости нарисованного мира и его условности. Некоторые цифры в книге похожи на изогнутые человеческие фигуры, другие – превращаются в предметы. Тройка – рыболовные крючки, шестерка – замок, семь ‒ кочерга. Сын тщетно пытается найти в печке-буржуйке замаскированную цифру – будто ее замысловатый силуэт не может появиться на картинке просто так.

Художник оставляет цифрам много воздуха. Они свободно прогуливаются на зеленоватых полях, окруженные любопытными человечками. Каждая цифра для человечков – новое явление и значительная фигура, они смотрят на нее снизу вверх, но совсем не боятся ‒ хватают ноли за бока и отважно орудуют не по размеру крупной кочергой-семеркой. Сейчас мне кажется, что, используя подобный масштаб фигур, художник схватывает момент увлеченного открытия. Мой сын смотрит на номера домов примерно с тем же выражением.

Листая страницы Маршака, я подумала, что считать можно не только предметы. Девять – это время «отбоя» и время начала школьных занятий. Разворот, посвященный цифре семь, изображает ход учебной недели. Четверка разворачивает перед нами комнату в плоскости так, чтобы были хорошо видны все ее четыре угла. Счет – казалось бы, прикладное занятие – получает свое собственное «некоторое царство-государство». В книжке, яркой и достоверной, живет свободная математика, не привязанная к исчислению яблок или конфет. Шесть котят, пять пальцев можно пересчитать, а ноль ‒ нет, но он от этого не теряет лица и характера.

Больше других сыну нравятся поссорившиеся единицы и огромная кобылица-двойка.

Две сестрицы ‒ две руки
Рубят, строят, роют.
Рвут на грядке сорняки
И друг дружку моют.

Месят тесто две руки –
Левая и правая.
Воду моря и реки
Загребают, плавая.

Чтение на ночь сын сопровождает жестами, сам себе придумывая развивающее упражнение про «лево» и «право». Поет про четыре ножки мышки и кошки (обилие на страницах книжки котят ‒ отдельная радость). После недели непрерывного чтения почти не путает цифры шесть и девять.

В общении сына с Маршаком завораживает возможность увлечься чем-то с нуля и свободный, ничем не обусловленный выбор предмета этого увлечения. Почему цифры? Старшая дочь в его возрасте предпочитала дорожные знаки. Только в одном мои наблюдения дают сбой: никак не пойму, отчего ребенок наотрез отказывается слушать стихотворение про матрешек с любимой восьмеркой.

Софья Сапожникова